[показать]
Дата: июнь 2005 г.
Издание: Rolling Stone.
Автор: Александр Братерский.

В преддверии двух концертов Мэрилина Мэнсона в России Rolling Stone навестил певца в его калифорнийском особняке. Мэрилин показал нам свой рисунок кэрролловской Алисы с поросенком во чреве, куклу Адольфа Гитлера и рассказал о том, как американский солдат подарил ему репродукцию портрета Саддама Хусейна.


Дом Мэрилина Мэнсона в Чатсуорте, пригороде Лос-Анджелеса, трудно найти, и водитель такси долго кружит по улицам, пока не останавливается около нужного здания. Оказывается, что мы проехали мимо несколько раз. На пороге меня встречается служанка — степенная рыжая дама, говорящая с британским акцентом. С достоинством, больше подходящим для представления особы королевской крови, она произносит: «Господин Мэнсон ожидает вас». Хозяин встречает меня в полумраке гостиной, оторвавшись от просмотра «Алой императрицы» — черно-белой мелодрамы Джозефа фон Штернберга с Марлен Дитрих в роли русской императрицы Екатерины Великой. На продолговатом лице Мэрилина, половину которого скрывают старомодные дымчатые очки, не видно и следа косметики, а на голове красуется черная армейская кепка с козырьком. Судя по рукопожатию, Мэрилин Мэнсон — крепкий мужик, и его псевдоженственный сценический образ рассеивается без следа. Странно, но вблизи Мэнсон напоминает русского художника Михаила Шемякина и циркового урода «Человека-слона» из фильма Дэвида Линча.

В старинный лос-анджелесский особняк Мэрилин переехал совсем недавно. Красное кирпичное здание в свое время принадлежало голливудской актрисе 1930—1940-х годов Барбаре Стэнвик («Двойная страховка»). Когда я спрашиваю Мэнсона о его журналистской прошлом, он признается, что так и не расстался с пером: «Я по-прежнему считаю себя больше писателем, чем музыкантом. Когда-то я самостоятельно научился играть на нескольких музыкальных инструментах — по-своему, по-детски. Написанной в то время музыки как раз и хватило на две пластинки. Мною двигало не желание что-то делать, а искушение почувствовать себя творцом. Тогда я довольно быстро дошел до точки, за которой лежал страх перед музыкальной индустрией — она ведь могла меня заставить делать все что угодно». Мэрилин Мэнсон сидит рядом со мной на кожаном диване, потягивает абсент, к которому давно пристрастился, и спокойно говорит глубоким хриплым голосом. В этот момент он похож на чтеца, из тех, что уютно сидят в креслах на телеэкранах.

Большая затененная гостиная, где мы находимся, заставлена старинной мебелью, полки ломятся от древних томов. Парочка детских книг валяется на столе рядом с охотничьим ножом, пневматическим пистолетом и непонятно откуда взявшейся вставной челюстью. Хозяин сообщает, что в данный момент пролистывает биографию Джима Моррисона. «Кстати, у The Doors тоже есть песня „Rock Is Dead“», — усмехается Мэнсон. Впрочем, с актуальностью этой фразы Мэрилин не соглашается: «Я думаю, что все умирает, а потом возрождается снова. Музыка диско — наглядный пример. Я хочу вернуть людям восхищение модой. Когда самым главным становится не то, куда ты идешь, а то, как ты одет. Я очень хочу, чтобы звездой мог почувствовать себя каждый. Мне знакомо это чувство — постоянно испытываю его на концертах».

Мэрилин Мэнсон одет во все черное: на нем соответствующего цвета рубашка и джинсы, на ногах — тяжеленные ботинки. Многие, наверное, уже забыли, что натуральный цвет глаз Мэрилина — карий, ведь в последнее время он фотографируется исключительно в контактных линзах и с накладными ресницами. Глухим голосом он вещает: «Люди, говорящие, что они хотят всегда быть в андеграунде, — полное дерьмо. Они боятся самих себя, боятся осознать масштабы своих талантов, и их поступки находятся в подчинении этому страху. Лично я никогда не ставил перед собой задачу быть коммерчески успешным — мною двигало желание снабдить моей музыкой как можно большее количество людей. Я этого никогда не скрывал». Тут Мэнсон впервые начинает меня немного пугать. Не меняя тона и не поворачивая головы, он мрачно смотрит куда-то вдаль из-под своих дурацких очков, говоря при этом: «Америка вплотную подошла к черте, переступив которую, можно оказаться в полном хаосе. Примерно то же самое происходило в Берлине после прихода к власти нацистов или во времена Никсона, когда слушалось дело Чарльза Мэнсона». Затем Мэрилин берет небольшую паузу и очень серьезно изрекает: «Я думаю, что Америка потеряла невинность именно тогда».

