между колоколом и колокольней
так же больно,
как между молотом и наковальней.
от язычества да в безъязычье
во всех обличьях
бредут образа из спальни.

в междустрочье очередь точек:
сделаться словом
каждая хочет.
а поэт истекает молчаньем,
чернильным отчаяньем
перья хохочут.

голым словом и жидким оловом
очертив голову,
пробегу из чернил в омуты,
где немые рыбьи пророчества,
одиночество
и пустырь полутёмной комнаты...


[между "й" и "а" знак мягкости. гласная формирует слог. голос дрожит и на дрожжах разбухает. требуха на языке - кесарево фразе многоточием, и буквы сыпятся и орут, орут, орут, завидив белый свет бумаги... хватаю, пеленаю и сразу к груди - кормить собственной плотью. кем они станут, когда вырастут? вытопчут моё имя у чужих людей на полках или забудут, сбегут к другим - о блудные буквы... вырастут буквы боолььшие-пррриибольшие, и никто не сможет их вытянуть из болота беспамятства, или - затопчут город со всеми его устоями...

да только я уже не люблю их. не люблю их ещё во рту, когда чувствую, как они валятся из пасти в пропасть. острые, как шестерёнки, буквы пятят время назад. ломают мне зубы, когда я сжимаю челюсть, чтобы не пускать их... вылезают изо всех пор... из-под век слезами.

решиться ли на детоубийство? или ещё эмбрионами их придушить?

или - вот вам, жуйте! жуйте! глотайте осточертелый слог....]