советую прочитать полностью...Нашла на форуме фан-клуба Гарри Поттера
особенно в последней части понравилось про "картонных героев"

Статья с сайта "Яхта". Она посвящена тому, как обычно приходит интересн к Профессору Северусу Снейпу. Возможно, с вами была такая же истрия?

-------------------------------------------------------------

А теперь – собственно история

Она идет сразу по двум линиям – тучи сгущаются с обеих сторон. Одна сторона – скорее рассудочная, это Снейп-книжный, продолжение длинной галереи зачаровывавших меня образов, неотразимых хороших-плохих парней. Мистер Дарси и почему-то Рогожин (на самом деле, понятно, почему: всем очень советую посмотреть "Идиота" Куросавы. О, вы поймете, КТО на самом деле главный герой этой истории!) – хотя, впрочем, у Достоевского можно найти много представителей этого типа, но они не относятся к делу, потому что его книги – очень литература и совсем не миф, – и Бродяжник (не тот Арагорн, который вырисовывается после правильного прочтения всей эпопеи, Государь, сияющий так, что глазам больно, а мрачный тип из книжки "Хранители" издания года, кажется, 1982), и сэр Шурф Лонли-Локли пера недалекого, но вполне мифологичного Макса Фрая, и Джафар Бармекид (не диснеевский, конечно, и даже не из 1001 ночи, а Джафар из хроник и полуисторических преданий – человек, чье имя означает "колдовство", политик, астроном, алхимик (sic!), поэт, законодатель мод (придумал высокие воротники), казненный за любовь к сестре царя).
Когда я наконец решилась прочесть "Гарри Поттера" – а решение было принято только после того, как я окольными путями убедилась, что это тоже – Миф – понятно, какой персонаж привлек мое внимание. Говорят, мадам Роулинг сама не ожидала, что он получится настолько хорошо. Так или иначе, черный плащ и дурной характер – неоспоримые достоинства в глазах человека моего склада, но не только это важно. Ум его сверкает, как бриллиант, что может быть удивительнее алхимии – с таким-то учителем! Немедленно после прочтения первой книги мне приснился сон про профессора Снейпа. Где, среди прочего, он предлагает мне стажироваться у него.

Линия вторая, чувственная

Я только недавно осознала, что, похоже, Алан Рикман – это моя Судьба. Я, разумеется, не хочу сказать, будто сколько-нибудь всерьез надеюсь хотя бы обменяться с ним парой слов. Однако... Я посмотрела "Робин Гуда – принца воров" в 13 или 14 лет – опасный возраст, но надо заметить, что прочитанные примерно тогда же книжки из списка "обязательной альтернативной литературы" – Эко, Воннегут, Маркес и иже с ними (кажется, всё прочла, кроме "Игры в классики" – недавно одолела со скрежетом зубовным на автобусе в Переславль и обратно – и "Степного волка" – а вот им я до сих пор всех забарываю в игре "уничижение" – описана в книге "Академический обмен"), вызвали не привыкание, а стойкий иммунитет. Что Робин Гуд – так себе фильмец, подумала я, но какой там шериф! И всё. Я не потеряла сон, не начала коллекционировать фотографии, и вообще меня в то время интересовали совсем другие вещи. Это через несколько лет я заметила, что меня привлекают исключительно высокие, худощавые, длинноносые мужчины, предпочтительно бородатые брюнеты. Импринтинг – это когда новорожденный гусенок следует за первым движущимся объектом, который попался ему на глаза и считает его своей мамой – будь то гусыня, подушка или Конрад Лоренц, ковыляющий на корточках. Я тот самый гусенок и есть. Впрочем, кто предупрежден, тот вооружен. Я сделала выводы и сказала себе, что больше в эту ловушку не попадусь. Прошло еще несколько лет, проведенный в борьбе с собственной природой – или мне только так казалось.
Потом случилась "Догма". На экране появился Метатрон – и у меня на глаза навернулись слезы. Так встречают не утраченную любовь, а родного человека – не того, о ком плачешь в подушку, а того, с кем прожила под одной крышей несколько лет во взаимном уважении и привязанности – и здесь я не намекаю на любовь, такие чувства можно испытывать как пережив ее, так и оставаясь чужаками или даже – ужас-то какой! – родственниками. Я до сих пор зла на создателей фильма за то, что это Рикману, а не слащавым красавчикам Деймону а Аффлеку пришлось демонстрировать анатомию ангелов. Что-то в этом есть фундаментально неправильное – не в том беда, что все гладко, а в том, что Он не должен снимать штанов перед камерой.
И последний камешек – лазила я недавно по рикманистским сайтам и обнаружила фотографию Алана лет в 25. Священный ужас обуял меня.
Это же вылитый мой муж! Что ж, остается надеяться, что лет через двадцать он станет так же неотразим.

