Из публикации в "Стетоскопе" № 7, 1995 г.

Сидим в гостях у нашего редактора, читаем книгу Галантера и Прибрама "Языки мозга". "Алешенька, отложи в сторону книгу, я же устриц к столу подала", – беспокоится мама А.И.Кренкеля, Ефросинья Прохоровна. Устрицы в уксусе, под виноградным листом; великолепное переживание съеденности! "А говяжий язык, мама? Неужели еще не готов?"– удивляется А.И.Кренкель, заправляя салфетку на манер жабо и вилкой указывая мне мое место за столом. Пожилой Кренкель выносит из погреба запотевшие бутылки венгерского Рислинга Сильвани. "Изумительно! Великолепно! "– шепчутся гости. "Вам устриц, или, может быть, с крабов начнете?"– осведомляется у меня Ефроситья Прохоровна. Веселье за столом достигает своего апогея, но никто еще не смеется. "С...салфетку забыли!"– давится смехом А.И.Кренкель.

"А все-таки мы очень непростая семья, – сообщает Прохоровна, – вот вчера, к примеру, Алешенька взял, да и закатал свою дочку, Мариночку, в бочонок из-под сельди, да так закупорил, что мы до сих пор мучаемся, открыть не можем".

"Папа! Пожалуйста! Проводи нашего дорогого эН. эН. в погреб, – вмешивается Алексей Иванович, – устрицы подождут. Как можно есть, когда там дитя страдает!"

Тут пожилой Кренкель, эта амеба с повадками Песталоцци, хватает меня за плечо. Ефросинья Прохоровна мягко отводит его руку. "Н.Н. нам, конечно, поможет, но после ужина", – увещевает она супруга. Не очень-то мне нравится голос этого Прокруста в юбке. "Все, хватит! Кончено! – кричу я. – Надо выйти на улицу и позвать соседей".

А.И.Кренкель поспешно направляется к воротам. "Отец! О случившемся больше ни слова!"

"Жизнь продолжается... Что ж тут поделать, сынок?"– вздыхает пожилой Кренкель и начинает наматывать тело устрицы на специальную вилку.