(Саша Филипенко «Кремулятор»; «Знамя» № 2-3, 2022)

У Филипенко приключился-таки звездный час: официально признан жертвой цензуры. «СХТ не атрымаў дазвол на спектакль “Бывший сын” паводле рамана Сашы Філіпенкі», – сообщил сайт белорусского ПЕН-центра. У нас, однако, находят, что терновый венчик сочинителю к лицу: целый букет премий, последняя – «Ясная Поляна» в номинации «Выбор читателей». Не говоря о постановках в «Гоголь-центре» и Александринском театре и других приятных мелочах, вроде поездки на Salon Du Livre. Ну, еще бы: ведь ум, честь и совесть глянцевой эпохи. Наравне с Ксюшей Собчак и прочими достойными селебрити.

И все бы хорошо, да что-то нехорошо. Я даже знаю, что именно.

Была в советские времена такая эстетическая категория – высокий идейно-художественный уровень. Теоретически размытая, но практически легко достижимая: берем газетную передовицу и пересказываем своими словами. Прошло тридцать лет, но метода незыблема. Разве что содержание передовиц поменялось.

С.Ф. отродясь не писал ничего, кроме псевдосоциальных лубков.

В «Травле» высокопоставленный чиновник обносил богатые хаты: «Каждое такое ограбление – это десятки миллионов долларов». Без комментариев.

В «Красном кресте» мужа героини расстреляли в 37-м, а сына посадили в 39-м: «Этих людей советская власть уничтожила только за то, что, живя здесь, в Беларуси, они разговаривали на родном языке». Да-а? А куда прикажете девать лауреатов Сталинской премии Якуба Коласа с «Дрыгвою» или Янку Купалу с «Песняй будаўніцтву»?

В «Возвращении в Острог» вся инфрастуктура областного центра состоит из тюрьмы, завода и детдома: «Зэка, откинувшись, годами без работы сидят!» И снова без комментариев.

«Кремулятор» – очередное эпическое полотно ровно того же свойства. О сталинских репрессиях, как же без того. Текст еще в зародыше был обречен на провал – как минимум по двум причинам.

Первая: профессиональная деформация, о чем я уже не раз докладывал. Что бывший гэгмен «Перисхилтона» вынес из-за голубого экрана? Выхолощенный язык – в сложных конструкциях зритель увязнет: «Мне нравятся короткие отрывистые фразы» (интервью «Собаке.ru»). Отсутствие описаний – их на ТВ заменяет видеоряд: «Лев Толстой исключительно подробно описывает каждого своего героя. Зачем тратить на это полторы страницы?» (там же). И, наконец, эффект Даннинга-Крюгера: «Я думаю, что у меня к обществу больше претензий, чем к самому себе» (интервью Esquire).

И вторая: вряд ли паренек 1984 года рождения способен сказать о ГУЛАГе больше Шаламова или Керсновской. Филипенко монтирует текст из общих мест: если жертва – то безвинная, если следователь – то садюга, если тюрьма – то филиал ада на земле. Но чтоб до этих истин доискаться, не надо в преисподнюю спускаться. ЧИТАТЬ ПОДРОБНЕЕ