«…Марина подвергала её испытаниям всю жизнь и продолжает испытывать по сю пору!… Аля не очень-то вдавалась в подробности, когда заходил разговор о Марине Ивановне, всегда была сдержана и лаконична. Тогда она бросила ещё фразу, которая врезалась в память:
- Мама, вечная моя боль!
Аля в ту пору жила и зиму и лето в Тарусе. Крохотная дачка с мезонинчиком была построена на узком ломте земли, отрезанном её тёткой Валерией Цветаевой от своего участка. Аля говорила, что работает она сейчас над дневниками и записными книжками Марины, и как молит Бога, что бы хватило сил довести эту работу до конца…
Меня поразил тогда какой-то странный её взгляд – потусторонний. Отсутствующий. Словно она глядела не на, а сквозь и мне даже показалось, что при всей своей несхожести с Мариной Ивановной она всё же чем-то очень на неё похожа, и я сказала ей об этом.
- Да нет, - возразила она, - я совсем не похожа на Марину, но печать свою она, конечно, на меня положила…
Я очень сочувствовала Але, без слов понимая, как тяжело ей было читать записи матери, так трагически окончившей свою жизнь, как тяжко переживалось узнавание конца этой жизни. Да и трудно поддавались расшифровке скорописи Марины Ивановны: она сокращала слова, обозначала имена одной буквой, вписывала между строками стихов и переводов свои наблюдения и попутные мысли, и как иной раз невозможно было докопаться до подлинного смысла написанного, дабы понять, что именно и о ком именно она хотела сказать.
Но теперь, сама перелопатив гору материалов и узнав, что узнать всего до конца невозможно, и она – Марина – неисчерпаема, только теперь, из сегодняшнего далека, я поняла главное, что мучило Алю: главное было в том, что перед нею разверзлась бездна Марины!.. Та бездна, о существовании которой если Аля и догадывалась прежде, то смутно, ибо жила она не более чем рядом и была дочерью, а от дочери многое сокрыто, и много не могло быть понято ею просто по молодости лет, и по занятости своею жизнью, своими интересами. А теперь – теперь она стояла на краю бездны. И, быть может, больше всего ей хотелось, что бы бездна эта навечно захлопнулась и никто никогда в эту бездну не смог бы заглянуть!»