Пожалуй, самым вызывающим из всех упомянутых здесь можно счесть тот
факт, что очень часто психотерапевтического эффекта добиваются люди с явно
недостаточной психотерапевтической подготовкой или вовсе не имеющие таковой.
В качестве примера расскажу о начале моей собственной практики; уверен, что
нечто подобное довелось пережить сотням психологов и людей других профессий,
имеющих еще более отдаленное родство с психотерапией.
Подготовка психологов в 20ѕ30-е годы, как правило, отличалась крайней
конкретностью (она и до сих пор отличается узостью, хотя и в меньшей
степени), доходящей до узколобия. Я, тогда еще очень молодой человек,
движимый любовью к людям, желанием понять их и помочь им, поступил в
университет на факультет психологии. Очень скоро с удивлением для себя я
обнаружил, что попал в какое-то странное, почти масонское заведение, где
ученые старцы толкуют ощущения, заставляют заучивать бессмысленные слоги и
совершать магические обряды жертвоприношения, отправляя крыс в вечное
странствие по лабиринту и наказывая ударом тока ни в чем не повинных собак.
Более-менее полезными навыками, которые я усвоил в стенах этого храма науки,
были умение применять придуманные другими техники исследования и знание
статистических процедур.
Однако в глазах простых смертных я обрел ореол психолога, и потому ко
мне потянулись люди, желающие получить ответы на главные жизненные вопросы,
полагая, что кто, как не психолог, должен объяснить им, почему случаются
разводы, откуда возникает ненависть и почему некоторые люди сходят с ума. Я
чувствовал себя неуютно от этих вопросов и все же в меру собственных сил и
возможностей старался ответить на них. Особенно тяжко в ту пору приходилось
провинциальным психологам, тем, что жили и работали в маленьких городках,
где люди не только не слышали слова "психоанализ", но ни разу в жизни не
видели психиатра, где единственной альтернативой психологу была гадалка,
домашний доктор или духовник. Психолог выслушивал вопросы и пытался найти на
них ответы. Таким образом, в постоянной тяжбе с неугомонной совестью он
обретал первые навыки психотерапии.
Самое интересное, что даже эти неуклюжие попытки врачевания
человеческих душ зачастую оказывались успешными, что приводило меня в
полнейшее изумление. Я был готов к провалам и поражениям, и их, конечно же,
было больше, чем побед, но чем же все-таки объяснить успехи, на которые я
даже не смел надеяться?
Несколько позже я обнаружил другой, еще более неожиданный для меня
феномен. Я проводил самые разнообразные исследования, в ходе которых мне
приходилось составлять подробнейшие истории жизни своих испытуемых. При этом
я обнаружил, что несмотря на то, что моя психотерапевтическая подготовка
оставляла желать лучшего, а вернее было бы сказать, несмотря на полное
отсутствие оной, мне в отдельных случаях удавалось вполне определенным
образом повлиять на исследуемое мною личностное нарушение. А ведь я никогда
не стремился к этому сознательно, я просто задавал человеку вопросы и писал
его историю жизни!
Иногда ко мне обращаются за советом мои студенты, и некоторым из них я
советую обратиться за помощью к профессиональным психотерапевтам. При этом я
объясняю студенту, в чем, на мой взгляд, состоит суть его проблемы, и почему
я считаю целесообразной помощь специалиста. Довольно часто этого оказывается
достаточным, чтобы студент сам справился с имевшейся у него симптоматикой.
Подобного рода феномены чудесного исцеления гораздо более доступны
взгляду дилетанта, нежели профессионального психотерапевта или психиатра.
Последний не склонен верить в чудо, он скептически относится к рассказам о
такого рода случаях, однако я со своей стороны замечу, что, если мы возьмем
на себя труд проверить их, то окажется, что очень многие из них имеют под
собой реальное обоснование; такие случаи ѕ не редкость в практике психолога
и социального работника, не говоря уже о священниках, учителях и врачах
общего профиля.
Но чем же объяснить этот феномен? Мне думается, его можно понять только
в контексте общей социально-психологической теории и теории мотивации. Вы,
наверное, заметили, что в каждом из вышеперечисленных случаев существенны не
столько осознанные аспекты отношений между терапевтом и пациентом, сколько
то, как сам пациент воспринимает терапевта и свои отношения с ним. Если
пациент ощущает, что терапевт интересуется им, думает о нем, старается
помочь, то это помогает пациенту обрести чувство собственной значимости. Он
чувствует себя под защитой человека, обладающего знанием, мудростью, опытом,
силой и здоровьем, и его тревога отступает. Он видит, что его готовы
выслушать без критики и осуждения, он оказывается в атмосфере искренности,
доброты, сочувствия, приятия и одобрения ѕ все это, вместе с вышеназванными
факторами, способствует бессознательной уверенности пациента в том, что ему
ничто не угрожает, что он любим и уважаем, что его потребности в
безопасности, любви и уважении все-таки могут быть удовлетворены.
Очевидно, что если мы рассмотрим уже известные нам психотерапевтические
детерминанты, такие как внушение, катарсис, инсайт, поведенческая терапия и
др., с точки зрения базового удовлетворения, то мы сможем найти гораздо
более убедительные объяснения многим терапевтическим эффектам. В отдельных,
не слишком серьезных случаях психотерапевтический эффект можно объяснить
исключительно в рамках теории базового удовлетворения. В других случаях,
особенно в случаях тяжелых расстройств, судя по всему, требуется комплексное
объяснение, для их понимания необходимо учитывать благотворное влияние
конкретной психотерапевтической техники. Но даже в случаях самых тяжких
расстройств можно и нужно учитывать фактор базового удовлетворения,
источником которого служат хорошие межличностные отношения


Абрахам Гарольд Маслоу. Мотивация и личность