Лука, милый Лука, ты как всегда тощий и неприветливый.

С этим скромным человеком связывает меня нить толщиной в канат, который мы с ним на пару перетягивали на одной летней прогулке в саду  "Развлечений». Я с Лукой тогда соревновался против четырёх пышных девиц. Мы проиграли…

Лука меня всегда удивлял, он одевал ниже среднего класса костюмы, но душился всегда очень дорогим одеколоном. Дурной парадокс. Причём одеколон стоил всегда в два раза дороже чем самый приличный мой костюм.

Лука как всегда занимался перелётами птиц. Он всегда знал, где какая стая и откуда она перелетает и куда. Может показаться идиотизмом подобное занятие, но оно, как ни странно приносит ему деньги и не малые. Местные охотники платили ему деньги за то, что он им сообщал, куда какая птица летит. В конце концов, он нажил на этом небольшое состояние и теперь уже очень редко сообщал о перелётах. Теперь он этим занимался только как хобби.

Выпив по литру пива, мы отправились в сад съесть по кислому яблоку. Пьяные и после яблок недовольные решили прогулку прекратить и Лука, отправился меня провожать до кареты, но из-за сильной «морской болезни» его раскачало и он, упав в грязную лужу, решил в ней остаться.

Кучер мне помог залезть в карету, и я свалился в мягкие подушки как в громадную глубокую яму с пухом. Благо до «Турецких бань» ещё ехать целый час и я, раскинув пьяными и кислыми мозгами, решил протрезветь.

 Берёзы…

Я вижу небо, подушки-облака, и многочисленные берёзы растут вдоль дороги. Помню, как раньше в детстве я слышал их песни и подпевал им. Но возраст, всё испортил. Как же мне теперь вспомнить то, как и о чём, они пели?!

Я, как мне стало уже понятно, проснулся. Кучер как всегда курит, листва сыпется, мыльные пузыри кончились. Ну, вот и салон мадам Морсо. Дорога из хрусталя и зеркал.

Двери распахнулись, и она приветливо машет мне своей хрупкой ручкой. Ощущение хрусталя везде и во всём, даже в мадам, иногда кажется, что её изящная ручка, в следующий раз, когда она издалека, будет меня приветствовать, отколется и разобьётся на миллионы блестящих осколков. Женщина-воздух, женщина-вода, женщина-весна.

Проведя меня в комнату для экзекуций, как я её называю, меня усыпили опием.

Всё остальное я не в силах вспомнить. Я просыпаюсь как всегда в своей карете по пути в «Турецкие бани».

«Карман» уже конечно там, изводит очередную жертву. Сначала влезает в душу, затем нахально матерится в адрес собеседника, получает по морде и хохочет. Но как только замечает моё присутствие, начинает горько плакать. Натуральный идиот!!!  

Но если бы мне сказали, что он перестанет таким быть, я, скорее всего сам, стал бы таким.

Надо же быть кому-то сволочью.

После небольшого выпитого бочонка пива, «Карман» и я забурлили кальяном.

«Карман» любит петь, но песни его не любят, поэтому он всегда когда услышит моё пение, нервно машет своими истоптанными медведем, ушами. Я затянул любимую народную, в которой слова пахнут слезами «Кармана».