Небо, смутное с утра, жиган-рассвет
в золотое ожерелье обряжал,
поцелуями румянил в алый цвет
да примеривал к шнуровке луч-кинжал.
И корсажи опадали в тень дворов -
обнажённо голубели небеса;
и двоим не надо было ни ковров,
ни перин – мягка была им и роса.
А потом, когда румянец остывал
в кипень белую стыдливых облаков -
не оставив и следа, рассвет-нахал
с ожерельем драгоценным был таков.