
Открываю с трепетом альбом, в нём семейные хранятся снимки, я сейчас во времени другом, ожили вдруг старые картинки.
Представители разных национальных и этнических групп, погружаясь в историю своей семьи, часто особенно интересуются каким-то определенным периодом «большой истории». Для евреев это холокост, для армян — геноцид 1915 года в Османской империи, для американских темнокожих — трансатлантическая работорговля.
В России и других постсоветских странах важнейшим в этом отношении историческим периодом стали сталинские репрессии. Всесоюзные стройки. Потом война. Более ранние социальные расколы (например, на крепостников и крепостных) уже не актуальны, так же как и раскол наших христиан на обыкновенных православных и старообрядцев, все они не влияют на современные отношения. А вот расколы советского периода по-прежнему с нами. Правда?
Исследователи полагают, что семейная память — это самый простой и эффективный способ построить эмоциональную связь с абстрактной группой людей. Скажем, «потомками репрессированных», «внуками палачей», «наследниками раскулаченных», «интеллигенцией в третьем поколении» и так далее. Уже одно это формирует особый тип идентичности — по общим моральным ценностям.
Некоторые исследователи предлагают ввести понятие семьи в новый контекст. Реальность сильно усложнилась из-за интернациональных браков, легализации однополых союзов в отдельных странах, частых разводов не по два и даже не три раза и так далее. Семейную историю все сложнее вплести в какой-то единый исторический нарратив. Посмотрите хоть на Камалу Харрис: ее мать была индианкой, отец — ямаец; она идентифицирует себя как темнокожую (black), но ее семейная история существенно отличается от типичной истории американской темнокожей семьи.
Мои предки по отцовской линии будут из Смоленских крестьян. Дед - Иван Фёдорович, в эпоху советской индустрализации, переехал с братьями в столицу - район Кунцево и каждый там преуспел, ибо все были толково обучены разным ремёслам. Будучи плотником - краснодеревщиком, он славно трудился до пенсии, модельщиком на авиазаводе КБ Ильюшина.
Мать из польско-украинской семьи, осевших под Одессой переселенцев из Сибири. Бабушка - Прасковья Григорьевна, ещё помнила рассказы своих предков, девять месяцев шедших на волах к сытой жизни на знаменитые Лиманские чернозёмы. Разбогатели, а тут и раскулачивание подоспело, еле ноги унесли. И куда? Из Одессы на корабле в Грузию. А там в загот-зерновую контору в городе Гори, где кстати Иосиф Джугашвили (Сталин) родился.
Другие исследователи настаивают, что современная семейная память — это не что иное, как морализаторство и стремление возвысить себя над другими. Отсюда и зацикленность на определенных исторических периодах. Мы, мол местные - коренные, а они сука, понаехали тут - лимита подколодная или того хуже - "черножопые". Не так?
В больших социальных группах существует консенсус, какая «сторона истории» была «правильной» во времена нацизма или тех же сталинских репрессий. И многим людям важно зафиксировать и дать знать окружающим, что их предки были на этой «правильной стороне» или хотя бы не были на «неправильной»: сопротивлялись преступному режиму или, по меньшей мере, не были палачами на его службе.
А если предки оказывались на «неправильной стороне», публичное покаяние за их грехи или публичное размышление о них (как, например, нашумевший в свое время пост основателя «Коммерсанта» Владимира Яковлева), по идее, позволяют достичь катарсиса.
В обоих случаях действует механизм идентичности: предки и потомки — это одни и те же «мы», и потому моральная правота одних распространяется на других. Вот только как теперь прикажете быть ещё недавно братскими народами: украинцев и русских?
Ощущение собственной моральной правоты — это, наверное, и есть самое главное, что нам всем нужно от семейной памяти. Но до принятия этой простой истины, видимо должно пройти ещё очень много лет, или столетий....
А вы, уважаемые мои ПЧ, чьих будете?