самое первое...я находилось под безумным впечатлением после смерти одного очень близкого мне человека...

Он сидел на полуразвалившемся диване и смотрел на толстый слой пыли, который покрывал то и дело мигающую лампу. Сейчас. Сейчас он встанет и вытрет его.
С тех пор, как он остался один, их и без того убогая квартира превратилась в настоящую свалку – книги, газеты и какие-то листочки лежали вперемешку с чашками из-под кофе, пультом от телевизора, который давным-давно ничего не показывает, пачками из-под сигарет, журналами и всякой ерундой. Учебники и тетради бесполезной грудой лежали в углу. Он так и не окончил десятый класс. Может быть, когда-нибудь, когда жизнь наладится, кто знает, когда это будет, они опять ему пригодятся.
Он почти сумел справиться с шоком, после того, как мать умерла после трехмесячной комы. Сестра не смогла. Его маленькая тринадцатилетняя се-стренка сейчас находилась в лечебнице, рядом с настоящими психами. Он был там вчера. Около спокойных, тупо смотрящих в одну точку, и буйно по-мешанных пациентов, его сестра казалась чем-то лишним, совершенно слу-чайно попавшим туда. Когда он вошел в палату, она со всех ног кинулась к нему. Ее маленькое, так сильно похудевшее тельце прижалось к нему. Она дрожала, в палате было невыносимо холодно. Она умоляла забрать ее оттуда, плакала и говорила, что сможет жить дома, что здесь ей не место, но он знал – вернись она дома, где все напоминает о матери, она опять вернется в тот, свой мир, из которого ее с большим трудом удалось вытащить. Все те три месяца, что мать провела в больнице, они жили вдвоем. Они часто говорили о том, что их ждет в будущем, и он знал, что его сестра верила, непоколебимо верила, что скоро мама придет в себя и у них все будет, как раньше. Он и представить себе не мог, что творилось в душе маленькой, всегда такой солнечной девчушки после того, как все то, во что она так верила, рассыпалось на кусочки. День за днем они приходили в больницу – он с самого утра, а девочка после обеда – она продолжала ходить в школу – они сидели там, рядом с ее кроватью и ждали, что вот, может быть, сейчас она откроет глаза и все будет хорошо. Сердце кровью обливалось, когда он смотрел, как его сестренка сжимала своими тонкими бледными пальцами не менее бледную руку матери и уговаривала ее проснуться: «Мама, - по ее щекам катились слезы, - мамочка! Пожалуйста, не оставляй нас, пожалуйста, вернись, мы не сможем одни, пожалуйста, мамочка!». Слова прерывались судорожными рыданиями. А он смотрел и не понимал, как вот, казалось бы, за одну недолгую минуту, все так круто изменилось. Пьяный водитель выскочил из-за поворота, никто не успел ничего понять. И все.
Как тяжело было говорить сестре о смерти матери. «Прости, солнышко, мы теперь должны надеяться только на себя!». Она смотрела на него, в ее глазах плескались ужас, боль и попытка не поверить в его слова. «Нет! – она кричала, плакала и умоляла его сказать, что это неправда, - Нет, пожалуйста, это не так! Скажи мне, что это не так!». А что он мог сказать?
И вот, он сидит один на диване и думает о том, что же делать. Он устроился на временную работу. Денег хватало только на то, чтобы купить поесть и покурить. Раньше он не курил, а теперь почему-то стал. Наверное, он пытался забыть, и сигаретный дым ненадолго уводил из действительности. Итак, денег не было, сил уже тоже. Как же он будет кормить сестру? Его размышления прервал телефонный звонок.
- Алло? – он сам удивлялся, каким безразличным и пустым стал его голос.
- Алло. Это я. – сестра.
- Откуда ты звонишь? – он резко сел. Не хватало еще, чтобы она сбежала из больницы.
- Из отделения. Мне дали позвонить. Они просят, чтобы ты приехал. Не знаю зачем.
