Отрывок из документального произведения С.Алексиевич «Цинковые Мальчики»
Автор беседовала с людьми, так или иначе связанными с войной в Афганистане и из записей этих бесед составила произведение.

"Получила письмо: "Не волнуйся, если нет писем. Пиши по старому
адресу". Два месяца молчания. Я не представляла, что он в Афганистане.
Собирала чемодан, чтобы ехать к нему на новое место службы.
Он не писал, что на войне. Загорает, ловит рыбу. Прислал фотографию:
сидит на ослике, колени на песке. Я не знала, что там убивают. Раньше он
никогда не баловался с дочкой, у него не было отцовских чувств, может,
потому, что она маленькая. Приехал, часами сидит и смотрит на ребенка, а в
глазах такая грусть, что мне страшно. Утром встанет, отведет ее в садик.
Любил посадить на плечи и нести. Вечером заберет. Ходили мы в театр, в кино,
но больше всего ему хотелось быть дома.
В любви стал жадным, ухожу я на работу или на кухне готовлю - ему и
этого времени жалко: "Побудь со мной. Сегодня можно и без котлет. Попроси
отпуск, пока я здесь". Пришел день улетать, он специально опоздал на
самолет, чтобы нам еще два дня побыть вместе.
Последняя ночь... Было так хорошо, что я расплакалась... Я плачу, он
молчит, только смотрит-смотрит. Потом говорит:
- Тамарка, если у тебя будет другой, не забывай это.
Я:
- Ты с ума сошел! тебя никогда не убьют! Я так тебя люблю, что тебя
никогда не убьют.
Засмеялся.

Детей больше не хотел:
- Вернусь... Тогда родишь... Что ты с ними делать одна будешь?..
Я научилась ждать. Но если я видела похоронный автобус, мне становилось
плохо, готова была кричать, плакать. Прибегу домой, висела бы икона, стала
на колени и молилась бы: "Спасите мне его! Спасите!"
В тот день я пошла в кино. Смотрю на экран и ничего не вижу. Внутри
непонятное беспокойство: где-то меня ждут, надо куда-то идти, еле досидела
до конца сеанса. В это время, видно, шел бой...
Неделю я еще ничего не знала. Я даже получила два его письма. Обычно
радовалась, целовала их, а тут разозлилась: сколько мне тебя еще ждать?!
На девятый день в пять часов утра пришла телеграмма, мне сунули ее
просто под дверь. Телеграмма была от его родителей: "Приезжай. Погиб Петя".
Я сразу закричала. Разбудила ребенка. Что делать? Куда идти? Денег не было.
Как раз в этот день должен был прийти его аттестат. Помню, завернула дочку в
красное одеяло, вышла на дорогу - автобусы еще не ходят. Остановила такси.
- В аэропорт, - говорю таксисту.
- Еду в парк. - И закрывает дверцу.
- У меня муж погиб в Афганистане...
Молча выходит из машины, помогает сесть. Заезжаем к подруге, я
одалживаю деньги. В аэропорту нет билетов до Москвы, а мне страшно вынуть из
сумочки телеграмму и показать. Вдруг это неправда? Ошибка. Если буду думать,
что он жив, тогда он и будет жив. Я плакала, все на меня смотрели. Посадили
до Москвы в "кукурузник". Ночью прилетела в Минск. Надо дальше, в Старые
Дороги. Таксисты ехать не хотят, далеко - сто пятьдесят километров. Прошу.
Умоляю. Один согласился: "Давай пятьдесят рублей, повезу".
В два часа подъезжаю к дому. Все плачут.
- Может это неправда?
- Правда, Тамара. Правда.
Утром идем в военкомат. Ответ военный: "Когда привезут, тогда вам
сообщим". Ждем еще двое суток. Звоним в Минск: "Приезжайте, сами заберите".
Приезжаем, в облвоенкомате говорят: "Его по ошибке увезли в Барановичи". Это
еще сто километров, у нас автобус не заправлен. В Барановичах в аэропорту
никого нигде нет, рабочий день закончился. В будке сидит сторож:
- Мы приехали...
- Вон там, - показывает рукой, - какой-то ящик. Посмотрите. Если ваш -
забирайте.
В поле стоял грязный ящик, на нем мелом было написано: "Старший
лейтенант Довнар". Я оторвала доску в том месте, где в гробу окошечко: лицо
целое, но небритый лежит, и не умыл никто, гроб маловат. Запах...
Наклониться, поцеловать нельзя... Так мне вернули мужа...
Я стала на колени перед тем, что было когда-то самым дорогим.
