На пожелтевшем от времени листке бумаги было написано: "Что-то я в последнее время совсем..."
И всё. Ни многоточия, ни точки.
Инспектор полиции кинул вопросительный взгляд на приглашённого специалиста по снятию психических отпечатков, ожидая его вердикта. Эспер Алекс Роут закурил и мрачно уставился в запотевшее окно. Он мог, и не касаясь пальцами единственной уцелевшей улики, сказать, как это было.
Вначале ты утрачиваешь интерес к ведению закрытого дневника, поскольку его всё равно никто никогда не прочтёт. Потом исчезает желание заниматься более публичными вещами. Каким бы то ни было творчеством вообще.
Всё чаще и чаще, касаясь пера или клавиатуры, ты задаёшь себе вопрос: "ЗАЧЕМ?". И не находишь ответа.
"ЗАЧЕМ?" - это очень коварный вопрос.
В отличие от всех остальных вопросов, задавание которых является признаком хотя бы потенциального ума, задавание вопроса "ЗАЧЕМ?" чаще всего является лишь признаком усталости.
И вдруг ты ловишь себя на том, что даже процесс мышления как такового кажется тебе бессмысленным. Нет смысла мыслить, если мышление не даст тебе ничего полезного и лишь доставит боль. Ты жалеешь, что нельзя прожить оставшуюся жизнь на автопилоте.
Впрочем, ты постепенно сам превращаешься в такой автопилот.
В начале XXI века, с его культом индивидуализма и интеллектуальной эклектики, к факторам обезмысливания добавляется Интернет. Глупо обвинять в чём-либо железку, но даже маникюрными ножничками можно по ошибке порезаться.
Воспоминания и мысли человека подчиняются не чёткой машинной логике, а прихотливой игре ассоциаций. Каждый по своему опыту знает, как то или иное времяпровождение - или даже местонахождение - может всколыхнуть в глубине души цепочку давным-давно позабытых мыслей или переживаний.
Интернет - это безвременье.
Одни и те же ощущения, по крайней мере - для тупых рецепторов организма, не понимающих и не желающих понимать, сколь "разнообразную" жизнь на самом деле ведёт юзер в Сети.
Один и тот же круг ассоциаций.
Маленькая замкнутая вечность.
И в результате ты вдруг осознаёшь, что свободы не существует, вернее - её не существует применительно к тебе. Ты садишься за терминал транспьютера - и тебя уже нет. Ты в киберпространстве. Но, даже находясь в киберпространстве, ты движешься по предопределённым траекториям.
Твоё сознание включается только во время длительных прогулок по улице или выходов на работу.
Но свободен ли ты - пусть даже в эти моменты? Каждая твоя мысль, каждое твоё движение, каждый твой жест вплетены в Узор Судьбы.
Свобода - это совпадение желаний с возможностями.
Но почему-то с самых древних времён это слово ассоциируют с возможностью выбирать.
Случайно ли это? Ведь если считать самоцелью тождество желаний и возможностей, то самым простым путём её достижения является физическая смерть.
Если же считать подлинной свободой экстровертивную свободу - сводящуюся к увеличению количества возможностей - то в итоге мы получим расширение выбора.
Кто ты теперь?
Обращение "ты" подразумевает мыслящего собеседника. Ты - постепенно перестаёшь мыслить.
Затянувшаяся мутация, в твоём случае несколько более травматичная, ввиду ряда социопатических свойств. С другими, по всей вероятности, происходит по мере взросления то же самое, но медленнее и незаметнее...
Ты собрался с силами, чтобы оставить завещание.
Последнюю волю навеки исчезающей сущности. Ибо Небес для утративших способность мыслить не существует.
Но, стоило тебе вывести первые шесть слов на бумаге, как тебя тут же осенил изумительный в своей простоте и ясности вопрос.
"ЗАЧЕМ?"...
Эспер Алекс Роут скомкал в руке пожелтевший листок бумаги. Поймав взгляд инспектора полиции, медленно произнёс, сглатывая комок в горле:
- Никакого интереса остаточные эманации не представляют. Обычные предсмертные переживания. Ничего особенного.
- Предсмертные? - не поверил инспектор. - Эта улика, по анализу экспертов, лежит здесь уже столетие, и лежала бы ещё дольше, если бы у нас в ходе расследования не возникла необходимость вскрыть кое-какие родовые тайны. Автор же записки, согласно данным историков, скончался полвека спустя.
Роут саркастически улыбнулся.
- Когда это данные историков говорили правду?