История Распутина, приближённого "друга" и конфидента последней русской царицы, экранизирована уже не раз. Живучести образа "Безумного монаха", который сумел, остановив однажды кровотечение царевича, страдавшего гемофилией, произвести неизгладимое впечатление на его родителей и одновременно вызвать ярость их врачей и советников, способствовали, среди прочих, Том Бэйкер, Питер Кушинг и Кристофер Ли. Однако в телефильме Юлия Эделя (который впоследствии был выпущен в прокат в Европе) Алан Рикман в той же роли выглядит значительно живее и натуральнее своих предшественников. Как, впрочем, и весь фильм – снятый, кстати, в тех местах, где и в самом деле происходили события, которые привели к зверскому убийству всей царской семьи в разгар гражданской войны, сопровождавшей переход от их царствования к советской диктатуре.
Меня очень увлекла возможность сыграть царя Николая, благородного и благосклонного правителя, который искренне любил свою жену и детей, но оказался не в состоянии вывести страну из охвативших её беспорядков. В каком-то смысле Николая можно рассматривать как фигуру трагическую – как человека, волею судьбы оказавшегося в безвыходном положении. В фильме он присутствует в основном для того, чтобы поддерживать основную сюжетную линию – доходящее до одержимости увлечение царицей распутинской силой (которую можно сравнить с гипнотической). Немножко волос на лице – в дополнение к моей собственной чахлой растительности – и я вполне сошел за русского царя. Впрочем, не намного лучше, чем Майкл Джейстон, сыгравший его в фильме Сэма Шпигеля "Николай и Александра". Ростом я несколько выше настоящего исторического царя. С тех пор как я открыто объявил о своём гомосексуализме (что в прошлом являлось серьёзным препятствием к получению ролей гетеросексуальных мужчин), прошло всего несколько лет, и меня порадовал тот факт, что никто не подверг сомнению убедительность моих нежных сцен с Гретой Скакки – да и "Золотой Глобус" лучшего актёра второго плана, который я получил за эту работу, послужил приятным подтверждением того, что карьера моя пока ещё в порядке.
Алан Рикман – человек трудолюбивый и щедрый. Не прошло и пяти минут с момента моего прибытия в Санкт-Петербург, как он уже звонил мне в гостиничный номер с предложением пообедать вместе со съёмочной группой – хотя он только что закончил полный день съёмок и вполне мог бы уединиться, задрать ноги и заказать ужин в номер. Потом я узнал, что так он принимает всех английских актёров, которые приезжают работать в чужую страну. Дело даже не в том, что Алан такой общительный – скорее, ему хочется, чтобы актёры работали совместно, "в связке". И когда в этой связке кому-то необходимо было выдвинуться, взяв на себя роль вожака – он с готовностью играл и эту роль, не забывая при этом и о своём Распутине. На съёмочной площадке – та же история: если кого-то что-то беспокоило, он всегда был готов помочь, поддержать. Надо вам сказать, что подобное поведение среди ведущих актёров, "звёзд" – редкость, и в контракте его, как правило, не требуют.
Наблюдать за ним вблизи весьма поучительно. Я, например, когда чувствую, что выжал из кадра всё, на что способен, как правило, с нетерпением ожидаю, что режиссёр одобрит мои усилия и перейдёт к следующей сцене. У Алана же присутствует какое-то неутомимое личное стремление к совершенству, такое, что мне даже немного становилось стыдно за себя. Пока он не решит, что он самого себя хоть немного, но превзошёл, он никогда не бросит кадр. В роли Распутина он играет широко, но очень точно, с перебором – и в то же время тонко, уверенно занимая положенное ему место посреди всей этой потрясающей архитектуры и массовых сцен, не давая им "забить", перехватить у себя кадр своей грандиозностью. Все награды, доставшиеся ему, он несомненно заслужил (Эмми и Золотой Глобус. – прим. Ред).
В фильме невероятно много статистов – все сцены во дворцах и на природе ими просто забиты. При этом во многих мелких, эпизодических ролях были заняты выдающиеся русские театральные актёры, за весьма скромную плату. Одна из трагедий развала коммунизма, в частности, состоит в плачевном положении актёров, столь шумно ценимых при советской власти. Нам, избалованным иностранцам на основных ролях, от этого было слегка не по себе. Моя комната в гостинице в день стоила столько, сколько наша секретарша получала за месяц.
Костюмы нам пошили на полуразрушенной студии "Мосфильм"; крыша там протекает, а отопление работает отнюдь не везде. Наш директор картины, американец, уцепился за нерасторопность местных жителей, свернул съёмки, и мы переехали в Венгрию – раньше, чем ожидали. В Будапеште к иностранцам и их причудам привыкли больше, чем в России, а тамошняя натура легко и вполне убедительно заменила нам Санкт-Петербург.