Вы в курсе, я писал ранее, что читаю сейчас книгу «Годы войны». Автор – Горбатов А.В.
Узнал о ней из книги Никонова, где он приводил из неё цитаты и сказал, что Горбатов А.В. один из немногих арестованных в 1936-1940 годах, который не сломался под пытками и не стал оговаривать себя и своих знакомых.
Вот и читаю его мемуары. Надо сказать, что Александр начал воевать еще в 1 мировую при царе, потом вступил в партию и стал кадровым военным красной армии. Быстро продвигался по службе и к моменту ареста в 1938 году командовал дивизиями и бригадами, т.е. – он был одним из высших военных руководителей армии.
Хочу вам привести небольшую цитату из книги. Но перед ней небольшое предисловие. Его арестовали. Держали на Лубянке, сокамерники все уже на себя и знакомых написали заявы. Александр возмутился и выявил решимость не подписывать неправды. Скепсис остальных. Потом допросы, сначала относительно вежливые, потом с руганью, потом побои и словами «У нас все подписывают». Потом из лубянки перевели в Лефортово и там по новой, только следователи были жестче и побои сильнее. И вот между допросами случилась пауза в несколько месяцев и он решил, что скоро его освободят. Далее, цитата:
«После трехмесячного перерыва в допросах, 8 мая 1939 года, в дверь нашей камеры вошел человек со списком в руках и приказал мне готовиться к выходу с вещами!
Радости моей не было конца. Товарищ Б., уверенный, что меня выпускают на свободу, все спрашивал, не забыл ли я адрес его жены, просил передать ей, что он негодяй, не смог вытерпеть, подписал ложные обвинения, и просил, чтобы она его простила и знала, что он ее любит. Я ему обещал побывать у его жены и передать ей все, о чем он просит.
Безгранично радостный, шел я по коридорам тюрьмы. Затем мы остановились перед боксом. Здесь мне приказали оставить вещи и повели дальше. Остановились у какой-то двери. Один из сопровождающих ушел с докладом. Через минуту меня ввели в небольшой зал: я оказался перед судом военной коллегии.
За столом сидели трое. У председателя, что сидел в середине, я заметил на рукаве черного мундира широкую золотую нашивку. "Капитан 1 ранга", - подумал я. Радостное настроение меня не покидало, ибо я только того и хотел, чтобы в моем деле разобрался суд.
Суд длился четыре-пять минут. Были сверены моя фамилия, имя, отчество, год и место рождения. Потом председатель спросил:
- Почему вы не сознались на следствии в своих преступлениях?
- Я не совершал преступлений, потому мне не в чем было и сознаваться, ответил я.
- Почему же на тебя показывают десять человек, уже сознавшихся и осужденных? - спросил председатель.
У меня было в тот момент настолько хорошее настроение, и я был так уверен, что меня освободят, что осмелился на вольность, в чем впоследствии горько раскаивался. Я сказал:
- Читал я книгу "Труженики моря" Виктора Гюго. Там сказано: как-то раз в шестнадцатом веке на Британских островах схватили одиннадцать человек, заподозренных в связях с дьяволом. Десять из них признали свою вину, правда не без помощи пыток, а одиннадцатый не сознался. Тогда король Яков II приказал беднягу сварить живьем в котле: навар, мол, докажет, что и этот имел связь с дьяволом. По-видимому, - продолжал я, - десять товарищей, которые сознались и показали на меня, испытали то же, что и те десять англичан, но не захотели испытать то, что суждено было одиннадцатому.
Судьи, усмехнувшись, переглянулись между собой. Председатель спросил своих коллег: "Как, все ясно?" Те кивнули головой. Меня вывели в коридор. Прошло минуты две.
Меня снова ввели в зал и объявили приговор: пятнадцать лет заключения в тюрьме и лагере плюс пять лет поражения в правах...
Это было так неожиданно, что я, где стоял, там и опустился на пол.
В тот же день меня перевели в Бутырскую тюрьму, в камеру, где сидели только осужденные, ожидавшие отправки. Войдя, я громко поздоровался и представился по-военному: "Комбриг Горбатов". После Лефортовской эта тюрьма показалась мне санаторием. Правда, в камере, рассчитанной на двадцать пять человек, было более семидесяти, но здесь давали ежедневно полчаса прогулки вместо десяти минут через день в Лефортове.
Староста указал мне место у двери и параши. Когда я занял свои пятьдесят сантиметров на нарах, сосед спросил:
- Сколько дали, подписал ли предложенное?
- Пятнадцать плюс пять. Ничего не подписал.
- Репрессии применяли?
- В полном объеме.
- Да, не скупятся в таких случаях.


Интересно, чтобы «запели» нынешние поклонники Сталина, если бы их постигла такая же судьба?