- Привет, Ричард, - сказал я. - Не пугайся. Я...

- Я знаю, - вздохнул он. - Проекция замороченного ума. И
он снова отвернулся к дождю. В моем уме промелькнул образ
сожженного молнией дерева, поверженного и не способного
пошевелиться.

- Что случилось? - спросил я. Никакого ответа.

- Почему ты так подавлен?

- Что-то не так, - произнес он наконец, - я не знаю, что
случилось. Еще одна пауза.

- Она ушла от меня.

- Лесли? Ушла от тебя? Силуэт на кровати едва заметно
кивнул:

- Она сказала, что если я не уберусь из дому, уйдет она,
потому что выдерживать меня ей уже невмоготу. Улетел-то я, но
расторгла брак - она.

Невозможно, - подумал я. - Что должно было случиться,
чтобы альтернативная Лесли заявила, что не может его больше
выдерживать? Мы прошли сквозь такие тяжелые времена вместе -
моя Лесли и я - сквозь годы борьбы после моего банкротства;
были моменты, когда мы уставали настолько, что едва находили в
себе силы продолжать, иногда давление обстоятельств достигало
такого уровня, что мы теряли надежду и терпение, временами мы
ссорились. Но это никогда не было всерьез, мы никогда не
расставались, и ни разу ни один из нас не сказал: "Если не
уйдешь ты, уйду я". Что могло случиться с ними, худшее чем то,
что было с нами?

- Она не желает со мной говорить, - его голос был таким же
апатичным, как его тело, - едва только я об этом заговариваю,
она вешает трубку.

- А что ты сделал? - спросил я. - Запил, к наркотикам
пристрастился? Ты...

- Не будь идиотом! - раздраженно сказал он, - Я - это я.
Он закрыл глаза.

- Иди отсюда! Оставь меня в покое!

- Прости, - сказал я. - Конечно, это глупо. Просто я не
могу себе представить, что нужно, чтобы вас окончательно
перессорить. Это должно быть что-то монументальное!

-Нет! - сказал он, - мелочи, одни мелочи! Эта гора работы
- налоги и счета, и фильмы, и книги, тысячи просьб и
предложений - со всего мира. Она считает, что все это должно
быть сделано, и сделано правильно, и потому бросается на все,
как ненормальная, она никогда не останавливается. Много лет
назад она пообещала мне, что моя жизнь больше не будет такой
безумной кутерьмой, как до нашей встречи. И она отвечала за
свои слова.

Он сбивчиво заговорил, радуясь возможности пообщаться,
пусть даже с проекцией своего собственного ума.

- Мне ведь дела нет до текучки. И никогда не было. Вот она
и взяла все это на себя, жонглируя тремя компьютерами одной
рукой и тысячью форм, запросов и долговых обязательств -
другой. Она не нарушит своего обещания, даже если это ее убьет,
понимаешь?

Последнее предложение он сказал так, что в нем явственно
прозвучало - если это убьет меня. Он говорил обиженно и
въедливо.

- У нее нет времени на меня. Нет времени ни на что, кроме
работы. А я не могу помочь ей, так как она до смерти боится,
что я опять все запутаю.

Поэтому я напоминаю ей, что этот мир иллюзорен, что не
нужно воспринимать все серьезно, и говорю, что отправляюсь
немного полетать. Простые истины, но, когда я ухожу, она так
сверкает на меня глазами, словно хочет испепелить!

Он улегся на кровать, как будто это была кушетка в
кабинете психоаналитика.

- Она изменилась, напряжение изменило ее. Она больше не
очаровательна, не забавна, не красива. Она словно управляет
бульдозером или экскаватором, и так много бумаги должно быть
перетаскано к пятнадцатому апреля, или к тридцатому декабря,
или к двадцать шестому сентября, что она окажется погребенной
под этим валом, если прекратит движение, а я говорю - что
случилось с нашей жизнью? а она вопит - ладно, если бы ты хоть
часть нагрузки взял на себя, ты, может быть, понял бы! Если бы
я не знал, что он - это я, я бы сказал, что этот человек
бредет.

Но однажды - было такое - я чуть не встал на его путь, я
почт настолько же сошел с ума. Так легко затеряться в урагане
деталей, отбросить самое важное в жизни, когда уверен .- ничто
не угрожает такой особенной любви, а потом однажды обнаружить -
сама по себе жизнь вся превратилась в деталь, и в процессе ты
стал чужим человеку, которого больше всего любил.

