В 1990 году по серым совковым канцелярским кабинкам, пыльным закуткам бюрократических контор и отгороженным шкафами кабинетам руководства прополз приглушённый шепоток, скользкая волна нервных передёргиваний плечами, косых взглядов в сторону выключенных мониторов компьютеров, кривых улыбок и неуверенных смешков в общественных курилках. Кого-то этот шепоток заставил всерьёз призадуматься, кто-то ушёл в себя, чтобы, стиснув зубы, в молчаливом ожесточении бить по клавишам, пытаясь забыть навязчивую идею, вернуть недавнее душевное равновесие, а кто-то взял отпуск за свой счёт и надолго сбежал из города.
А началось всё из-за нескольких текстовых файлов, позднее отпечатанных на желтоватых листах дешёвой бумаги и разошедшихся по рукам. Так, скандальным по тем временам рассказом "Принц Госплана", впервые заявил о себе миру Виктор Пелевин.

...Часто вместе с играми распростронялись и файлы с описанием их прохождения, составленные каким-либо удачливым игроком. Написанные без малейшей попытки добиться художественности, они представляли собой просто набор действий (а-ля "...спуститься по лестнице на второй этаж, обменять кувшин на гаечный ключ у мужика в зелёной чалме, стукнуть ключом по телефонному автомату...") и здорово помогали запутавшимся в виртуальных катакомбах игрокам. Так вот, несмотря на все ощущения вывернутой кишками наружу реальности, на всю невероятность мировоззренческих конструкций, рассказ был уж как-то слишком похож на все эти текстики. Да, конечно, в игры на рабочем месте играли. Часто. Да, план стоял. Но чтобы ТАК! Так гиперболизировать значение игр... Стереть чёткую границу между ними и жизнью... Сделать игры повседневной рутинной работой, которой миллионы людей зарабатывают себе на хлеб... А вообще-то, на работу ходят и семидесятилетние старушки, и им уже становится трудновато прыгать на три метра в высоту...
Дико. Страшно. Преувеличенно.
Поэтому Пелевина не приняли.
Поначалу.
Потом были "Жизнь насекомых", "Омон Ра", и "Желтая стрела". Отмахнуться от того факта, что в России буквально из ниоткуда появился писатель почти гениальный, стало трудно. Потом пошли уже другие проблемы - избавиться от приставки "почти".
А потом в какой-то одному Богу известный миг слово "гениальный" сменилось термином "модный". Читательские массы поняли, что Пелевина читать приятно. Сквозь текст чувствуется умный ироничный взгляд автора, а это по сегодняшним литературным меркам уже большое достоинство произведения.
Но то, КТО читает Пелевина и как его понимают - это тема для отдельного разговора.
Сейчас, уже перечитав практически всего Пелевина, становится смешно, когда открываешь "Принца...".
(при всем уважении к его замечательному, очень напоминающий набоковский слогу)
Оставалось после него что-то зыбкое, какая-то трудно уловимая примесь непрочности, фальши. Уж больно отдавал рассказ восторгом ребёнка, которому подарили яркую, подмигивающую разноцветными огоньками игрушку,

Фундамент для Пелевина - наше собственное мировоззрение, наш образ существования, привычные устои общества. Но гений Пелевина настолько гиперболизирует, с такой жуткой иронией искажает привычные догмы обыденности, так цинично пародирует их, что получившийся в результате мир кажется единственным, реальным и незыблемым.
В этом-то и заключается главное отличие Пелевина от прочих авторов-сюрреалистов, пёстрой волной заполнивших прилавки книжных магазинов, чьи герои сами оказываются в необычных условиях: нереальность окружающего мира (Пересечение реальностей, постоянные метаморфозы - люди превращаются в насекомых, герои компьютерных игр — в людей и т.д.) для героев Пелевина настолько обычна и постоянна, они так привыкают к ней с самого детства, что уже не обращают на неё внимания.
Хотя, в принципе, в лейбмотивах и фабулах своих произведений автор достаточно монотонен: он всегда говорит об одном, ведет к одному. Например, все его большие рассказы «Затворник и Шестипалый», «Желтая стрела» и тот же «Принц Госплана» — совершенно однотипны по построению. Их герои, живя в насквозь знакомом мире, неожиданно обретают понимание того, что этот мир — не единственный, и из него можно выйти в счастливый свет и свободу. И выходят.
Но как же становится страшно и как начинают шевелиться волосы на голове, когда начинаешь осознавать, что этот мир, странный и очень страшный, из которого удаётся сбежать лишь одиночкам, не просто похож на наш, а нашим и является...
В своих произведениях Пелевин реализуется полностью, раскрываясь "глубинами философской мысли и широтами горизонтов подсознания", как сказал один из его критиков. Говоря проще, Пелевин - всегда неожиданность. Боль, отвращение и страх, которыми сочатся его произведения, заползают в душу исподволь, незаметно, и однажды наступает момент, когда хочется отбросить книгу, встать и завыть от отчаяния...
Но не получается. Просто поднимаешь голову, чтобы окинуть окрестности горящим сквозь психоделический туман взглядом, и дико хохочешь. Или цитируешь вслух вырванный с мясом кусок, получая какое-то садисткое удовольствие от вида изумлённо меняющихся лиц окружающих.
Что хочется сказать напоследок...
Если вам понравится Пелевин... Не останавливайтесь на нём. Стоит открыть для себя и таких авторов, как Сорокин и Ерофеев; их тематика и стиль - horror-core соц-сюрреализм - очень схожи. Но после Сорокина волосы буквально встают дыбом, и Пелевин уже как-то не не идет.
"...По-моему, это так же верно, как и то, что Китай на севере доходит до Ледовитого океана, а на западе - до Франкобритании."