— Мне кажется, что в России скоро произойдёт властной переворот, — задумчиво произнёс Кирилл, очищая арахисовый орешек. Перед ним стояла фаянсовая вазочка со свежеприпечёнными орехами и блюдечко для шелухи.
     Оживившись, Стас повернулся к нему, закрыв книгу. Страницу, впрочем, он заложил пальцем.
     — Думаешь, свергнут власть?
     — Нет, — рассеянно ответил Кирилл, кинув орех в рот. — Нет. Думаю, что власть сама себя свергнет.
     Брови Стаса приподнялись.
     — Это как?
     Поморщившись, он выключил офисный вентилятор. Чтобы стало тише. И потому что уже начало становиться зябко.
     — Я понимаю, как. Я только не понимаю, зачем.
     — Ну, это уже плагиат, — заметил Стас. — Ты не можешь объяснить словами, с чего это ты решил, что власть собирается себя свергнуть?
     — Об этом говорит буквально всё. Скажи, ты пользуешься Интернетом?
     Стас немного опешил.
     — Разумеется. Ergo cogito sum. Существую, значит, пользуюсь Интернетом... Но к чему ты это?
     — Тогда ты знаешь, что в Интернете уже несколько лет ведётся информационная война — нет, даже не война, поскольку война предполагает соразмерное участие сторон, — однонаправленная информационная атака противокремлёвской ориентации?
     Стас некоторое время молча хлопал глазами.
     — Ты что, из «Идущих вместе»?
     Кирилл усмехнулся:
     — Хороший вопрос. И он, что самое главное, лишь подтверждает мои подозрения. Скажи, когда ты в последний раз встречался в Сети с пропагандой в пользу Кремля?
     — Хотя бы на прошлой неделе. Был один блоггер...
     — Позволь, я угадаю, — перебил Кирилл. — Конечно же, это был полный идиот и даун, все доводы которого легко громились при помощи элементарной логики?
     — А откуда ты знаешь? — удивился Стас.
     — Интуиция.
     Закинув в рот очередную пару свежеочищенных орешков, Кирилл поднялся с кресла и сделал несколько шагов по офису. Остановился перед вентилятором.
     — Все, кто произносит защитные речи в отношении власти в Интернете, либо проявляют лёгкую форму умственной отсталости, либо являются апатичными одиночками. Все прокремлёвские ресурсы Интернета строят свою пропаганду так, чтобы она вызывала раздражение у тех, кто считает себя нонконформистами и интеллектуалами. И это при том, что, казалось бы, в распоряжении власти должны быть хорошие психологи. Почему пропаганда «за власть» и пропаганда «против власти» в Сети так асимметричны?
     — Потому что власть делает ставку на плебс. Им достаточно иметь в своём распоряжении покорное человеческое стадо, чтобы задавить кого угодно массой.
     Кирилл долго и без единого слова смотрел Стасу в глаза. Потом вздохнул и безнадёжно покачал головой.
     — Что за джедайские штампы? Манера мышления «мы против всех» давно с успехом используется тоталитарными сектами. Во времена советского застоя штамп «мы против всех» использовался интеллигентами и особенно евреями. Дескать, мы последние светочи разума в этом Царстве Тьмы, нас окружают серые толпы роботов-рабов и зомби-вампиров, нас преследуют, но мы не сдадимся, и так далее, и тому подобное.
     — Ну а сейчас это не так?
     Поперхнувшись, Кирилл чуть было не полез рукой в блюдце с очистками вместо вазочки.
     — Не так, — откашлявшись, ответил он. — Где ты видел толпы следующих за Путиным? На парадах «Идущих вместе», участники которых получают за это деньги? На митингах, куда люди приходят по распоряжению от начальственной линии? Старшее поколение ещё отчасти благодарно Путину и Медведеву за то, что они — не Ельцин и Горбачёв, но и им по большому счёту нет дела до сидящих в Кремле.
     — Ну, знаешь...
     — Знаю, — перебил Кирилл. — Знаю. Ты не первый из попавших под Волну.
     — Куда попавших? — не понял Стас.
     — Ударной частью Волны являлся именно штамп «Мы против всех», — как ни в чём ни бывало продолжал собеседник. — Ставка на нонконформизм. Стоит же увидеть, что в действительности почти все средства массовой информации и почти все активные слои общества настроены как раз против текущей власти, как Волна сразу теряет половину ударной мощи.
     — Все средства массовой информации, говоришь? — язвительно спросил Стас. — А телевидение? Особенно канал «Россия»?
     — А выпады Задорнова? — ответил вопросом на вопрос Кирилл. — К тому же после инцидента с НТВ всем известно, что телевидение у нас государственное, поэтому оно в любом случае не могло бы открыто использоваться для дискредитации властей — это было бы чересчур подозрительно.
     Прожевав орешек, он продолжил:
     — Зато взгляни на нынешнюю прессу и на нынешний Интернет. Давно ты видел там что-нибудь хвалебное в адрес власти, что не выглядело бы глупо и не содержало бы в себе пару уколов для подсознания?
     — Может, это говорит лишь о том, что власть давно не совершала ничего достойного похвалы?
     — Да? А как насчёт обратного знака? Как насчёт язвительных подколок в адрес Кремля, которыми время от времени разрождается практически каждое издание? Самое ироничное, что при всех штампах по поводу «зажимов демократии» и «кровавой гэбни» ни одно из этих изданий явно не боится всерьёз, что его закроют. И впрямь, чего им бояться, если они выполняют негласно спущенную сверху директиву?