- Я был там, где ты - сейчас, - сказал я, сложа искажая
истину. - Ничего, если я задам тебе один вопрос?

- Валяй, спрашивай. Меня ничто не обидит. Это - наш конец.
Это была моя вина. Мелочи могут стать смертельными, верно, но
ведь это - мы! Родственные души! Ты представляешь? Я
возвращаюсь к старому, становлюсь немного менее аккуратным на
несколько детей, и она жалуется, что я прибавляю ей работы, в
то время, как она и так уже в ней утонула. Она составляет
список мелочей, которые я должен сделать, я забываю что-то,
какую-нибудь глупость, например, заменить лампочку, а она
обвиняет меня, мол, я перекладываю на ее плечи всю
ответственность. Понимаешь, о чем я?

Конечно, я должен помогать ей выбраться, но все время? А
если нет, разве это - достаточное основание для того, чтобы
разорвать наш брак? Но это как камешки на мосту - накапливается
одой) на другом, пока мост не рухнет. Я говорю - нужно
отрешиться, увидеть светлые стороны, но куда там! Наш брак
всегда был любовью и уважением, но теперь это - напряжение и
бесконечный труд. И злость. Она попросту не видит самого
важного! Она...

- Послушай, парень, скажи-ка мне вот что, - произнес я.

Он прекратил жаловаться, взглянул на меня, удавленный тем,
что я все еще тут.

- А почему она должна думать, что ты всего этого стоишь? -
спросил я.

Что в тебе такого выдающегося, почему она должна быть в
тебя влюблена?

Он нахмурился, открыл рот, но слов не последовало. Словно
я был колдуном, похитившим его дар речи. Потом он - озадаченный
- опять уставился на дождь.

- А какой был вопрос? - спросил он через некоторое время.

- Что именно в тебе обязана любить твоя жена?

Он опять задумался, пожал плечами и сдался:

- Не знаю.

- А ты относишься к ней с любовью? - спросил я.

Он покачал головой:

- Теперь уже нет, но это так трудно, когда...

- А твое понимание, поддержка?

- Честно? - он еще немного подумал, - по-настоящему - нет.

- А ты открыт и восприимчив к ее чувствам? Заботлив,
сострадателен?

- Не сказал бы, - он выглядел угрюмым. - Нет. Он отвечал
на каждой мой вопрос. Интересно, потребовалось ему для этого
мужество, или просто отчаяние заставило его смотреть правде в
глаза?

- Ты общителен, с готовностью поддерживаешь беседу,
предлриимчив, интересен? Несешь свет, проявляешь энтузиазм,
вдохновляешь? Он в первый раз поднялся и сел на кровати, глядя
на меня.

- Иногда. Хотя, вряд ли. Долгая пауза.

- Нет.

- Ты романтичен? Склонен к размышлениям? Ты преподносишь
ей маленькие приятные мелочи?

- Нет.

- Ты хороший повар? Твои вещи в доме - в порядке?

- Нет.

- Ты надежен, помогаешь в решении проблем? Она находит в
тебе прибежище от стрессов?

- В общем-то нет.

- Ты - проницательный бизнесмен?

- Нет.

- Ты ей - друг? Над этим он задумался несколько дольше.

- Нет, - ответил он наконец.

- Если бы со всеми этими недостатками ты явился к ней на
первое свидание, как ты думаешь, захотелось бы ей, чтобы
состоялось второе?

- Нет.

- Тогда почему она не ушла от тебя до этого, - спросил я,
- почему оставалась? Он поднял глаза. В них застыла боль.

- Потому что она моя жена?

- Вероятно.

Мы оба замолчали, думая об этом.

- Как думаешь, ты сможешь измениться, - задал я вопрос, -
превратить все эти "нет" в "да"? Он смотрел на меня, не в себе
от своих ответов:

- Конечно, это возможно. Ведь я был ее лучшим другом, я
был... Он остановился, пытаясь вспомнить, кем он был.

- А если бы все это - все твои качества вернулись это бы
тебя задело? Это каким-то образом... уменьшило бы твое
значение?

- Нет,

- А что ты можешь потерять, если попытаешься?

- Да вроде бы, ничего.

- А приобрести ты смог бы многое, как по-твоему?

- Очень многое! - наконец ответил он таким тоном, словно
эта мысль была для него совершенно новой.

- Я даже думаю, она может снова полюбить меня. А если это
случится, мы оба будем счастливы. Он мысленно погрузился в
прошлое.