Судьба Чарлза Мэнсона, полубезумного руководителя религиозной секты, интригует хозяина особняка по-прежнему. В одном из интервью он признался, что бывал в том доме, где банда Мэнсона в августе 1969-го устроила бойню и зарезала беременную жену режиссера Романа Поланского — Шэрон Тэйт (сейчас в этом доме живет Трент Резнор). Мэрилин Мэнсон находит основания для того, чтобы оправдать Мэнсона № 1, который в данный момент находится в одной из калифорнийских тюрем: «Если бы события, связанные с бандой Мэнсона, произошли в наши дни, суд должен был бы провести повторное слушание». Особый интерес у Мэрилина вызывает тот факт, что хотя Мэнсон и был назван «убийцей», сам он никого не убил, угрожая, правда, расправиться с судьей и присяжными. «Если Чарлз Мэнсон виноват в том, что руководил убийцами, то это можно сравнивать с опытом моего отца, который расстреливал людей во Вьетнаме». Разницы между войной и убийством Мэрилин не видит: «У „семьи“ Мэнсона была вера, были мотивы. У стран тоже находятся причины, чтобы нападать друг на друга. Что здесь более правильно? У нас в Америке вообще главный феномен — это серийные убийцы. Здесь им позволяют стать настоящими знаменитостями. Тот же Чарлз Мэнсон достиг всего, чего хотел, — его поместили на обложку журнала Life. Америка вне себя от криминальных сюжетов и насилия, поэтому вы со мной сейчас и разговариваете. Я — часть всего этого».

Со стариком-сатанистом Чарлзом Мэнсоном его «однофамильца» роднит нечто больше, чем сценический псевдоним: «Он стал козлом отпущения для поколения хиппи, а я сыграл подобную роль во время трагедии в Коламбайне». Кажется, Мэнсон не очень хочет говорить о событиях, которые легли в основу сразу двух культовых фильмов нашего времени — «Боулинга для Коламбины» Майкла Мура и «Слона» Гаса Ван Сэнта. Во время расстрела, устроенного в школе маленького городка Колумбина двумя подростками, погибло 12 учеников и учителей, а 20 получили тяжелые ранения. Анализируя трагедию в штате Колорадо, американская пресса сразу же начала говорить о косвенной причастности к ней Мэрилина Мэнсона — предполагалось, что один из подростков был его фанатом. Сам Мэнсон начисто отрицал свою причастность и даже написал язвительную и горькую статью на своей официальном сайте. Перефразировав песню «I Don’t Like The Drugs (But The Drugs Like Me)», он назвал ее «Я не люблю прессу, но пресса любит меня» и обрушился на американское общество, обвиняя его в пропаганде оружия и насилия. С тех пор прошло уже шесть лет, и в штате Миннесота объявился новый подросток-убийца — некий индеец, увлекавшийся нацистскими идеями, застрелил бабушку с дедушкой, затем отправил на тот свет семерых ребят из школы и покончил с собой. «Индеец-нацист, бред какой-то!» — продолжает удивляться Мэнсон.

Вспоминая о кровожадном индейце, Мэрилин с улыбкой говорит о том, что никто почему-то не приплел сюда музыку его группы. «Иногда меня это разочаровывает, так как я в свое время сильно пострадал от этой шумихи и думаю, что пресса это признала. У меня отняли решительно все, и мне пришлось разбиться в лепешку, чтобы вернуть все обратно. Никто даже не представляет, насколько тяжело эта история сказалась на мне, моей девушке и родителях. ФБР тогда прослушивало мой телефон». С особой страстью Мэнсон начинает рассказывать о том, как после событий в Колумбине на его концерте постоянно дежурили переодетые полицейские: в адрес Мэрилина поступали угрозы, и он всерьез опасался покушения. «Я должен был продолжать работать для своих зрителей, а при этом еще и кому-то доказывать, что не являюсь трусом». Эта тема явно исчерпана, и я пробую заговорить с Мэнсоном о подростковой жестокости. Он тут же встает, достает из книжного шкафа потрепанную книгу. На мягкой обложке красуется надпись «Жестокие американцы». Открыв заложенную страницу, Мэрилин зачитывает мне историю о том, как шестеро подростков в Нью-Йорке атаковали полицейский патруль после футбольного матча. Потом он еще раз показывает на обложку — издание было выпущено в 1963 году. «Они-то точно моих песен не слышали, — мрачно говорит Мэнсон. — Не думаю, что мир стал безумнее с тех пор, как была написана эта книга».