     Стас хмыкнул.
     — Что-то я не замечал всеобщего оппозиционного настроя. Моя бабушка регулярно за Медведева и ЕдРо голосует.
     — А мой дедушка вообще голосовал за Зюганова. Наши бабушки и дедушки — очень социально активные элементы, не правда ли? Всё, что они могут, — это положить бумажку в урну.
     — Разве этого мало?
     — При переворотах исход дела решается не количеством голосов. Практически вся потенциально революционная часть общества сейчас настроена против Кремля. Практически вся. Молодёжь распределена между фашистами, антифашистами, анархистами и прочими неоязычниками, люди старшего поколения, кто поэнергичней, окучиваются сектами вроде анастасиевцев или Концепции Общественной Безопасности. Или являются членами КПСС. Или либералами. Причём у всех у них, что характерно, есть свои претензии к существующей власти.
     — Существующая власть сама на это напросилась, — запальчиво возразил Стас.
     — Вот именно.
     От неожиданности Стас даже замолк. Он не ожидал столь быстрой капитуляции собеседника.
     — Вот именно, — повторил Кирилл. — Существующая власть намеренно управляет средствами массовой информации, чтобы дискредитировать саму себя и спровоцировать государственный переворот. Первоначально я лишь догадывался об этом, но теперь я в этом убеждён.
     Стас открыл рот, но тут же закрыл его. Потом снова открыл.
     — Почему?
     — Одним из наиболее серьёзных аргументов было случившееся на партийных выборах. Тогда, когда была обнаружена попытка подделать итоги голосования в пользу «Единой России». Идиоты тогда бурно радовались по поводу пойманных за руку жуликов, а я сидел и думал: неужели центральная партия, замкнутая на президента и имеющая в своём распоряжении всю мощь спецслужб, не могла найти по-настоящему компетентных фальсификаторов? Которых не поймали бы за руку, как мальчишек?
     — По-твоему, это они специально подстроили?
     — Больше некому, — развёл руками Кирилл. — Если бы это было подстроено их оппонентами, то было бы проведено расследование для выявления истинного виновника.
     Стас покачал головой. Тихо спросил:
     — Другие аргументы есть? Одной-единственной посылки для столь масштабного вывода недостаточно.
     — Сколько угодно. Взять гипотетическую потраву собак при посещении Медведевым буддийского монастыря. Если это происходило на самом деле, то как можно упустить такой удар по репутации — если только он не был осознанно задуман с самого начала? Если же это лишь газетная утка, то почему не последовало убедительного и доказательного опровержения? Таких случаев не счесть. Я бы мог перечислять их до вечера — и ты тоже сможешь, если откроешь любое «политически-аналитическое» издание.
     Кирилл замолчал, вновь погрузив руку в вазочку с орешками. Стас тоже не торопился что-либо сказать, сверля взглядом серые переливы линолеума.
     Несколько минут длилась тишина, нарушаемая лишь шелестом шелухи и ореховым хрустом.
     — Может быть, есть другие объяснения? — наконец спросил Стас.
     Кирилл устало усмехнулся.
     — Я думал о них. Ты знаешь, первоначально я рассматривал наивную версию «Добрый царь — злые бояре». Я полагал, что против Путина с Медведевым или против стоящего за ними скрытого центра власти — для простоты скажем «Медвепута» — работает весь российский чиновный аппарат. Чиновники специально подстраивают всевозможные акции, чтобы испортить репутацию Медвепута, специально оплачивают прессе чёрный пиар, и тому подобное.
     — Ну, это уже чушь.
     — Согласен, — щёлкнул пальцами Кирилл. — Что мешает Путину, Медведеву или стоящему за ними серому кардиналу понемногу избавиться от вредителей в чиновном аппарате? Если осуществлять расправу достаточно жёстко, можно в краткие сроки решить проблему.
     — Может быть, за ними стоит чересчур мощная сила? Западу вроде бы не слишком нравятся наши харизматические диктаторы.
     — Ой ли? Эта неприязнь выглядит скорее публичной. Так или иначе, если против Медвепута выступает сила, с которой Медвепут при всём своём могуществе не может ничего сделать и которая может как бы управлять ресурсами самого Медвепута, то эта сила фактически и является правителем России. В любом случае получается, что истинная российская власть планирует переворот против номинальной. Возможно, серый кардинал, стоящий за Медведевым и Путиным, хочет убрать с доски надоевшие ему фигуры?
     — Зачем?
     — Чтобы новый режим не имел никаких долгов и обязательств старого режима. Чтобы под шумок можно было провести те или иные силовые акции.
     Стас протёр глаза. Они начинали слипаться.
     — Бред. Народ не поднимется.
     Кирилл изумлённо уставился на собеседника.
     — А кто тебе сказал, что какой-то народ собираются куда-то поднимать? Вся эта информационная Волна, всё это нагнетание нонконформизма, все эти бури в стакане воды и русские игры предназначены лишь для одной цели: чтобы переворот, когда он произойдёт, выглядел правдоподобным. Чтобы никто не удивился, когда произойдёт так называемая революция.
     Протянув руку к чайнику, Кирилл хлебнул немного воды прямо из носика. После орехов обычно пересыхает в горле.
     — Власть играет в поддавки, чтобы начать партию заново.