В свое время Иличевский объявил: «Для читателя невозможно писать, это запрещенный момент. Нужно писать только для себя, в лучшем случае для Бога».
С тех пор так и работает.
Читатель в авторской системе координат и впрямь лишняя величина. А потому для публики надо оборудовать соответственный ландшафт: с трясиной вязких метафор, с буреломом флэшбеков и ретардаций, имеющих весьма косвенное отношение к сюжету, и бездонными риторическими пропастями. Анемичные аборигены этих заповедных мест азартно предавались интеллектуальному онанизму.
Р. Сенчин «Русская зима. Две истории бегства»; М., «Редакция Елены Шубиной», 2022
Сенчин и впрямь работает по шаблонам полувековой давности. Из текста в текст кочует неприкаянный ушлепок – точная копия вампиловского Зилова. Заняться ему абсолютно нечем, кроме воспоминаний, по образу и подобию того же Зилова. Апатия, анемия и абулия вроде как продиктованы социальным контекстом, но его анализом автор себя не особо утруждает: наука-то не дворянская, на то есть рецензенты. «Барби», «Зима», «Дождь в Париже» – и что еще там?.. Концерт варганной музыки продолжается.
Новый сенчинский сборник открывает повесть «У моря» – почти точная копия «Зимы» (2015). И там, и сям – экзистенциальная, куды не на фиг, драма в декорациях приморского городка. Которые, ясен пень, до тошноты одинаковы:
«Торчат до сих пор этакие полуразвалины, заросшие травой и кустами» («Зима»).
«Виднелся бугор, а на нем развалины крошечного здания вроде бетонной трансформаторной будки» («У моря»).
Протагонист постарел на добрый десяток лет, но вполне узнаваем: там – рантье в ожидании курортного сезона, тут – средней руки сценарист, что заработал себе денег на год-другой отдыха. Делать обоим, по большому счету, нечего. Ну, будут до одури бродить по окрестностям, – символ, кстати, тоже родом из 60-х: попытка выйти за обозначенные эпохой рамки. Ну, покурят, чтобы время убить. Ну, заглянут в ресторан со скудным зимним меню и закажут солянку. Ну, вспомнят какие-нибудь детские радости: мороженое или сладкую вату.