И вот фильм. Плохой фильм, знаю, но что за дело до этого дереву, одиноко стоящему в степи, когда тучи наконец сдвинулись и между ними проскакивает электрический разряд. Я ожидала многого, но все же была потрясена. Я погибла. Эта идиотская блаженная улыбка больше никогда не сойдет с моего лица. Я прочитываю по фанфику в день, но всё это – не то. Я пишу свой, может быть он принесет катарсис. Роль наблюдателя в Игре дает мне более сильное ощущение жизни, чем прыжок с тарзанки. Это мучительная болезнь, но кому из вас хочется от нее выздороветь?

Вот и все, пожалуй. Простите за многословие и хаотическую пунктуацию.

...А у меня дополнение к анамнезам.

Девушка 24 лет беседует с мальчиком лет десяти.
М: ***, а ты читала Гарри Поттера?
Д: (проникновенно) Читала.
М: А кто тебе там больше всех нравится?
Д: (еще более проникновенно) Снейп.
М: (глубокомысленно-сочувственно) Ну, это ничего-о. Вот у нас в классе одной девочке Малфой нравится.

Миранда


-------------------------------------------------------


Вот ещё одна история болезни. То есть история о том, как в моей жизни появился профессор зельеделия, и как он "привел" за собой мистера Рикмана.

О СНЕЙПЕ РОУЛИНГ

К книге Роулинг о Гарри Поттере я подступилась в силу профессиональной необходимости. Никогда не принадлежала к числу тех, кто читает модные книги, но эту проигнорировать просто не могла. Теперь, когда все зашло так далеко, можно оглянуться назад и попытаться осмыслить, как же это случилось. Да, я помню: профессор привлек внимание уже в "Философском камне": о нем думали дурно и были несправедливы, а он был странен и одинок: более чем достаточно, чтобы вызвать мой интерес, но все же волшебная атрибутика мира, описанного Роулинг, волновала больше, чем судьба одного из персонажей. В "Тайной комнате" Снейп оказался на высоте и утвердился в моей симпатии – довольно было бы одной дуэли с Локхартом, – но все же симпатия эта была едва определившаяся, бледненькая, как первый гаррин патронус, и приключения детей, как это ни удивительно сейчас, казались интересными… Третья книга едва не вырвала с корнем слабый росток чувств, уж больно неприглядно выглядел в ней профессор, но все же было в нем нечто, что не позволяло поставить крест на этом персонаже, более того, заставляло застревать в тексте на упоминаниях его имени. К концу четвертой книги я определилась окончательно. "Тучи сгущаются над профессором Снейпом", – записала я в дневнике и осознала со всей определенностью, что возможная гибель злобного препода будет для меня личной потерей. Легкая растерянность от этой мысли быстро уступила место желанию взять все четыре тома, перечитать "на Снейпа" и разобраться, чем же, собственно, он меня так зацепил.