- Когда? – он судорожно пытался вспомнить, куда положил ключи. – Это срочно?
- Нет. Завтра.
- А что случилось?
- Не знаю, но я надеюсь, что они хотят меня отпустить. Пожалуйста, приезжай как можно раньше, если это так, то забери меня отсюда!
- Ладно, солнышко, я приеду утром. Спи, ладно?
- Ладно, пока.
Она повесила трубку. Первым его порывом было тут же позвонить туда, чтобы опять услышать ее голос, сказать ей… да неважно что, главное услышать ее голос, такой живой, теплый. Как он по ней скучает! Он посмотрел на часы. До утра было еще долго. Он опять задумался. Что же ждет его завтра? Вот уже четыре месяца сестра находится в больнице, но даже поначалу, когда она ни с кем не хотела говорить, почти не ела и не спала, даже тогда, его ни разу не просили приехать.
Он не спал уже очень давно. Он просто боялся засыпать, он боялся, что ему опять приснится больница, их мать, опутанная проводами, лежащая на совсем плоской подушке. Она всегда была очень бледной. Тихо пищал аппарат для измерения пульса. Ее красивое, такое спокойное и ласковое лицо как-то не вязалось со всем, что ее окружало здесь. Ей куда больше подходила та милая домашняя картина, которую можно было застать, войдя к ним в дом пару месяцев назад. Тогда все было хорошо. Сестренка сидела и мирно шур-шала карандашом по бумаге, он читал какую-то книгу, раздавался звонок в дверь – пришла мать. Девочка отбрасывала карандаш и бежала в маленькую тесную прихожую. «Мамочка, - даже из соседней комнаты он чувствовал, что они обе улыбаются, – мама, ты пришла! Я рада! Ты мне поможешь с алгеброй?». Он смеялся. Гордая сестричка ни за что не попросит помощи у брата, ласково называвшего ее мелкотней. «Нет, детка, попроси брата». С кислым выражением лица из прихожей появлялась сестра. «Поможешь?»… ему казалось, что так будет всегда… Незаметно, погрузившись в свои мысли, он уснул.
Утром, наскоро засунув в карман ключи от дома и яблоко для сестры, он пошел в больницу. Солнечное утро совершенно не соответствовало его душевному состоянию. От всей души он надеялся, что ничего страшного не случилось.
Прохладный больничный вестибюль встретил его тишиной – было слишком рано, хотя и в обычное время посетителей было не так много. Молоденькая сестра отвела его в кабинет врача.
- Садитесь, пожалуйста! – сухонький старик, в очках с толстыми линзами, на врача-психотерапевта не очень похож.
- Спасибо, я постою!
- Как хотите. Хочу поговорить с вами о вашей сестре. Мне кажется, ее пора забрать отсюда.
- О Боже!
- Что такое? Обычно, когда я сообщаю такое, все радуются.
- Вы не понимаете. Ладно, я заберу ее.
- Дело в том, что я не предлагаю вам забрать ее домой. Я хочу сказать, вы должны отвести ее в другую больницу.
- Зачем? У вас, что, нет мест?
- В нашей помощи она больше не нуждается. Но ей нужна профессиональная помощь врача другой специализации. У нее рак.
- Что???
- Ну да, рак. Мы долго не могли понять, почему она так стремительно худеет, а вчерашний анализ крови показал раковые клетки в области легких. Болезнь уже основательно запущена. Две-три недели и вам придется с ней попрощаться.
Как он мог так спокойно об этом говорить? Лицо врача не выражало ниче-го, как будто он говорил о прогнозе погоды на следующую неделю. Господи, за что же это?!
- Вы можете забрать ее прямо сейчас.
Он медленно, как будто в тумане вышел из кабинета и пошел по направ-лению к палате. В мозгу тупо звучало это ужасное слово: «Рак». Он навсегда запомнит его. Оно будет преследовать его всю оставшуюся жизнь. А много ли еще осталось, он не знал.
- Я заберу тебя отсюда.
