Я долго за это не бралась именно потому, что тема крайне близкая. Если быть совсем честной — это половина моей биографии. Если не больше. В итоге у меня получилось повествовательное псто о том, что, в общем-то, в этой днявочке и так отражено всесторонне. Но уж что вышло — то вышло.
Ди — спасибо за тему.

И ты растёшь с этой мыслью о том, что по-другому не бывает. Что люди идут сначала в детский садик, потом в школу, потом в некий загадочный "институт", а потом на не менее загадочную "работу". И иначе никак, и так правильно, и только так.
Иногда ты сталкиваешься с разными странными людьми, которые делают иначе (скажем, уходят из школы после девяти классов, а то так и вовсе бросают её в восьмом и идут работать) — и они тебя удивляют, и ты просто выбрасываешь их куда-то за пределы своей вселенной: ну ладно, бывает и так, но где-то там, а уж со мной-то обязательно всё будет как должно.

И вот приходит одиннадцатый класс, и информационное пространство взрывается от разговоров о том, какие ЕГЭ сдавать и куда поступать, и бесишься — да сколько можно-то?! — но в том, что не в последнюю очередь тебя злит тотальная неопределённость твоего собственного будущего, — конечно, не признаёшься. Разве что про себя.
И ты сдаёшь чёрт знает что и поступаешь чёрт знает куда, лишь условно определив направление; ты задумываешься о языках, а попадаешь в итоге на ГМУ, потому что прикольно звучит; но вот наконец всё позади, и ты — студент.

И ты не замечаешь, в какой момент начинаешь по-страшному прогуливать пары (в школе такого никогда не случчалось) и засыпать на тех, на которые попадаешь. И принимаешь как должное шамкающего препода по микроэкономике и орущего — по макроэкономике, и честно пытаешься решать интегралы, и почти даже получается. И ты засыпаешь в слезах на железной общажной кровати; тебе тоскливо и очень одиноко, но ты ещё пытаешься что-то делать; ты же любишь Питер, в конце концов, и экономика тебе тоже вроде нравилась. Ведь нравилась же?
И всё в общем-то нормально, особенно когда во втором семестре наконец устраиваешь себе круг общения, и ты в какой-то момент даже почти начинаешь нормально учиться…

А потом приходит апрель и май, и тебя ломает этот диссонанс между прекрасным миром и местом учёбы: он слишком разителен и зияющ. В довершение всего тебя заставляют писать эссе в жанре говорильни, и ты глядишь на тему его и понимаешь: боже, это же ужас. И ты, бросив всё, укатываешь поступать в Москву.
И ты занимаешься там чем угодно, только не поступлением, и, конечно, тебя никуда не берут, и ты возвращаешься где была.

И тогда тебе становится холодно. Холодно и мучительно. Ещё полгода ты как-то трепыхаешься, но всё чаще пропускаешь пары и всё чаще спишь на лекциях по теории вероятности: их ведёт пенсионного возраста дядечка с палочкой и голосом столь монотонным, что непонятно, что за ним записывать; кроме того, дядечка не то чтобы имеет фефект фикции, просто когда он говорит слово "распределение", хочется скрежетать зубами от отвращения.
После одной из пар тебя натурально будят.
И вот так ты два модуля ещё пытаешься ожить, но экзамен по теорверу ты, конечно, заваливаешь: три раза подряд.
И осознание, что ты больше здесь не учишься, вызывает почему-то не истерику, а глубокий вздох облегчения.

И ты то ли живёшь в этом городе, а то ли выживаешь: но совершенно точно ты счастлив — хотя спишь в спальнике на деревянном полу, хотя обнимаешься по ночам с обогревателем и ходишь в душ по знакомым.
И вот в этот-то момент до тебя наконец начинает доходить.
Именно сейчас, когда этот вуз для тебя — уже позади, а история внезапно начинает повторяться с людьми вокруг тебя (этот не доучил, тот недосдал, вон тот бросает уже второй вуз сразу по ряду причин, а у этой не хватило денег на оплату сессии), — вдруг понимаешь: а ведь ничего страшного.
И тогда со всей ясностью вдруг приходит осознание того, что всё не так линейно, как ты учила с детства. Что вариантов множество; и если кому-то достаточно ПТУ, кто-то меняет четыре вуза, а кто-то бросает всё и идёт работать — это нормально. Что нет ничего плохого в несоблюдении классического сценария.
И это оказывается очень круто, почти внезапное прозрение.

А потом ты, конечно, поступаешь снова, и, конечно, никаких уже ГМУ — только родной и любимый английский. И весь первый семестр удивляешься тому, что, оказывается, преподы могут быть адекватны, в группе бывает десять человек, а не тридцать, и с ними порой даже можно общаться. И радуешься, понимая, что вот уже идёт второй курс, а тебе всё ещё не хочется свалить отсюда куда-нибудь к чёрту на кулички.
Но это уже совсем другая история.