Десять лет назад, когда ребенку было два года и прогестерон, соответственно, в организме иссяк, я решила, что пора синтезировать его лабораторным путем и о себе вспомнить. Тогда я познакомилась с Колей.

Коля был рослый синеглазый брюнет, говорил на трех языках и ездил на Вольво. Бизнес у него был наукоемкий, голос - тихий, а сам он был такой слегка нервный и минорный, не какой-нибудь жизнерадостный кретин. Коля был мечта интеллигентной девушки. Я была девушка неинтеллигентная и классифицировала его просто как годного чувака.

Поладили мы сразу и надолго. Несколько месяцев мы встречались в каких-то тихих кабачках и сладко сплетничали, и ржали, и рассказывали друг другу истории из жизни, и перебрасывались цитатами. Со стороны мы могли сойти за пару с большим стажем - оба красивые, непростые и очень дружные.

Парой мы, однако, не были. И это было странно и удивительно, и оба мы чувствовали, что здесь что-то не так.

Первым об этом заговорил Коля. Не странно ли тебе, дорогая, сказал он, что в наших отношениях отсутствует эротическая составляющая?

Безусловно, сказала я, этот феномен еще ждет своего исследователя.

На самом деле исследовать там было нечего. Избалованный Коля желал чесать свое эго об чужую преданность, а неизбалованная я хотела, чтобы занимались мной, а не своим эгом. Наше бессознательное мгновенно сделало скан объекта и пометило его штампом "несъедобно".

Это потому что рациональное начало принуждает нас игнорировать телесные импульсы, сказал образованный Коля. Необходимо создать ситуацию, когда телесные импульсы не подавляются рефлексией и могут свободно проявиться.

Я подумала, что вообще-то вся наша жизнь - такая ситуация и стоит ли огород городить. Но я была чуткая и понимала, что Коля, может, и хотел бы меня в подруги, но страшно боится результата, каким бы он ни был. А еще я знала, что так действительно бывает - сперва постель, и только потом любовь.

Коля снял на полдня какой-то апартмент, там были колонны якобы коринфского ордера и большая кровать с полированной спинкой. Мы разделись до трусов и выпили бутылку Бейлиса, сидя в кровати. Мы трепались и ржали, как всегда, немного натужно, да, но мы были стойкие ребята и не подавали виду.

Ни кровать, ни алкоголь не помогли. Мы разглядывали друг друга холодно и цепко, как враги. Нам не хотелось друг к другу прикасаться. Мне дико было прикасаться к мужчине, которого не трясет от страсти, а ему неприятна была женщина, которой безразлично его присутствие. То, что я вообще согласилась на этот эксперимент, в зачет почему-то не шло.

Тогда умный Коля сказал - давай поспим. Он, видимо, еще надеялся на телесные импульсы.

Мы устроились рядом под одеялом, Коля закрыл глаза. Было очень жарко и неудобно. Коля повернулся, якобы не просыпаясь, и стал тыкать мне в бок своей эрекцией.

Только тогда я поняла, что означала эта песня про телесное и про отключить голову. Она означала, что все будет, но как бы без него. Как бы во сне, когда он не ведает, что творит. Чтобы он тут был ни при чем и чтобы из этого ничего не следовало. Это не я, это мой член. А меня вообще дома не было.

Мужчина может из трусости отречься от бога, от родины и от матери. От женщины - вообще хоть каждый день. Но чтобы мужчина отрекся от своего члена - это какая-то особая, легендарная трусость.

Я ржать не стала, нет. Я вежливая, и я к нему действительно очень хорошо относилась.

И расстались мы совсем не из-за этого, нет.