Она опять улыбалась. Это была уже не та солнечная и счастливая улыбка, но все ее лицо снова озарилось. Она плакала, обнимала его, говорила что-то про дом, про то, как они будут жить, а он не мог сказать ей этого ужасного слова. Он не мог. Она была для него дороже всех на свете, и он не мог смириться с мыслью, что скоро ее потеряет. Две-три недели. Это же так мало. Он хотел сказать ей все, что любит ее, что сделает все, что в его силах, лишь бы продлить ее жизнь хоть ненадолго, хоть на день. Он хотел сказать ей все-все, что он так долго держал в себе, но не мог.
- Солнышко, мы поедем не домой.
- Как? Почему?
- Врач сказал, что ты должна лечь в другую больницу на пару недель.
- Зачем? Я больше уже не хочу! Я в порядке! Правда. Забери меня домой!
Он молчал. А что он мог сказать? «Прости, солнышко, у тебя рак!»?
- Они должны убедиться, что ты полностью готова к возвращению домой.
Он больше не мог говорить ей ужасную правду. Он слишком долго смотрел на ее слезы, которые появлялись всякий раз, когда он говорил ей правду. На этот раз, когда он обязан был сказать, когда правда касалась ее жизни, он промолчал. Он дал ей яблоко и все дорогу до уже другой больницы она вертела его в руках.
Через два дня он пошел навестить ее. Она сидела на кровати и что-то увлеченно рисовала. Он остановился и смотрел на нее через застекленную дверь. Она не выглядела больной, если не считать мертвенной бледности и болезненной худобы. Он смотрел на ее лицо, такое знакомое и такое близкое, на ее тонкие руки, которыми она обнимала его, когда он приходил в психиатрическую лечебницу, он смотрел на ее худенькое тельце, в детстве она часто приходила к нему ночью и, забравшись по одеяла, прижималась сильно-сильно, а он сквозь сон чувствовал ее тепло и знал, что ей просто приснился страшный сон. От кошмаров он мог ее защитить, обняв покрепче и прошептав на ухо: «Это просто сон!», но как защитить ее от страшной болезни, нависшей над ней, как бы ему хотелось сейчас обнять ее и сказать: «Не бойся, солнышко, это просто сон!». Он не мог.
С трудом открыв тяжелую дверь, он вошел в палату. Она посмотрела на него невидящими глазами.
- У меня рак, да?
Сердце словно остановилось.
- Прости, солнышко, я не мог сказать. Откуда ты знаешь?
- Я прочитала на истории болезни у сестры.
- Я не знаю, что сказать, но поверь, я сделаю все, чтобы продлить твою жизнь. Я не отпущу тебя без борьбы.
С каждым днем ей становилось все хуже и хуже. Она перестала есть, почти ни с кем не разговаривала. Он не знал, как помочь ей, как приободрить. Впервые в жизнь он остро почувствовал эту смерть, нависшую на их жизнью. «Она не может умереть, – твердил он себе день за днем, - Она сильная, она не может просто умереть!» И тут же понимал, что это неизбежно.
Через несколько дней, шесть или семь, он точно не знал, придя в палату, он увидел, что она лежит на подушке, вся в проводах и трубочках, а вокруг нее стоит огромная толпа врачей. Он тут же вспомнил мать. Нет, ему не пережить еще одной потери.
- Вы можете попрощаться. – врачи ушли.
Он подошел к кровати и сжал ее тонкие холодные пальцы своей ладонью.
- Вот и все. – было видно, что слова даются ей с трудом.
- Прости меня, ладно, я должен был заметить все раньше.
- Ты не виноват. – ее слова звучали тише шепота ветра.
Она, морщась от боли, достала из-под одеяло яблоко. Оно выглядело красным и праздничным, он с трудом сдерживал слезы. Она слабо улыбнулась.
- Я люблю тебя, солнышко.
Она мягко вложила яблоко в его руку.
- Я тоже тебя люблю…
И все.
[640x480]