Мать одного из подростков-убийц написала письмо в защиту Мэрилина Мэнсона. Текст послания опубликован в нескольких американских газетах. В нем женщина утверждает, что предпочла бы встретиться в переулке с Мэнсоном, нежели с одетым в дорогой костюм Фрэнком Синатрой, известным своими мафиозными связями. Собственная мать Мэрилина — единственный человек, который называет его настоящим именем — Брайан Уорнер. Для Мэнсона сценический псевдоним и настоящее имя уже давно являются единым целым. «Я не страдаю раздвоением личности, поскольку одновременно являюсь и Уолтом Диснеем, и Микки-Маусом. Разумеется, на сцене я один, в туалете другой, на улице третий. Любой человек ведет себя точно так же, каждый устраивает собственное шоу».

Помимо книжных полок, вставленных в рамки обложек журнала Life 60-х, портретов писателей Хантера Томпсона и Эдгара Алана По, а также близкой подруги Анджелины Джоли, гостиную Мэнсона украшает распятие Христа. Прорывный третий альбом Мэрилина назывался «Antichrist Superstar», и это было самое опасное название для страны, где большая часть населения считает Церковь оплотом добра и справедливости. По пути в Лос-Анджелес, в аэропорту Финикса, штат Аризона (в том самом штате, где в фильме Эмира Кустурицы приятель Мэрилина — Джонни Депп планировал отыскать американскую мечту), я упомянул Мэнсона, болтая с молоденькой соседкой по столику. Ее ангельское лицо исказили гримаса отвращения: «Это тот, кто ненавидит Бога?» Когда я рассказал об этом Мэрилину, он тут же начал смеяться: «В одном из своих эссе я написал, что Христос был знаменит в первую очередь из-за того, что его убили. У каждой религии есть свой Иисус, которого убивают. Все это происходит из-за того, что людям надо во что-то верить, потому что они не верят в себя».

Первую неловкость по отношению к Богу Мэнсон, по его словам, испытал в родном Огайо, где он посещал воскресную школу. «Карьеру добропорядочного христианина я начал с того, что попытался сравнить Иисуса и Санта-Клауса. Как обычно говорит Санта? „Если ты не сделаешь того или этого, то ничего не получишь на Рождество“. За интерес к этой проблеме меня выгнали из школы вон. Впрочем, я продолжал много читать, узнал массу вещей о Библии. Можно сказать, что о Библии я знаю почти столько же, сколько о Льюисе Кэрролле и Курте Воннегуте. Библия — важнейшее литературное произведение, но когда люди умирают за слова, написанные на бумаге, — это странно и опасно». Пока я разглядываю книги, Мэнсон признается, что ему в принципе было бы интересно поговорить с Иисусом. «Сначала я предложил бы ему принять душ, он ведь так долго шел по пустыне. Потом я с удовольствием бы узнал, почему все в него верят. Дело в том, что я могу уважать всех верующих, какой бы религия ни была, — при условии, что у них есть разумные причины для того, чтобы верить. Я вот могу объяснить, почему я верю в искусство, верю в музыку».

Логика и внятная речь — не самая сильная сторона фанатов Мэрилина, которые восторженно распевают его песни на концертах и на полном серьезе пытаются найти скрытый смысл, например, во фразе «продать душу дьяволу и умереть молодым». Сделав глубокий вздох, Мэнсон медленно комментирует: «Ну, я действительно не хочу умереть старым. Хотя иногда мне кажется, что эту проблему я решил. Постоянные перемены мест и внешности помогают мне всегда оставаться молодым. Кажется, я действительно продал душу дьяволу. По крайней мере, трудно спорить с тем, что я являюсь абсолютным воплощением зла по христианским канонам. Я просто не вписываюсь в программу: окончить университет, жениться, иметь детей, состариться, умереть. Мне это неинтересно». Настало время сделать Мэрилину подарок — я привез ему палестинский платок. Мэнсон немного шокирован, но рад и тут же вспоминает о своем фанате — ветеране иракской войны, подарившем ему репродукцию портрета Саддама Хусейна.

