Небо расцвело поздно. Я наблюдаю за ним в окно. Печатная машинка на подоконнике отстукивает свой ритм: «Щелк-щелк. Щелк». Замирает на мгновение, а затем продолжает. «Щелк-щелк-щелк…щелк». Вообще-то, комната с утра опустела и машинка, выбивая литерами букву за буквой на белоснежном листе бумаги, говорит нам об этом. Она тоже наблюдает за небом в окно.

Как и я.

Приходит ощущение того, что мы переступили черту невозврата – ту черту, перейдя которую невозможно повернуть назад, а можно лишь только оглядываться, рассматривать фотографии, читать книги. Чтобы что-то понять и что-то осмыслить. Чтобы изо дня в день менять мир, который существует вокруг нас. Для этого у нас есть жизнь. У нас есть. Еще есть, точно!

Потому что говорить о смерти очень сложно. Особенно, о чужой смерти. Говорить вслух. Может быть, этого даже не нужно делать. Потому что все сказанные слова покажутся типичными. Словно вы пришли в магазин за кефиром. А слова, которые не сказаны – застрянут в горле. До лучших времен, которые, впрочем, едва ли наступят. Во всяком случае, я так думаю. Это мое мнение. Да.

Машинка остановилась, оставив предложение незавершенным. И это совершенно ничего не значит. Совершенно ничего. Пока вы не найдете своего решения.