время весенней уборки — и май разламывает затылок,
копается в грудной клетке, укоризненно бормоча:
„зачем тебе эта рухлядь? здесь столько пыли, здесь всё застыло,
зачем тебе эти двери, к которым не подобрать ключа?
давай всё вычистим, пусть
будет воздушно-солнечно-серебристо”
но я не соглашаюсь, судорожно дёргаюсь, мол, не тронь,
открытие каждого шкафа чревато паническим приступом,
из каждого выползет монстр, выворачивающий нутро.
мне очень стыдно оправдываться подобным трусливым вздором,
я знаю, что если бездействовать — не вылечишь ничего.
один из шкафов стоит прямо у входа, посреди коридора,
ужасно мешает ходить и дышать. и вот,
берусь за дверную ручку, долго слушаю всхлипы сердца,
убеждаю себя, что справлюсь, что не случится беды из-за…

опускаюсь на пол, спиной прислонившись к дверце.
закрываю глаза.
Леди Лайя

На тумбочках и шкафчиках висят маленькие аккуратные замочки, на тех шкафах, что покрупнее — и замки стоят более серьёзные. На иных — не по одному. На всё это железо ты угрохала в своё время немало денег, и ещё ты всегда помнишь, где у тебя молоток и гвозди, чтобы в случае чего прибить отвалившуюся от шкафа доску. Порой ты просыпаешься по ночам от шума, доносящегося из какого-нибудь из них, вскакиваешь и несёшься проверять, всё ли хорошо.
А потом однажды приходит он.
Ты сама вводишь его в дом. Ты сама стаскиваешь его за руку с картины на стене или — что ещё вероятнее — вытягиваешь из книжных полок. Стряхиваешь с его лица книжную пыль, будишь и говоришь: поживи тут пока.
И уходишь сама. Сворачиваешься клубочком где-нибудь в углу дивана и в полудрёме иногда поглядываешь на него из-под полуприкрытых ресниц.
А он даже почти не удивляется. Он садится в твоё любимое кресло, как в своё, он хлопает дверью холодильника в кухне, он готовит там что-то такое, что до тебя доносятся странные незнакомые запахи. А потом, осмотревшись вокруг и привыкнув к твоему дому, он лезет на верхние полки и безошибочно выбирает именно ту, на которой ты хранишь ключи. Ты сама не очень-то помнишь это место, точнее, очень стараешься не помнить, но он откуда-то знает.
И, конечно, он совершенно спокойно открывает самый большой и шумный шкаф, откашливается от скопившейся там пыли и выводит оттуда за руку его обитателя. И ты как-то не успеваешь отследить этот момент, ты мирно подрёмываешь в углу, а потом как-то оказывается, что они успели подружиться и мирно прямо на полу гоняют твои же чаи. И им хорошо. И тебе почему-то — тоже: ты даже не очень хорошо понимаешь, что должна была вообще-то испугаться.

А потом время его вписки заканчивается, и ты хочешь смести его обратно в книжную полку, но он помещается туда с огромным трудом и всё время норовит вылезти. Не сразу получается загнать обратно и монстра, выпущенного им — потому что ты помнишь всё, что помнит он, и ты прекрасно помнишь, как хорошо им было вдвоём. Да и монстр помнит это не хуже тебя.
И тогда ты со вздохом идёшь в магазин за новыми замками: теперь придётся запирать ещё и полки, да и на шкаф стоит повесить ещё один. И готовишься к очередным бессонным ночам.
Ну или — выпускаешь его снова, садишься на любимый диван напротив него и спрашиваешь: слушай, как это тебе удалось подружиться с этим созданием? Я, знаешь ли, тоже хочу.