Во время нашего разговора в гостиной разрывается телефон, однако Мэрилин и не думает брать трубку. Он вскользь говорит о духовном родстве с Россией, а затем вновь переключается на излюбленные темы — Америка и любовь. Что-что, а существование любви Мэрилин (автор, например, таких строк: «Я не люблю тебя, но буду трахаться с тобой, пока не подвернется что-нибудь получше») не отрицает. «Я всегда верил в любовь и думаю, что благодаря ей ты всегда можешь защититься от ненависти. При этом я не верю в универсальное чувство типа „возлюби ближнего своего“». Еще несколько лет назад на страницах автобиографии «Долгая и трудная дорога из ада» Мэнсон смачно описывал оргии, говорил о многочисленных женщинах в своей жизни, однако сейчас его интересует только невеста — фотомодель и танцовщица Дита Фон Тиз. «Думаю, что сейчас я встретил человека, которому доверяю и который меня не предаст. Если ты нашел того, с кем ты можешь быть нежным, то имеешь полное право быть при этом грязным и примитивным. Любовь в полной мере оправдывает факт существования человека. Но не всем это чувство доступно».

Мэрилин Мэнсон хочет захватить с собой Диту в Россию, наша страна ему кажется более свободной, чем Америка: «У вас больше секса, больше искусства». Помимо поездки с Дитой в Москву и Питер у Мэрилина еще масса планов: работа над новым альбомом, съемки в кино с Анджелиной Джоли и запись аудиокниги. «Мне нравится читать людям вслух», — с энтузиазмом говорит Мэнсон, поясняющий, что с большой вероятностью воспроизведет «Алису в Стране чудес» Льюиса Кэрролла — тот также вошел в историю под вымышленным именем. Мэнсон явно доволен удачной аналогией: «По цитируемости книги Кэрролла стоят на втором месте после Библии. Он был весьма значительной фигурой в своем, странном, роде». Через мгновение Мэрилин протягивает мне свой рисунок, где он изобразил Алису в виде обнаженной женщины, из чрева которой выглядывает поросенок: «Там есть сцена, где ей дают поросенка, и мне кажется, что это символизирует то, как она представляет себе беременность». Выбрать для себя маску одного из персонажей Мэнсон не в состоянии: «Думаю, что я хотел бы быть самим Льюисом Кэрроллом, потому что невозможно читать эту историю, не видя ее глазами писателя».

Искусство волнует Мэрилина куда сильнее, чем политика и война в Ираке, к которым он, как сюрреалист и поклонник Дали, предпочитает не иметь никакого отношения: «Америка продавала войну, как продает машины, Шварценеггера или зубную пасту». На одной из его полок укреплены небольшие куклы Энди Уорхола и Адольфа Гитлера. Мэнсон с нежностью смотрит на них и сообщает: «Эти куклы всегда напоминают мне о соревновательности, которая существует между художниками. Гитлер ведь тоже был художником…» Мэрилин прекрасно отдает себе отчет в том, что музыку группы Marilyn Manson многие считают революционной, его самого называют бунтарем, а театрализованные концерты — восстанием. «В смысле воздействия на людей меня, конечно, можно назвать и революционером. Но не думаю, что в этом мире можно что-то изменить посредством продажи дисков. Финансовые интересы здесь ни при чем, скорее, меня волнует поведение людей и их любовь к искусству. Поэтому я обеими руками „за“, когда люди скачивают музыку из Интернета. Единственная опасность заключается в том, что подростки потребляют чужой труд, делая вывод, что все в этом мире достается бесплатно. Это прямая дорога к саморазрушению».

На прощание Мэнсон снова жмет мне руку своей железной клешней и грустно замечает: «Пойми, я не могу жить в этом мире, и в то же время я не хочу трусливо бежать от него. Я не могу уподобиться Принцу, который исчез со страниц таблоидов и при этом остается успешным». Возможно, проблему с собственным исчезновением Мэрилин Мэнсон уже решил. Я прошу разрешения сфотографироваться с ним, мы присаживаемся на диван, щелкает вспышка, и из «полароида» один за другим ползут бракованные снимки — ни на одном из них не было ничего, кроме глянцевого черного квадрата».