события последних дней можно смело и не без гордости в голосе назвать "дурдом".
нагромождение смешавшихся новых лиц, старых сюжетов, маниакальных идей, Radiohead, Земфиры и БГв, безудержной злобы и беззаветного смеха
приводят к тому,
что лирические герои погибают при столкновении нос_к_носу с прототипами,
а я путаюсь в том, чего хочу.

эти люди верят в то, что портреты мироточат,
и усматривают в этом чудеса,
а я выслушиваю автобусные монологи женщин среднего возраста
и молюсь за бомжей.

а ещё сегодня 9 декабря.
и было столько несказанного за эти 17 лет,
что пора бы сказать.

однажды, когда мне было 13, я имела неосторожность сделать очень гневную запись где-то на дневниках.ру,
и она была обнаружена.
быть может, и это письмо найдёт адресата.
по крайней мере, это единственный оставшийся способ.

это сопливый многослов, и к прочтению он совершенно необязателен.

Здравствуйте, Дмитрий Валерьянович.
Я пишу без рассчёта на то, что Вы когда-либо это прочтёте. Однако, если ненароком так произойдёт, не поленитесь осилить. При всех изъянах стиля и содержания, это письмо задумывалось как поздравление.
Сегодня 9 декабря, и у Вас день рождения. Приличия обязывают поздравить Вас, и я поздравляю. Право, не знаю, что Вам можно желать.
Когда я была младше, пыталась до Вас дозвониться. У меня была приготовленная речь, как на детском утреннике, я выводила её корявенькими буквами на одинарном листочке в линейку, и с трепетом брала телефонную трубку, которая беспощадно отвечала мне вашим монотонным автоответчиком. Тогда мне ещё говорили, что Вы «в Сочи, где тёмные ночи», в командировке, и оттого так редко нас навещаете. Что у Вас много дел. И я, конечно, верила. Потом появился компьютер, и мы с братом писали Вам письма на e-mail. С таким же успехом, как Вы понимаете.

А знаете?
Всё своё детство я авансом любила Вас. Ваш образ был для меня святыней, ничто не могло его опорочить, даже, собственно, Ваше отсутствие в моей жизни. Я могла подолгу сидеть в кресле и смотреть на Ваши чёрно-белые фотографии, и на цветные, и особенно любила одну, где Вы ещё молоды и ужасно красивы, с усами и в форме. Но из Сочи Вы не возвращались.

Когда я пошла в школу, я уже, к счастью, имела сложившееся представление о действительной ситуации. Помнится, в 1 классе мы что-то выводили в своих прописях двухцветным карандашом, и наша учительница ласково сказала: «Молодцы, молодцы, придёте домой и порадуете маму с папой». Одна девочка, Маша, ни с того ни с сего расплакалась, все принялись её утешать и спрашивать, что же случилось, и она срывающимся голосом попросила не упоминать маму, потому что её мама умерла. А я из чувства солидарности гордо встала из-за своей парты и твёрдо сказала: «А у меня нет папы. Когда я была маленькая, он ушёл к другой тёте и теперь живёт с ней». Помнится, что Людмила Ивановна говорила в ответ что-то ободряющее, но, кажется, она была в смятении.

История дальнейших лет не стоит упоминания, она будет походить на слезливый и безвкусный роман о становлении моего мнения о Вас, о слезах, ненависти, непонимании, обвинениях и, наконец, жалости. А Вы не оцените таких трудов, не правда ли?

Вы же всегда хотели стать писателем. Если бы Вы так не боялись разговора со мной, я бы в первую очередь спросила Вас: «Почему же Вы им не стали?». Видите, первым было бы совсем не то «почему», на которое Вы не знаете, что отвечать.

Порой чужие люди пишут мне, с жадным любопытством выясняя, каковы ваши дальнейшие творческие планы. А мне приходится объяснять им, что я о них ничего не знаю и знать не могу. Мне это не очень приятно. Разглашайте их хоть немного, хорошо?

А представляете, как это звучало бы? «Дочь писателя». От этого веет какой-то интеллигенцией, это звучит претенциозно. А так выходит, что и не дочь, и не писателя. Да, простите, простите, Вы, быть может, преданный фанат, но пишете ни о чём. Я листала Ваши книги - я не впечатлена, пусть тысячи фанатов Спартака осудят меня, не поймут, и продолжат преклоняться перед Вами, как перед «первым русским околофутбольным писаталем», их мнение для меня – не рецензия. Я требовательна к литературе, а то, что пишете Вы, ей называться не может. Вы для меня – всего лишь председатель совета директоров «Релиза». Не больше, и не меньше, им были, и им останетесь.

Мне много рассказывали о Вас, Дмитрий Валерианович, много дурного, и, к сожалению, у меня есть основания этому верить. Я знаю о вашей жизни больше, чем требовалось бы знать. Чем Вы, наверное, хотели бы, чтобы я знала. И я бы не против, чтобы Вы сами рассказали мне о себе. Но мы с Вами оба прекрасно понимаем, что Вы не сподвигнетесь на это в ближайшие n лет.

Что я чувствую к Вам? Раньше я Вас презирала. Но это не то, чего Вы заслуживаете. Вы заслуживаете моего сочувствия. И именно это я ощущаю к Вам, когда слышу о Вас по радио, когда вижу в интернете всплывающую рекламу Ваших книг, когда смотрю Ваши интервью. Не курьёзно ли, что последний раз я видела Вас пару дней назад на ю-тубе, рядом с трепещущей от волнения блондинкой с журфака, вопрошающей с неподдельным интересом: «Что же для Вас футбол?..».

Этим летом, как раз во время чемпионата мира, мы с вашей сестрой, как Вы знаете, были в Чехии, и на один день съездили в Вену. Было довольно-таки странно понимать, что мы с Вами среди всех столиц мира находимся вместе в одной.
Маша сказала: «Если хочешь, я могу позвонить ему, он быть может, приедет». Я сказала: «Нет.».

Если Вы ни разу не позвонили поздравить меня с днём рождения, с чего бы Вам встречаться со мной в Вене? Сомневаюсь, что Вы станете ругать меня за опрометчивость. Скорее похвалите за догадливость.

…Что же пожелать Вам? Посторонний сказал бы, что у Вас всё есть – слава, деньги, признание, любимая (?) жена. Но есть кое-что, чего Вам не хватает.
Вам не хватает любви, Дмитрий Валерьянович. Не любви ко мне, к Егору, или к вашей бывшей жене, но любви к жизни, любви к людям, любви безвозмездной и созидательной. А отсутствие любви Вы обращаете в ужасные вещи. Мне стыдно за Вас. Мне очень за Вас стыдно.
И поэтому – любви Вам. Больше нет, к сожалению, ничего, что я могла бы пожелать Вам от всей души.

У меня от Вас совсем немного - зелёные глаза и нерасположенность к точным наукам. И ещё картонка с надписью синим карандашом: «Русенька! Я тебя очень люблю. Я уехал работать, в командировку, но скоро обязательно вернусь. ПАПА.»

P.S. Как видите, я постаралась как можно меньше упоминать маму и брата; это моё письмо к Вам, и именно те слова, которые Вам хотела бы сказать я, остальные о них знают ровно столько же, сколько и Вы в тот момент, когда я дописываю эти строки, а, быть может, и всю вашу оставшуюся жизнь – категорически ничего.

Русина Дмитриевна Лекух, 09.12.2008.