Это цитата сообщения Вольноопределяющийся Оригинальное сообщение

Исторические анекдоты

Нашел свой старый пост на одном из давно забытых форумов. Перечитал с удовольствием:)

Отличная субординация

В царствование Императора Павла I, ротмистр Д. одного гусарского полка пришел с эскадроном к помещику на дневку. К Д. приходит вахмистр с жалобой на то, что еврей-монополист заломил огромную сумму за сено.
Не оставаться же нам без сена. Делать нечего, возьми его у еврея, а самого его за жадность повесь, - шутя сказал ротмистр.
Спустя время вновь заходит вахмистр и рапортует:
Ваше благородие, согласно приказа, сено принял, а еврея повесил.
Ты что?! Я же пошутил...
- Не могу знать. Он уже с час на веревке колыхается.
Делать нечего, доложил ротмистр о происшествии в Петербург и вскоре получил от Императора резолюцию: "Ротмистра Д. за глупые и незаконные приказания разжаловать в рядовые". А вслед за тем: "Рядовому Д. возвращается чин ротмистра, с произведением в майоры, за введение такой отличной субординации в вверенном ему подразделении, что и глупые его приказания исполняются немедленно".

Достойный ответ
Некий Н., член литературного кружка, в котором зачастую бывал Пушкин, сочинил довольно оскорбительный пасквиль против великого поэта. Дождавшись прибытия Пушкина, Н. провозгласил:
- "Обращение к поэту", - и заметно обращаясь в сторону где сидел Пушкин, начал:
- Дарю поэта я ослиной головою...
- А сам останетесь с какою? – Перебил его понявший все Пушкин.
- А сам останусь со своею, - смешался Н.
- Да вы ж сейчас дарили ею...

Дед и внук
Император Николай I посетил Дворянский полк. На фланге стоял кадет на голову выше остальных. Государь обратил на него внимание.
- Как фамилия, богатырь? - спросил он.
- Романов, Ваше Величество.
- Не родственник мне? – шутя спросил Царь.
- Точно так, - ответил без запинки кадет.
- Это в какой же степени?
- Ваше Величество - отец России, а я - ее сын.

С первым апреля!
Император Николай I любил иногда пошутить со своими приближенными. Как-то 1 апреля является к нему столичный обер-полицмейстер Бутурлин с утренним рапортом и докладывает:
- Все обстоит благополучно, Ваше Императорское Величество.
Государь сурово на него взглянул и говорит:
- У тебя всегда все обстоит благополучно, а между тем, проезжая через площадь, ты не заметил, что статуя Императора Петра Великого украдена.
- Как украдена? - испугался Бутурлин. - Я донесения не получал... Простите, Ваше Величество... Тотчас поеду, расследую...
Поехал Бутурлин к "месту преступления" и обнаружил, что Медный Всадник стоит на своем месте. Вернулся обратно и радостно докладывает Царю:
- Ваше Величество, Вам неправильно донесли - статуя на месте.
Николай I расхохотался:
- С первым апреля! И как ты поверил подобной чепухе? Разве можно украсть памятник?
Бутурлин тоже решил разыграть Императора. Когда последний слушал "Гугенотов" в опере, Бутурлин ворвался в ложу и вскричал:
- Ваше Величество, пожар! Зимний дворец горит!
Царь тотчас же бросил оперу и поспешил к Зимнему, однако обнаружилось, что никакого пожара нет.
- Как это понимать? – обратился он к Бутурлину.
- С первым апреля, Ваше Величество!
- Дурак ты, Бутурлин. Только не подумай, что я шучу по случаю первого апреля. Приходи завтра, я тебе то же самое повторю.

Автограф
Во время пребывания Пушкина в Оренбурге в 1833 г. тамошний помещик А. постоянно донимал его просьбой написать ему в альбом какое-либо стихотворение. Поэт отказывался, и тогда А., чтобы выманить у него стихи, выдумал следующую стратегему. Имея в доме славившуюся на всю округу баню, он предложил ее к услугам дорогого гостя. Пушкин, выходя из бани, обнаружил приготовленный на столе альбом, перо и чернильницу. Улыбнувшись шутке хозяина, он оставил в альбоме запись:
"Пушкин мылся у А. в бане".

Заслуженная награда
В царствование Императора Николая I на одной из петербургских гауптвахт содержались под арестом два офицера – гвардеец и моряк. По вступлении караула, которым начальствовал друг гвардейца, последний был отпущен на несколько часов домой. Позавидовавший этому моряк сделал об этом донос. Обоих гвардейцев предали военному суду, который приговорил их к разжалованию в солдаты. Но Николай I наложил следующую резолюцию:
"Гвардейских офицеров перевести в армию, а моряка в награду за донос возвести в следующий чин, с прописанием в формуляре, за что именно он сей чин получил".