Пристрастное перечитывание привело к тому, что симпатия превратилась… ну, в то, что мы имеем сейчас. Страсть? Одержимость? Нечто, не имеющее названия…
Наблюдаю, как Роулинг множит однообразное описание профессорских гримас и интонаций. Собственное создание ей не мило, это очевидно. Но Роулинг мало не любить его самой, она хочет, чтобы все его не любили, и послушный ее воле Хогвартс, за исключением дома Слизерин, дружно ненавидит мастера зелий. За что?
Например, за несправедливое начисление баллов. Лично мне эта система представляется порочной, и на месте святого Дамблдора я исключила бы саму возможность злоупотреблений. Если, разумеется, у него нет особой цели превратить учебный процесс в сплошной тренинг смирения для студентов и испытание на устойчивость к искушению для преподавательского состава. Оставив в стороне Снейпа, вспомним, как Локхарт щедро отвешивает баллы Гермионе за знание деталей его героической биографии. Не урок "Защиты…" у гриффиндорцев, а факультатив Слизерина "Как подольститься к преподавателю".
Профессор зельеварения глубоко неприятен ученикам – потому что они боятся его, умного, безжалостного и опасного. Боятся стать мишенью для его насмешек, боятся, что оплошают прилюдно на его уроке, и просто встретиться взглядом с этими жуткими черными глазищами боятся отчаянно. Но если причина последнего – яркая особенность внешности профессора, то первое – следствие неразвитости детских умов и малодушия. Бросается в глаза, что Гермиона Грейнджер не боится Снейпа. Она согласна, что он "не очень приятный человек", но это сдержанное высказывание как небо далеко от полных злобы пожеланий Рона и садистических грез Гарри о применении заклятия "круциатус" к ненавистному преподавателю.
Чтобы завоевать уважение такого сложного человека, как Северус Снейп, нужно приложить столько усилий, сколько и требовать странно от юных обитателей Хогвартса. Очень им нужно разбираться в дебрях профессорской души, да профессор и не допустит. Он, конечно, способен почувствовать уважение к кому-либо из студентов Домов-конкурентов, и, конечно, ничем его не выдаст. Мотивы, заставившие Снейпа предпочесть именно такой стиль преподавания, Роулинг оставляет там же, где и мотивы Дамблдора, который позволяет монструозному учителю измываться над невинными детьми. Читателям остается верить, что цвет, который Роулинг выбрала для изображения мастера зелий, служит достаточным объяснением всему. Но что-то мешает в это поверить. Должно быть, то, что одной краски просто мало. Тогда читатели пускаются в собственные предположения. От детей же, дрожащих в классе зельеварения, нелепо ожидать объективных оценок. Они видят то, что профессор желает показать, внешнюю сторону явления; глубоких размышлений не будет. Они видят, что Снейп не делает ничего, чтобы им понравиться; что он требователен и бесцеремонен, что он прикрывает своей узкой спиной ненавистный Слизерин и вечно оказывается там, где его присутствие нежелательно.
Суть от них ускользает, а между тем она на поверхности. Снейп – человек долга. Как бы он ни относился к Поттеру, Поттер в безопасности рядом с ним, чем бы профессор ему ни угрожал и как бы ни запугивал (к слову сказать, законченный подлец пойдет и капнет Веритасерум, куда ему хочется, а не станет обещать это сделать). И если бы рядом с Гарри, сломавшим руку на матче, оказался Снейп, а не балаболка Локхарт, мрачный профессор зельеварения оказал бы ему помощь по высшему разряду. Хотя и не позаботился бы при этом о том, чтобы завернуть услугу в красивую обертку – не назвал бы Поттера по имени, не потрепал по плечу, а помог бы и удалился. В сущности, этим он и занимается из тома в том. Долг призывает Снейпа простирать над Гарри свои черные крылья и страховать от любых случайностей, хотя лично его бесит шумиха вокруг маленького героя.
