Еду в автобусе из универа. Напротив меня она, близко-близко, не касаясь,в каких-то миллиметроах, будто боится случайно разбиться об меня. Смотрю на нее, и на меня внезапно накатывает ощущение беды, предчувствие трагедии. Она слишком красивая, слишком хрупкая, будто кто-то специально создал ее в противовес дождливому дню, грязному автобусу, серой толпе.
Тонкий красивый нос, острый подбородок, правильный овал лица, серые серьезные, немного вопрошающие глаза, красивый рот, припухлые губы, руки с просвечивающимися синеватыми венками и длинными ухожеными пальцами.
Ей девятнадцать, но вместе нам тридцать семь, и это чувствуется слишком сильно. В ней все как-то слишком, и кажется, сейчас разобьется, растает, исчезнет, ведь так не бывает, это все сказки.
Я быстро рисую летящими пальцами на запотевшем стекле и быстро стираю. "Ну не надо" - просит она тихо. Я одими губами шепчу: "ну что ты, что ты", - рисую и стираю, рисую и стираю.Нас раскчивает в трясущемся автобусе, два хрупких цветка, две снежинки, тысячилетия пролежавшие на вершине скалы, две стеклянные бабочки.
Выбегаем из автобуса, несемся домой. Дверь получается открыть только с пятого раза. Ощущение томительно-хрупкого, болезненно-прекрасного видения-здесь,на ладони, почти ускользает. Открываю глаза вижу ее, этого красивого взрослого ребенка. Она - радуга, рассвет, капля, она - солнце в окнах, падающая звезда, волна по песку... Она прекрасна, а прекрасное так хрупко и мимолетно, что хочется плакать...