В субботу ночью болела голова.

    Это было страшно.
    Я попытался забыть про то что у меня болит голова. Но подушка открыла свой беззубый рот и читала мне лекцию о головной боли ее возможных пречинах и методах борьбы с ней. Тогда я попробовал встать от компа. Я делал это медленно. Монитор показывал череп в разрезе, опухоль в нем и слишком густые кровяные потоки. Медленно оседая на пол я хотел закричать но бульканье, которое издел, прозвучало тише чем лекция подушки, которая уже встала и начала с важным видом хирурга расхаживать от окна к стене. В ее голосе чуствовалась уверенность, увереннось в тромбах, сотрясениях, повышенном давлении и сильной интоксикаци моего организма.
    Перед столкновением с толщей паркета я пытался придумать покрывало, пенку, или какой другой мягкий объект способный смягчить мое падение. Получилось придумать тапок, притом один, на него я и упал. С ругательствами он вылез из под меня, посетовал на плохое самочуствие и ушел куда-то по направлению к ванной. Становилось жарко, я становился жидкостью. По мнению, видимо сильно осведомленной в медецине, подушки единственое твердое что от меня осталось это опухоль головного мозга.
    Контроль, полный контроль.
    Встать на четвереньки и ползти к ванной, положить опухоль под холодный душ. Стало только холодно. Все твердое что оставалось кроме опухоли попыталось отделится от жидкости меня методом повышенной температуры. Похоже получилось, Бил жар, все стало сухим и хрупким, я уменьшился.
Рядом, в во весь свой исполинский рост стояла подушка, она говорила о мененгите. Она была огромна, почти что со стиральную машинищу ростом.
Машина, этот гладкий и до тошноты белый небоскреб режущий глаза.
    Это была не мысль а какая-то стальная кишка приваренная к лестнице идущий вправо и ввверх, такая металическая, ржавая кишка. Анальгин. Он был, где-то там, ввышине и в соседней комнате. Когда подушка услашала мой шепот она просто пришла в ярость. Она толкала мне трактат, притопывая одним из своих углов по кафельному полу от чего по нему шли круги, трактат про сердечные заболевания, про инфаркты и инсульты которые случались у высушенных амеб из-за приема анальгина. Аспирин она отвергла сразу, на этот раз без медецинских знаний, просто -"его у тебя нет!"
    Я хотел попросить ее принести анальгину, но раздумал и стал звать тапок. Хотел повернуться и посмотреть где он там, но вместо этого посмотрел в газету.     Немного почитал про последнии события - стало только хуже.
    Решил было позвать соседей. Но они не слышали, да и войти бы не смогли. Анальгин был нужен, необходим, надо было его только достать.
    На кухню я приполз на спине. Это было даже приятно. Головная боль ходила вместе с подушкой и хихикала о чем-то своем, или моем, это было без раздници. Я пытался уронить шкаф. Я бил по ножке, такой хрупкой пластиковой ножке чтобы он сволился. Потом я хотел залезть по лианам растущимиз решетки холодильника. Они ломались или просто, как маленькие змеи, уворачивались от меня.
    Опять было жарко. Я подумал о трансформации пищи в энергию. О трансформации животных в пищу. Я открыл морозильник. В него помещалось только пол головы. Я нвчал выкидывть из него все что там было, постепенно пристраивая части своего тела на полках, все выше и выше. Сначало я клал голову на полку выше, потом поднимал еще чего-нибудь с пола и клал тудаже.
    Опять чуть вырос, опяь стало холодно.
    Железная кишка о анальгине заметно разраслась и из морозилки мне удалось до нее дотянутся, я впился в не и медленно пополз к лекарству.
    Анальгин.
    Я проглатил 4 таблетки и упал.
    Железная кишка принимала вид мысли. Просто у меня болела голова. Она проходит.

Я встал и пошел к компу. В комнате было холодно, уже светало.