Ненавидимые всеми снейповы глаза удерживают Гарри на метле, вышедшей из повиновения. Проклятия сыплются на голову мастера зелий после ошеломляющего известия о том, что декан Слизерина собирается взгромоздить свой авторитет на школьную метлу и лично отсудить следующий матч. Его осуждают даже преподаватели, Снейпу все равно. Чьи руки поднимают Гарри после столкновения с дементорами и явления Патронуса – руки Снейпа, и всего через несколько минут после того, как этот самый Гарри с друзьями расколотил ему голову, бросив на стену яростным "экспеллиармусом". И этот ангел-хранитель – отрицательный персонаж?
Да, отрицательный, уверяет Роулинг, – сами посмотрите, какой вредный, как безжалостно острит над зубами бедной Гермионы, как унижает Лонгботтома… Кого уверяет, нас или… себя? Постепенно складывается впечатление, что непокорный персонаж рвется прочь из уготованных ему рамок, что Роулинг с ним не справляется. Как будто не уверена, достаточно ли черной краски. Постоянные нападки на внешность Снейпа производят отталкивающее впечатление. "Профессор физически несимпатичен!!!" – кричат страницы книг, и чтобы лишить читателей последних иллюзий, писательница берет на себя труд нарисовать его: вот, дескать, сами посмотрите! Ну мы посмотрели. Какой же это Снейп? Где высокий рост? Где осанка главы благородного дома Слизерин? Где руки с чуткими длинными пальцами, привыкшими нежно обращаться с хрупким оборудованием? …Глаза профессора – отдельный разговор. Удивительное косноязычие демонстрирует изобретательная обычно Роулинг, когда ей приходится охарактеризовать как-нибудь это сложное явление. Сравнений лучше, чем бездонные колодцы и туннели, у нее не находится. Что за глаза такие, как дыры, что ли? Намекает, что профессор бездушен? Поступки персонажа говорят об обратном.
Итак, бракуем портретик и вносим коррективы. Увы, и Роулинг не дремлет. Многострадальному профессору в очередном томе добавляются кривоватые зубы сомнительной белизны, хотя нарисованному образу больше соответствовали бы клыки сверкающие и хищные… Ну, желтые так желтые, хозяин – барин. Что касается манеры писательницы бесконечно тыкать читателей носом в волосы Снейпа, не столь пушистые, как им подобает, то это просто неспортивно. Впрочем, своим упорством Роулинг добивается эффекта, обратного желаемому. Лично я вместо неопрятности начинаю видеть небрежение ученого такими пустяками, как состояние шевелюры, и запущенные патлы Снейпа мне милее ухоженных кудрей Локхарта. О, Снейп не из тех, кто спит в папильотках! Слава Богу...
…Просто взгляните на него без предрассудков. Преподаватель зелий уязвим, как никто. Он ляпает все, что думает, прямо в глаза; он эмоционален и эмоций почти не прячет, у него все написано на лице, а где не выдаст мимика, там подведет голос: Снейп то рявкает, то шипит, то вопит, временами, слышится Джоанне Роулинг, визжит даже, экий экстраверт; он весь открыт, как мальчишка, и ему свойственна наивная пацанячья порывистость – то и дело срывается и бежит куда-то наш солидный профессор… Вот и в обращении к нему Дамблдора ощущается снисходительность взрослого по отношению в ребенку, который заигрался. Только и слышишь: "Ну-ну, Северус, не горячитесь, не преувеличивайте, полно вам…"
Дамблдор успокаивает и утешает, даже подсовывает игрушечку – кому?! Грозному декану Слизерина, живому кошмару учащихся, который ведёт себя временами как закомплексованный подросток. Кстати, о юношеских комплексах. Я в профессора камень не кину. Очень привлекательная картина: четыре здоровых лба гриффиндорца, помешанных на проказах, против одного слизеринца, помешанного на учебе. Представляю, как они украсили его юность. Благородство обитателей Гриффиндора просто восхищает.