В 1789 и 1790 годах адмирал Василий Яковлевич Чичагов одержал блистательные победы над шведским флотом, которым командовал сначала герцог Зюдерманландский, а потом сам шведский король Густав III. Старый адмирал был осыпан милостями императрицы. При первом после того приезде Чичагова в Петербург императрица приняла его милостиво и изъявила желание, чтобы он рассказал ей о своих походах. Для этого она пригласила его к себе на следующее утро. Государыню предупреждали, что адмирал почти не бывал в хороших обществах, иногда употребляет неприличные выражения и может не угодить ей своим рассказом. Но императрица осталась при своем желании. На другое утро явился Чичагов. Государыня приняла его в своем кабинете и, посадив против себя, вежливо сказала, что готова слушать. Старик начал! Не привыкнув говорить в присутствии императрицы, он робел, но чем дальше входил в рассказ, тем больше оживлялся и наконец пришел в такую восторженность, что кричал, махал руками и горячился, как бы при разговоре с равным себе. Описав решительную битву и дойдя до того, когда неприятельский флот обратился в полное бегство, адмирал все забыл, ругал трусов-шведов, причем употреблял такие слова, которые можно слышать только в толпе черного народа. "Я их! я их!" — кричал адмирал. Вдруг старик опомнился, в ужасе вскочил с кресел, повалился перед императрицей!
— Виноват, матушка, ваше императорское величество!
— Ничего, — кротко сказал императрица, не давая заметить, что поняла непристойные выражения, — ничего, Василий Яковлевич, продолжайте, я ваших морских терминов не разумею.
• • •
Английский посланник подарил Екатерине телескоп, который ей очень понравился. Придворные, желая угодить государыне, спешили наводить инструмент на небо и уверяли, что довольно ясно различают на луне горы.
— Я вижу не только горы, но и лес, — сказал граф Львов.
— Вы возбуждаете мое любопытство, — произнесла Екатерина, поднимаясь с кресла, чтобы посмотреть.
— Торопитесь, государыня, лес рубить начали, вы не успеете.
• • •
Однажды в Сенате Разумовский отказался подписать решение, которое считал несправедливым.
— Государыня желает, чтоб дело решено было таким образом, — объявили ему сенаторы.
— Если так — не смею ослушаться, — сказал Разумовский и подписал свою фамилию "вверх ногами".
Этот поступок сразу же стал известен императрице, та потребовала объяснений.
— Я исполнил вашу волю, но так как покривил совестью, то и подпись моя кривая.
• • •
Однажды Львов ехал вместе с Потемкиным в Царское Село и всю дорогу должен был сидеть, прижавшись в угол экипажа, не смея проронить слова, потому что светлейший находился в мрачном настроении духа и упорно молчал.
Когда Потемкин вышел из кареты, Львов остановил его и с умоляющим видом сказал:
— Ваша светлость, у меня есть до вас покорнейшая просьба.
— Какая? —спросил изумленный Потемкин.
— Не пересказывайте, пожалуйста, никому, о чем мы говорили с вами дорогою.
Потемкин расхохотался, и хандра его, конечно, исчезла.
• • •
Как-то раз, за обедом у императрицы, зашел разговор о ябедниках.
Екатерина предложила тост за честных людей. Все подняли бокалы, один Разумовский не дотронулся до своего. Государыня, заметив это, спросила его, почему он не доброжелательствует честным людям?
— Боюсь — мор будет, — отвечал Разумовский.
• • •
Один придворный спросил Балакирева:
— Не знаешь ли ты, отчего у меня болят зубы?
— Оттого, — отвечал шут, — что ты их беспрестанно колотишь языком.
Придворный был точно страшный говорун и должен перенесть насмешку Балакирева без возражений.
• • •
Известно, что в старые годы, в конце прошлого столетия, гостеприимство наших бар доходило до баснословных пределов.
Ежедневный открытый стол на 30, на 50 человек было дело обыкновенное. Садились за этот стол кто хотел: не только родные и близкие знакомые, но и малознакомые, а иногда и вовсе не знакомые хозяину. Таковыми столами были преимущественно в Петербурге столы графа Шереметева и графа Разумовского. Крылов рассказывал, что к одному из них повадился постоянно ходить один скромный искатель обедов и чуть ли не из сочинителей. Разумеется, он садился в конце стола, и также, разумеется, слуги обходили блюдами его как можно чаще. Однажды понесчастливилось ему пуще обыкновенного: он почти голодный встал из-за стола. В этот день именно так случилось, что хозяин после обеда, проходя мимо него, в первый раз заговорил с ним и спросил: "Доволен ли ты?"
— "Доволен, ваше сиятельство, — отвечал он с низким поклоном, — все было мне видно".
• • •
