Вот такой он был и так он мучался, сколько его не убеждали мы, что все замечательно. Он был красив и умен и кладезь талантов, но его слишком сложная душевная организация и впрямь мешала ему жить. Молчать он не мог. Он мог запросто залепить недалекой девушке словесную пощечину, пройдясь по ее слабым местам, открыть ей глаза на самое себя в самом неприглядном свете, мог сказать в любой момент то, что думает о человеке - такая специфика общения не нравилась людям, его избегали.
А бедный Пашка мучался. Мучался отверженностью. Мучался от любви:

День за днем, ничто не может
Замедлить твоего отдаления.
Но я хочу, чтоб ты знала,
Что я не могу больше спать ночами.

Ночь за ночью звезды так ярко сияют,
Но моя боль больше чем вся вселенная
Этой ночью.

Год за годом, слеза за слезой,
Я чувствую как сердце распадается на
Две половинки. Ты приходишь как ветер
И я не могу защититься.
Ты режешь сердце так глубоко,
Что порезы не зашить.

Я не верю в любовь
После этого, после этого.
Нельзя изменить или переделать
Того, что мы потеряны друг для друга.

Время за временем я трачу,
Возвращаясь в прошлое, когда был силен.
Но сейчас я уйду. И я не отбрасываю тени,
Когда я один. Но я останусь навеки в мечтах,
Где ты рядом. Я хочу, чтоб ты знала, что
Я не могу больше спать по ночам.

Зато в нашей компании оригиналов он чувствовал себя своим. Но вот с девушками ему и тут не везло - скорее всего это был уже внутренний барьер. Раз шли мы к училищу с Шуриком - мрачным панком-философом, видим на заборчике сидит Пашка с какой-то девушкой и что-то вдохновленно ей втолковывает. Девушка симпатичная такая и сидит с заинтересованным видом - ну, думаю, Пашка жгет, наконец-таки нашел себе подругу. И тут наш мрачный панк-философ выдает: подходим к Пашке с девченкой, а Шурик говорит: "Ты ей лучше расскажи как ты говно на Сатариале жрал!" Ну-у, такие шутки были обычным делом для нашей компании и ничего такого тут не было, но Пашка смутился, покраснел и замолк. В воздухе повисло такое напряжение, которое мог конденсировать только он и через десять минут девушка сказала: "Мне пора, я вспомнила - надо в деканат зайти". Больше Паша с ней не общался, хотя она делала попытки. Да, именно так и было: человек то ли наяву, то ли вбил себе в голову, что раз он не такой как все, девушки у него быть не может. А тут он, видите ли, усомнился, за что и поплатился краской на лице.

Однажды нас забрали с ним в милицию. Мы сидели с ним на деревянных лавках, пялясь на шлюх в клетке напротив, как в своеобразном зоопарке. Он говорил:
- Ну что мне делать? Я спрашиваю у себя, спрашиваю у Бога, спрашиваю у всего мира, что мне делать? Неужели я отдан в служение поэзии, как жертва, принесенная Музе, без права на жизнь и счастье? Неужели я должен быть проводником чужих эмоций, при невозможности вкусить хоть часть того, что проходит через меня? Есть ли Бог? Остался ли в этом мире или все мы как дураки молемся на стенку? Послушай, что я написал:

Взгляни на одиноких людей, теряющих веру
В мире, полном отчаяния, где всем все равно
Что происходит вокруг, где Бог исчез.

Я вижу боль в окружающих лицах,
Вопрошающих - отчего Бог поднялся к себе
На небо, не попрощавшись.
Прошу, скажи мне, что Бог не умер!

Я хочу знать!
Если он скажет мне,
Что Бог не умер.
Я хочу знать.
Почему?...

- По-моему ты просто устраиваешь театр, чувак. Живи как живешь и делай что должен.
- Акс, я пью, я каждый день пьян и все проклял и не верю ни во что. Я уже готов выйти на площадь, сожрать все свои стихи и заорать: "Минет! Полцарства за минет!"
- Паш, я даже не знаю, что тебе на это сказать...
- А тут и говорить не о чем...

Таким он и остался в моей памяти - бледным исхудавшим высоким черноволосым юношей с длинными пальцами. В стальных очках, за которыми прятались умные и очень грустные глаза. Никем не понятый, хотевший простого.
Спустя четыре года гуляя по Арбату я встретил его. В педерастическом прикиде, с размалеванной блядью подмышкой, с "Отверткой" в руке. Ошалевшее лицо, тупой смех...
- А-а-а-акс, бля! Ебать, кого я вижу, ебт! Скока лет, скока зим, брателло! Как сам, ебт?
- Паша? - В мой разинутый от удивления рот наверное можно было посадить джамбо-джет, - Привет, дружище, как дела, как стихи!? Чего не звонил? Печатаешься?
- Какие стихи, Акс, гы-гы-гы, ебанарот? Ты че как не пацан, ебт? Я больше не пишу стихов. Видишь, теперь я стал таким как все.