Это был первый гроб в деревне Языль Стародорожского района Минской
области. У людей, помню, одно - ужас в глазах. Никто не понимал, что
происходит. Опустили его в могилу. Не успели рушники, на которых опускали,
вытащить, как вдруг - страшный гром и град, помню, град, как белый гравий на
цветущей сирени, хрустит под ногами. Сама природа была против. Я долго не
могла уехать из его дома, потому что здесь была его душа. отец. мать... Мы
мало говорили. Мне казалось, что мать меня ненавидит: я живу, а его нет, я
выйду замуж, а ее сына не будет. Теперь на говорит: "Тамара, выходи замуж".
А тогда я боялась встречаться с ней глазами. Отец чуть с ума не сошел:
"Такого парня угробили! Убили!" Мы с матерью его убеждали, что Петю орденом
наградили, что Афганистан нам нужен, защита .южных рубежей... Он не слушал:
"Сволочи!.."
Самое страшное было потом. Самое страшное... - привыкнуть к мысли, что
мне не надо ждать, мне некого ждать. Утром просыпалась мокрая от ужаса:
"Петя приедет, а мы с Олеськой живем по другому адресу". Мне надо было
понять, что теперь одна и буду одна. Я три раза в день заглядывала в
почтовый ящик... Ко мне возвращались только мои письма, которые он не успел
получить, со штампом "Адресат выбыл". Я разлюбила праздники. Перестала
ходить в гости. У меня остались только воспоминания. Вспоминалось лучшее.
Первый день мы с ним танцевали. Второй - гуляли в парке. На третий день
нашего знакомства он предложил выйти за него замуж. У меня был жених.
Заявление лежало в загсе. Я сказала ему об этом. Уехал и писал письма
большими буквами на всю страницу: а-а-а-а-а!! В январе обещал: приеду, и
поженимся. А я в январе замуж не хочу. Я хочу свадьбу весной! Во Дворце
бракосочетаний. С музыкой, цветами.
Была свадьба зимой, в моей деревне. Смешно и наспех. На Крещенье, когда
гадают, мне приснился сон. Маме утром рассказываю:
- Мама, я видела красивого парня. Он стоял на мосту и звал меня. На нем
военная форма. Но когда я подошла к нему, он начал удаляться, удаляться и
совсем исчез.
- Не выходи замуж за военного, одна останешься, - сказала мама.
Он приехал на два дня.
- Пойдем в загс, - с порога.
В сельсовете посмотрели на нас:
- Зачем вам два месяца ждать? Идите за коньяком.
Через час мы были мужем и женой. Метель на улице.
- На каком такси ты повезешь молодую жену?
- Сейчас! - поднимает руку и останавливает трактор "Беларусь".
Годами я видела сны, как мы встречаемся. Едем на тракторе. Восемь лет,
как нет его... Снится часто. Во сне я все время его умоляю: "Женись на мне
еще раз". Он меня отталкивает: "Нет! Нет!" Я его жалею не потому, что это
был мой муж. А какой мужик! Большое сильное тело. Жалею, что не родила от
него сына. В последний раз приехал в отпуск, а квартира закрыта. Телеграмму
не дал. Я не знала. У подруги день рождения, я там. Он открыл дверь: громкая
музыка, смех... Сел на табуретку и заплакал. Каждый день встречал меня: "Иду
к тебе на работу, коленки дрожат. Как на свидание". Вспоминаю, как купались.
Сидели на берегу и жгли костер:
- Ты наешь, как не хочется погибать за чужую родину.
А ночью:
- Тамарка, не выходи больше замуж.
- Почему так говоришь?
- Потому что я тебя очень люблю. И не представляю, что ты будешь с
кем-то...
Иногда мне кажется, что я живу долго-долго, хотя воспоминания одни и те
же.
Дочка была маленькая, приходит из садика:
- Сегодня мы рассказывали про своих пап. Я сказала, что мой папа
военный.
- Почему?
- Они же не спросили: есть он или нет? Они спрашивали, кто он?
Подросла. Когда я за что-нибудь на нее злюсь, советует:
- Выходи-ка ты, мамка, замуж...
- Какого бы ты хотела папу?
- Я хотела бы своего папу...
- А не своего какого?
- Похожего...
Мне было двадцать четыре года, когда я осталась вдовой. В первые месяцы
подойди ко мне любой мужчина, то уже бы вышла замуж. С ума сходила! Не знала,
как спастись. Вокруг прежняя жизнь: кто дачу строит, кто машину покупает, у
кого-то квартира новая - нужен ковер, красная плитка для кухни... Чужая
нормальная жизнь доказывала, что у меня не такая. Мебель я только сейчас
стала покупать. У меня не поднимались руки печь пироги. Разве в моем доме
может быть праздник? В ту войну у всех было горе, у всей страны. Каждый
кого-то потерял. Знал, за что потерял. Бабы хором голосили. В кулинарном
училище, где я работаю, коллектив сто человек. Я одна, у кого муж сегодня
погиб на войне, о которой другие только в газетах читали. Когда в первый раз
услышала по телевизору, что Афганистан - наш позор, хотела разбить экран.
В тот день я второй раз мужа похоронила..."