Императрица Мария Федоровна спросила у знаменитого графа Платова, который сказал ей, что он с короткими своими приятелями ездил в Царское Село:
— Что вы там делали — гуляли?
— Нет, государыня, — отвечал он, разумея по-своему слово гулять, — большой-то гульбы не было, а так бутылочки по три на брата осушили.
• • •
Одно время проказники сговорились проезжать часто чрез петербургские заставы и записываться там самыми причудливыми и смешными именами и фамилиями. Этот именной маскарад обратил внимание начальства. Приказано было задержать первого, кто подаст повод к подозрению в подобной шутке. Два дня после такого распоряжения проезжает через заставу государственный контролер Балтазар Балтазарович Кампенгаузен и речисто, во всеуслышание, провозглашает имя и звание свое. "Некстати вздумали вы шутить, — говорит ему караульный, — знаем вашу братию; извольте-ка здесь посидеть, и мы отправим вас к г-ну коменданту". Так и было сделано.
• • •
Граф Платов любил пить с Блюхером. Шампанского Платов не любил, но был пристрастен к цимлянскому, которого имел порядочный запас. Бывало, сидят да молчат, да и налижутся. Блюхер в беспамятстве спустится пол стол, а адъютанты его поднимут и отнесут в экипаж.
Платов, оставшись один, всегда жалел о нем:
— Люблю Блюхера, славный, приятный человек, одно в нем плохо: не выдерживает.
— Но, ваше сиятельство, — заметил однажды Николай Федорович Смирной, его адъютант или переводчик, — Блюхер не знает по-русски, в вы по-немецки; вы друг друга не понимаете, как же вы находите удовольствие в знакомстве с ним?
— Э! Как будто надо разговоры; я и без разговоров знаю его душу; он потому и приятен, что сердечный человек.
• • •
Генерал от инфантерии Христофор Иванович Бенкендорф был очень рассеян.
Проезжая через какой-то город, зашел он на почту проведать, нет ли писем на его имя.
— Позвольте узнать фамилию вашего превосходительства? — спрашивает его почтмейстер.
— Моя фамилия? Моя фамилия? — повторяет он несколько раз и никак не может вспомнить. Наконец говорит, что придет после, и уходит. На улице встречается он со знакомым.
— Здравствуй, Бенкендорф!
— Как ты сказал? Да, да, Бенкендорф! — и тут же побежал на почту.
• • •
Граф Хвостов любил посылать, что ни напечатает, ко всем своим знакомым, тем более к людям известным. Карамзин и Дмитриев всегда получали от него в подарок его стихотворные новинки. Отмечать похвалою, как водится, было затруднительно. Но Карамзин не затруднялся. Однажды он написал к графу, разумеется, иронически:
"Пишите! Пишите! Учите наших авторов, как должно писать!" Дмитриев укорял его, говоря, что Хворостов будет всем показывать это письмо и им хвастаться; что оно будет принято одними за чистую правду, другими за лесть; что и то, и другое нехорошо.
— А как же ты пишешь? — спросил Карамзин.
— Я пишу очень просто. Он пришлет ко мне оду или басню; я отвечаю ему: "Ваша ода, или басня, ни в чем не уступает старшим сестрам своим!" Он и доволен, а между тем это правда.
• • •
Бутурлин был нижегородским военным губернатором. Он прославился глупостью и потому скоро попал в сенаторы. Государь в бытность свою в Нижнем сказал, что он будет завтра в кремле, но чтобы об этом никто не знал. Бутурлин созвал всех полицейских чиновников и объявил им о том под величайшим секретом. Вследствие этого кремль был битком набит народом. Государь, сидя в коляске, сердился, а Бутурлин извинялся, стоя в той же коляске на коленях. Тот же Бутурлин прославился знаменитым приказом о мерах противу пожаров, тогда опустошавших Нижний. В числе этих мер было предписано домохозяевам за два часа до пожара давать знать о том в полицию.
• • •
Административная машина в старое время была так отлично налажена, что управляющему краем было чрезвычайно легко. Петербург поважнее Казани, да и то в старые годы градоправители его не находили никаких затруднений в исполнении своих многосложных обязанностей.
— Это кто ко мне пишет? — спросит, бывало, петербургский губернатор Эссен, когда правитель канцелярии подаст ему бумагу.
— Это вы пишете.
— А, это я пишу. О чем? Узнав, о чем он пишет, государственный муж подписывает бумагу.
Бывали администраторы более беспокойные, как, например, эриванский губернатор князь Андроников. Этот все сомневался, не обманывает ли его правитель канцелярии, и придумал способ, посредством которого удостоверялся, что его не обманывают.
— Скажи правду, это верно? — спрашивал он правителя канцелярии, подносившего ему бумаги к подписанию.
— Верно, ваше превосходительство.
— Взгляни на образ, побожись! Тот взглянет на образ, побожится; князь Андроников перекрестится и подпишет.