...ты проснешься утром – сонный, теплый, и еще мягкий со сна, как пуховая подушка в голубой наволочке, спустишь босые ноги с кровати, нашаришь холодные тапки, рассеянно пнешь кошку, и побредешь на кухню – поставить на плиту чайник. Унитаз шумно изрыгнет воду, напугав соседей, зеркало отразит небритость вчерашнего дня, возведенную в квадрат, из вентиляционной трубы невыносимо запахнет жарящимися котлетами, кран взвоет раненым львом и плюнет ржавчиной на несвежую тарелку с зелеными трупиками петрушки. Ты присядешь на «заколдованный» стул в углу – на который норовят присесть все твои друзья и подруги, как только заходят на кухню, - и закуришь сигарету. Кошка с укором покосится на миску, и легко прыгнет на подоконник. Настырная и шальная весенняя муха-камикадзе трижды стукнется в стекло, прежде чем чайник засвистит паровозным гудком. Ты плеснешь кипятком в пеструю чашку, и с подозрением посмотришь на ложку; подумав, все же ткнешь ее в сахарницу, обнаружив, что сахар– порубленный на кубики рафинад. Где-то в глубине квартиры глухо запиликает телефон. Дернувшись, ты опрокинешь горячий кофе на пол, не миновав при этом штанов. Матерясь, кинешься искать чертов телефон. Перетряхнешь пиджак и джинсы, пока не найдешь притихшую сволочь под диваном. «Номер не определен». Выругавшись еще раз, пойдешь вытирать разлитый кофе, и вдруг увидишь, что в сером небе висит полукруглая и наивная, как на детском рисунке, радуга. Ты бросишь на пол видавшее виды кухонное полотенце, и будешь смотреть на нее, пока она не исчезнет, как мыльный пузырь в луже. Может быть, в этот миг ты подумаешь обо мне.

* * *

Однажды утром я проснусь, - замерзнув, как мороженное с шоколадной крошкой на верхней полке морозильника, которое я люблю, а ты – не знаю даже, нащупаю рукой пушистые тапки-собаки, притаившиеся под кроватью, и, укутавшись в объемный мягкий халат, быстро побегу закрывать окно, в которое залетают глупые любопытные снежинки. Над зеркалом снова перегорела лампочка, и розовый свитер, забытый с вечера в стиральной машинке, приобрел поистине футуристический вид. Одинокая чашка в раковине, забытая еще до отъезда, обрастает зеленой плесенью. Раскрытое чрево чемодана пестреет веселыми тряпочками посреди полупустой комнаты. Я щелкну выключателем синего чайника, и он весело зашумит – опять не долила воды. Жужжание фена заглушает радио, и звонок мобильного телефона в сумке, небрежно брошенной в прихожей. На столе остывает большая кружка с пакетиком чая – без сахара, Бес Сахара, «светлый бес, темная лошадка». Застегнув капризную молнию в высоком сапоге, вспомню, про забытый на столе ежедневник. Стремительно шагая мимо стеллажа, с грохотом сверну на пол коробку с карандашами. Собирая рассыпавшиеся по полу деревянные палочки, и увижу, что по краю крыши идет толстый рыжий кот с исцарапанной бандитской рожей и нагло задранным хвостом, а на город падает снег – белый и пушистый, как сахарная вата. Может быть, в этот миг я подумаю о тебе.

* * *

Однажды утром мы проснемся, обнявшись, и не подумаем ни о чем.

* * *

Однажды утром ты проснешься от чувства странной потери. Как будто чего-то не хватает, да. Ты с усилием потрешь виски, и пошаришь рукой по тумбочке – может быть, здесь? Наденешь на руку часы, кинешь в карман телефон, потопчешься на пороге, рассеянно оглядывая полки – где? Что? И поплотнее запахнешь пиджак. И никто не увидит, что с левой стороны у тебя небольшая аккуратная дырочка.
Однажды утром я буду красться вдоль серых домов – скорей, скорей, пока меня никто не увидел, прижимая к груди теплый пульсирующий сверток. Брошусь наперерез случайному такси. Спрячу сверток в сумку, и поправлю плащ. И только тогда увижу, что с левой стороны у меня небольшая аккуратная дырочка. Кто. Украл. Мое. Сердце?
[288x399]