-----------------------------------------------------------

ЧТО Я В НЕМ НАХОЖУ

Посетитель одного из форумов удивлялся недавно, что, мол, вы находите в этом Снейпе? Не в герое фанфиков, а в книжном персонаже. Вот что нахожу.
Он бесстрашен. Не поспорите?
Он сексуален, ибо властен. Мужчина-учитель и мужчина-врач – может быть, самые сексуальные профессии, ибо предполагают власть над духом и телом – или вероятность власти. Облеките мужчину-учителя в черное, дайте ему высокий рост, чумовую прическу, скользящую походку, руки музыканта, непостижимую проницательность, специфическое чувство юмора и бесспорное профессиональное мастерство – как такой мужчина может не привлекать?
Он привлекает вдвойне, потому что недоступен.
Он искренен. Все его враги в курсе, что он о них думает, говорит, и что против них собирается предпринять. Просто чудо какое-то этот Снейп…
А это библейское смирение, которое он демонстрирует перед лицом постоянных неудач? Получает оплеуху, поднимается и идет дальше. Гнет свою линию, невзирая ни на что.
Он раним и одинок. Его никто не любит. Даже родной автор. Если бы она удосужилась заглянуть в эти черные глаза, то, может, и разглядела бы в них израненную мальчишескую душу. Может быть, ей еще не поздно. Может быть, профессор уже и взглянул на нее пару раз. Не случайно же получился таким живым этот образ мужчины-мальчишки – сочетание для меня крайне симпатичное. Речь, конечно, не об инфантильности, а об открытости, незащищенности, эмоциональности, прямоте и любви к игре.
У профессора Снейпа самое красивое на свете имя. Превратить такое роскошное имя, как Северус, в Злодеуса можно только в состоянии помрачения. НИИ может сколько угодно объяснять мотивы Спивак, никак я их принять не могу. "Злой змей = Злей" еще туда-сюда, хотя звучит и нелепо. Но еще нелепее выглядит сцена, когда парня по имени Злодеус Злей благословляют на борьбу с мировым злом. Думаю, Спивак уже и сама это видит. Ее оправдывает только то, что автор сбила ее с толку своей неприязнью к бедняге профессору – кто ж с самого начала мог предположить, что к четвертой книге изгой и мерзавец окажется бойцом невидимого фронта? Даже жалко Спивак, честное слово. Правда, народ-то не теряется: меняют в тексте это извращение на человеческое имя, распечатывают – и читают своим детям.

О СНЕЙПЕ, ПЕРСОНАЖЕ ФАНФИКОВ

У каждого – свой Северус, все мы представляем его по-разному, и разнообразие этих представлений просто изумляет. Галереи фан-арта знакомят с целой чередой Северусов, иногда пронзительно попадающих в "точку", а иногда – и куда чаще – не имеющих с моим видением ничего общего. То же и с фанфиками. Читателям дается возможность взглянуть на Снейпа чужими глазами, глазами авторов, и бывают редкие случаи, когда мне нравится то, что я вижу. Профессор в "Пешке". В "Маггловской женщине". В цикле о Сквибе в переводе Совы. В "Девушке с серпом", в "Частной переписке…", в "Обратной стороне полуночи" и нескольких других. Инфернальный Профессор Семинара – это, безусловно, нечто совершенно особенное, и его я рассматриваю отдельно.
Профессор Семинара – существо особой породы, не совсем уже человек; все в этом образе исполнено для меня вселенской скорби, и когда я плачу над его фатальным одиночеством, я понимаю, что плачу над вечным: над тем, что рок влечет нас, что мы слабы… что мы смертны… Что всему наступает конец. Но Профессор же и побуждает искать пути из глубин отчаяния: поневоле стыдишься собственного малодушия, видя, как держит себя он, сознающий свою чужеродность и обреченность, волочащий за собой хвост грехов, совершенных предками, – нет, несущий это бремя как мантию, с неизменным благородством, и жертвующий собой с таким самообладанием и спокойным достоинством, что это рвет душу.
В моем Снейпе я люблю не инфернальное, а человеческое. Я люблю в нем мальчишку, каким он был когда-то, и который жив в нем до сих пор, невзирая на избранную им маску отчуждения и неприступности. Я люблю в нем мужчину, который в любви способен распуститься как цветок, потому что в нем заложено огромное обещание преображения. Я уважаю в нем личность, которая, став добычей множества активно пишущих людей, успешно сопротивляется их попыткам придать профессору черты, которых у него отродясь не было и быть не могло. Малейшее искажение режет глаз. Бывает, трудно облечь в слова собственные ощущения, но почувствовать, есть ли в герое фанфика хоть что-то от профессора, можно всегда. Может быть, у других иначе, но тот профессор, который живет в моем воображении, не позволяет с собой своевольничать. Когда меня в очередной раз обуревают чувства, сходные с материнскими, и я, образно говоря, тяну к нему ручки, чтобы утешить и приголубить, он просто издевается надо мной… Мой профессор терпеть не может, чтобы его жалели.
Если же вернуться к мальчишеству Снейпа, то оно не казалось бы таким привлекательным и милым, не знай мы, каким по-настоящему взрослым, сильным и ответственным становится этот человек в сложной ситуации. Возможно, авторы фанфиков так часто терзают и мучают Снейпа, что профессор хорошо держит удар, и за ним признают способность быть бесконечно терпеливым в страдании. Даже недобро пишущая о нем в "Ордене феникса" Constance Ice…
И еще. Мой Снейп, каким он видится мне в книге и фанфиках, совершенно не похож на героя Рикмана.

