В колонках играет - Dogs - Turned To A Different Station
Настроение сейчас - намана...

я хотела тут кое-что выложить... это отрывок из повести Франсуазы Саган "Смутная улыбка". Это, пожалуй, самое лучшее описание любви, или страсти... в общем, тех чувств, которые многим знакомы. Для меня это смесь много, пережитого за последние...ммм... года четыре. Не всего, конечно, но много в области этой самой страсти. Я читала, будто переживая это все заново...  В общем, читайте сами...

"  

Порой я просыпалась среди ночи с пересохшими губами, и еще в полусне слышала, как кто-то шепчет мне - надо снова заснуть, снова уйти в тепло, в бессознательность, ставшую для меня единственной передышкой. Но я уже начинала думать: "Это просто жажда. Достаточно встать, дойти до умывальника, попить, и я снова засну". Но стоило мне встать, стоило увидеть в зеркале собственное отражение, слабо освещенное уличным фонарем, почувствовать тепловатую воду, текущую по мне, как отчаяние охватывало меня, и я снова ложилась в постель, дрожа от холода, ощущая настоящую физическую боль. Лежа плашмя на животе, обхватив голову руками, я вдавливала себя в постель, как будто моя любовь к Люку была каким-то смертельно опасным зверем, которого я, взбунтовавшись, пыталась раздавить, зажав между своим телом и простыней. А потом начиналась борьба. Моя память и воображение превращались в злейших врагов. Лицо Люка, Канн, все, что было, все, что могло бы быть. И тут же, сразу, сопротивление моего тела, требовавшего сна, и моего рассудка, который был сам себе противен. Я выпрямлялась, начинала подводить итоги: "Это я, Доминика. Я люблю Люка, а он меня не любит. Неразделенная любовь, неизбежная грусть. Нужно порвать". И я представляла себе этот окончательный разрыв в виде письма Люку, изящного, благородного, объясняющего ему, что все кончено. Но письмо интересовало меня лишь в той мере, в какой его изящество и благородство снова приводили меня к Люку. Едва я мысленно пускала в ход это жестокое средство и порывала с Люком, как немедленно начинала думать о примирении. - Надо дать себе волю, - советовали мне добрые люди. Но во имя кого? Никто другой не существовал для меня, даже я сама. Я существовала для себя только в связи с Люком. Катрин, Ален, улицы. Этот мальчик, который поцеловал меня на случайной вечеринке, с которым я больше не захотела встретиться. Дождь, Сорбонна, кафе. Карты Америки. Я ненавидела Америку. Тоска. Неужели это никогда не кончится? Уже больше месяца, как Люк уехал. Он прислал мне письмецо, нежное и грустное, я знала его наизусть. Меня несколько утешало, что мой рассудок, до сих пор противостоящий этой страсти, издеваясь над ней, высмеивая меня, вызывая на сложные диалоги, понемногу превращался в союзника. Я больше не говорила себе: "Покончим с этим дурачеством", но "Как уменьшить издержки? " Ночи были неизменные, бесцветные, увязнувшие в грусти, а дни иногда проходили быстро, заполненные занятиями. Я как бы отстраненно размышляла на тему "я и Люк", что не мешало тем невыносимым приступам, когда я вдруг останавливалась посреди тротуара, и что-то поднималось во мне, наполняя меня отвращением и гневом. Я заходила в кафе, опускала двадцать франков в проигрыватель и устраивала себе с помощью каннской мелодии пять минут сплина. Ален в конце концов ее возненавидел. Но я, я знала каждую ноту, я вспоминала запах мимозы, он был со мной за мои деньги. Я себе очень не нравилась. - Да брось, старик, - терпеливо говорил Ален, - ну что ты! Мне не нравилось, когда меня называли "старик", но тогда это меня утешало. - Ты очень милый, - говорила я Алену. - Да нет, - говорил он. - Я напишу диссертацию о страсти. Это меня заинтересовало. Но эта музыка убеждала меня. Убеждала в том, что мне нужен Люк. Я хорошо понимала, что эта необходимость была одновременно и связана с моей любовью и отдалена от нее. Я еще могла разделить его на составные части: человеческое существо-соучастник, объект страсти - враг. И хуже всего было то, что я никак не могла принизить его, как, в общем-то, мы всегда принижаем людей, отвечающих нам равнодушием. Были даже моменты, когда думала: "Бедный Люк, как я устала бы с ним, соскучилась! " Я презирала себя за неумение быть легкой, тем более что, возможно, обида привязала бы его ко мне. Но я хорошо знала, что он не способен обидеться. Это был не противник, это был Люк. Мне было тяжело выбраться из этого.

" [700x525]



p.s.  ыыыыы как это все... ээээ... можно сказать "зюзю ляля"?)
а вот отец, кстати, просто чудовище) он уже несколько раз называл меня толстой. МЕНЯ ТО. сцуко. ему нужна дочь, страдающая анорексией. не дружу я с ним.

а вообще у мужчин так интересно все. у них всегда такие странные вкусы и взгляды на женщин. у каждого разные. если мы, женщины, более менее единодушно соглашаемся это красиво, это нет, блаблабла, то мужчины вообще непредсказуемы в это плане. вообще абсолютно.)  так, интересное наблюдение просто)