Надо сказать, что я не верю в вечную любовь.
Тут Асенька писала прекрасное про Лондон, ну так вот: для меня любовь-до-гроба — это что-то такое, ну, как столица Замбии. Я слышала, что где-то существует Замбия, и догадываюсь, что у неё, наверное, должна быть столица, но слабо представляю, на что она может быть похожа, и всячески сомневаюсь, что туда когда-нибудь занесёт меня. Нет, конечно, всякое бывает, но.
Я могу предположить, что бывают люди, которые способны однажды взяться за руки и после уже не расставаться никогда. Но совершенно точно я к их числу не отношусь и вряд ли когда-нибудь буду. Где-то там, в подкорке, я всегда знаю: все, кто сейчас рядом со мной, когда-нибудь уйдут. Кто-то — завтра, кто-то — через пять лет, кто-то — вместе со смертью, моей или его, но мы так или иначе однажды расстанемся.
Просто потому что люди меняются. Это правильно, так должно быть. Более того: это прекрасно.
В этом действительно совершенно нет никакого ангста. Это не значит, что я постоянно жду этого расставания и готовлюсь к нему. Никто не знает, когда оно случится, а значит — вот именно сегодня можно жить так, как будто его не будет никогда. Некоторые вещи не стоят того, чтобы о них задумываться.
Вот разве что я не строю планов в жанре „как мы проживём всю жизнь вместе и умрём в один день, взявшись за руки”. Хотя грешен и я: было дело, лет в шестнадцать, что ли.
Это, наверное, одна из причин, по которым я не хочу замуж.

Не единственная, впрочем.
Мне в теории вполне понятно желание кому-то принадлежать и быть только вдвоём. Но с каким бы уважением я к такой позиции ни относилась, — сколь-нибудь близкой мне она от этого не становится. Мне не очень понятно слово „измена”, и мысль о том, что я могу быть чьей-либо девушкой, меня несколько пугает. Я хронически полигамен и стараюсь по возможности периодически говорить об этом вслух, чтобы люди знали, с кем имеют дело.
Я не вижу нужным ни скрывать этого, ни бороться, вгоняя себя в искусственные рамки общественной морали. Видели мы таких, пытающихся; грустное зрелище: кстати, вот именно за это я и не люблю Ромео Монтекки. Был бы он хотя бы честным ловеласом.

То, что принято называть „отношениями”, для меня — странная какая-то, непонятная вещь из другой вселенной. И уж тем паче мне непонятно всеобщее стремление себе эти самые отношения завести.
Я всегда воспринимала любовь и дружбу как что-то очень близкое, мне, как и Асеньке, сложно провести черту между ними; и мне всегда казалось, что любовь, как и дружба, должна возникать как-то сама. То есть если вот этот конкретный человек достаточно прекрасен, чтобы вызвать у меня чувства, то эти самые чувства появятся всё равно, так или иначе; а если нет — нафиг оно тогда надо вообще?
Поэтому попытки кого-то склеить, закадрить, вообще устроить-свою-личную-жизнь, все эти девочки и мальчики, носящиеся вокруг с голодными глазами, вся эта теория флирта и наука страсти нежной у меня вызывает реакцию вполне однозначную: округлённые глаза и удивлённое „чо?”.
Когда же подобные вещи пытаются применить ко мне, мне тут же становится очень смешно, я встаю в позу, картинно зеваю и смотрю этак иронически: ну, давай-давай, удиви меня.
Пока, кажется, ни у кого не получилось. Мне быстро становится скучно, и я перестаю реагировать вообще.
Кстати, таким балуются как раз-таки мальчики. За девочками я ещё ни разу не замечала упорных попыток мне понравиться.
Может, именно поэтому девочки нравятся мне больше?