О РИКМАНЕ

Я заметила его в "Орешке" и "Робин Гуде" – как не заметить, если там и вспомнить ничего, кроме него. В "Орешке" – эта бесподобная сцена с судорожным отползанием и мольбами на тему: "Дяденька, не стреляйте, я знаю, вы один из них", которая стоит всего фильма, а в "Робин Гуде" его шериф вообще единственный живой персонаж на фоне картонных героев, лохматый, необузданный и действительно средневековый, не то, что Костнер в своем фраерском шарфике (тысяча пардонов, не хотела никого задеть – но не лучший у Костнера фильм, согласитесь?)
Итак, я видела его, но не полюбила. Теперь, после "Догмы", после Снейпа, после "Разума и чувств", проигнорированных когда-то, увиденных только теперь, на волне нового интереса, после "Темной гавани" – я не пропущу ни одного фильма с его участием. Сейчас кажется: господи, где были мои глаза?! Как могла я не заметить это олицетворение изящества и стиля, как могла не заслушаться этим голосом? ДЕСЯТОК лет потерян, Рикман тут взрослеет, понимаешь, на глазах, а я столько пропустила… Но всему есть объективные причины. Голос в свое время едва ли был услышан, перекрытый гнусавой озвучкой видеозалов, а внешность… Мне кажется, сейчас, с возрастом, Рикман приобрел совершенно особый шарм. Его молодые фотографии мне нравятся меньше нынешних, особенно иных черно-белых, безудержно стильных, как он сам. Невероятно красивый человек… Эти живые глаза с искорками, полные ума и юмора, эта пластика… Он околдовывает, он завораживает, он волнует…
И всегда удивляет. В случае Снейпа – тем, как было можно при таком внешнем несходстве заставить всех – или многих – признать: он не похож на Снейпа, но это тоже Снейп…
Уже сбилась со счета, сколько раз прогнала оба компакта с записанным на них "Гарри…" по снейповским местам в поисках демонического мастера зелий. Он странен, ни на кого не похож, нездоров, несчастен и совершенно обворожителен. Черная жемчужина в груде бижутерии. Какая благодать снизошла на Роулинг, что она отказалась от собственного видения Снейпа в пользу рикмановского, можно только предполагать, но для фильма был выбран совсем другой тип, и за одну бедовую прическу киношникам стоит сказать большое человеческое спасибо: очень сексуально выглядят хулигански настриженные пряди… Снейп Рикмана – сама эксцентричность, несущая себя с королевским достоинством, и огромная мощь, ощущаемая вопреки скупой сдержанности движений. Жду – не дождусь сцену в дуэльном клубе, когда эта мощь на мгновение прорвется, – и сцену в Визжащей хижине, когда этот сильный человек будет так унижен мальчишками… Есть и еще один эпизод, который вызывает во мне особые чувства, отнюдь не светлые – сцена с боггартом, которую я нахожу отвратительной. Хочу увидеть, как мистер Рикман справится с этим испытанием. Что справится, не сомневаюсь.
Остается ждать – новых книг, экранизаций, интерпретаций. И удивляться тому, как многообразны проявления человеческих талантов, разбуженных этой книгой или получивших благодаря ей новое волшебное направление.