- Каждое мгновение рядом с ней было восхитительным. Это
было романтично. Мы исследовали идеи, находил" новые
озарения... это всегда будоражило. Если бы у нас было время, мы
бы снова стали такими же.

Он помолчал, а затем сформулировал свою самую главную
истину

- Я действительно мог бы помогать ей больше, че" помогаю.
Просто я привык к тому, что она все делает, так было проще -
предоставить ей возможность все брать на себя. Но если бы я ей
помогала если бы я делал свою часть, я думаю, мне удалось бы
восстановить свое уважение к самому себе.

Он встал, посмотрел в зеркало, тряхнул головой и заходил
взад-вперед по комнате.

Полная трансформация. Интересно, он действительно именно
так все понял?

- Как это я сам не додумался? - спросил он. Потом он
взглянул на меня.

- Хотя, по сути, похоже, додумался.

- На то, чтобы так опуститься, у тебя ушли годы, - сказал
я тоном предостережения, - а сколько лет понадобится, чтобы
выбраться? Вопрос был для него неожиданным.

- Ни одного, я уже изменился! Я попытаюсь немедленно!

- Так сразу?

- Если понял, в чем дело, времени на то, чтобы измениться,
не нужно вовсе, - сказал он, и его лицо возбужденно засияло. -
Если тебе вручают гремучую змею, ты вряд ли задумаешься
надолго, прежде чем ее выбросить, правда? А я должен держать
змею только потому, что эта змея - я сам? Нет уж, спасибо!

- А многие держат. Он уселся на стул у окна и посмотрел на
меня.

- Я - не многие. Я уже два дня лежу здесь и размышляю о
том, что родные души, которыми были мы с Лесли, ускользнули в
какое-то иное счастливое будущее вместе, а нас оставили в этом
несчастном измерении, где мы не способны даже поговорить.

Я так был уверен, что во всем виновата она, я не видел
выхода, ведь чтобы все стало лучше, измениться должна была она.
Но сейчас... Это - моя вина, я могу все изменить! Если я
изменюсь и буду оставаться в измененном состоянии в течение
месяца, но счастье не вернется, тогда мы поговорим о том, что
измениться следует ей!

Вскочив, он шагал по комнате, глядя на меня так, словно я
был блестящим психотерапевтом:

- Ты только подумай - всего несколько вопросов! Почему мне
нужно было, чтобы ты явился оттуда, откуда ты явился? Почему я
сам не задал себе все эти вопросы? Несколько месяцев назад!

- Действительно, почему? - переспросил я.

- Не знаю. Я так глубоко зарылся в возмущение по поводу
нее и всех проблем... как будто она создавала их вместо того,
чтобы пытаться с ними справиться, а я жалел себя, думая о том,
насколько она отличается от той женщины, которую я так любил.

Он снова уселся на кровать, н ненадолго склонил голову на
руки:

- Знаешь, о чем я думал, когда ты сюда вошел? Каково
последнее действие отчаявшегося человека...

Он вышел на балкон, взглянул на пейзаж, словно бы светило
солнце, а не шел дождь.

- Ответ - изменение. Если я не могу заставить себя
измениться в своем собственном уме, я заслуживаю того, чтобы ее
потерять! Но теперь, насколько я понимаю, мне известно, как
сделать ее счастливой. А когда она счастлива... Он остановился
и, улыбаясь, взглянул на меня:

- Ты даже представить себе не можешь

- А почему она должна поверить, что ты изменился? -
спросил я. - Не каждой же день ты уходишь из дому, и тебе
наплевать, - а возвращаешься переполненным любовью парнем, за
которого она выходила замуж. Он задумался об этом, опять
ненадолго погрустнел.

- Ты прав. У нее нет причин этому верить. Чтобы понять,
ей, вполне вероятно, потребуются дан, месяцы. А может, она так
никогда об этом и не узнает. Возможно, она никогда больше не
захочет меня видеть. Он обернулся ко мне и еще немного подумал.

- Истина - в том, что изменение, которое со мной произошло
- это мое дело. Замечать или не замечать, и что по этому поводу
думать - это дело ее.

- А если она не захочет тебя слушать, - спросил я, - .как
ты собираешься рассказать ей, что произошло?

- Не знаю, - мягко ответам он. - Я должен буду найти
способ. Может, она услышит это в моем голосе. Он подошел к
телефону и набрал номер. Я словно бы исчез, так целеустремлен
был он, делая этот звонок, так переполнен будущим, которое чуть
было не утратил.




Отрывок из книжки Ричарда Баха "Единственная". 16гл.