Вечером забегал Герман. Забрал Зенит, какие-то старые мои катушки. Оставил ролик киноплёнки, оставил какое-то чувство надежды и другие чувства...

Огромный лунный диск лениво выползает из-за соседней многоэтажки, я слежу за ним и делать в общем-то нечего. Пью много кофе. Читаю заброшенные дневники людей - незнакомых и разных. Смотрю старые фото. Вижу сны. Луна поднимается выше и переползает вправо. Будто бы её переносит гигантский небесный кран. По комнате бродят призраки. Призраки бродят внизу по улицам и крышам, не замечая друг друга. В лунном свете их лица - живые и меланхоличные.

Вроде бы уехать куда-нибудь к морю утренним экспрессом в одном вагоне с Северяниным, который мог в четверостишье уложить целую жизнь; со всех любящим Рыжим; с забытым Петруниным; с Цветаевой и её про/странными/ письмами. С Тихим и Вудман. И разрывался бы состав от щебета их голосов, и стояла бы тишина.

Т* на неделе передал Киев. Я проверил, шторки не светят, экспонометр в порядке. Заряжу завтра Kodak 1999, позавтракаю, выберусь туда, где рельсы и море. И сгоревшие поля. И вечная весна.