Музей Павла и Сергея Третьяковых в 1-м Голутвинском переулке
26-12-2022 18:10
к комментариям - к полной версии
- понравилось!
Добротный каменный купеческий особняк на задах Президент-отеля и тылах парка «Музеон» оставляет странное ощущение, есть в нём некая тревожащая закавыка, умолчание, плавающая внутри дыра отсутствия, которая ногами, то есть хождением по залам, не разгадывается, тут думать надо, причём думать в функционале «чувствовать» – ощупывать собственные ощущения щупом отвлечённой рефлексии, чтоб, наконец, озарило.
Хотя, казалось бы, простой двухэтажный дом, восстановленный до состояния эффектного евроремонта, когда не только начинка, но и большинство стен новые, особенно на втором этаже, который был деревянным и горел, пока заброшенка стояла долгие десятилетия, долго ветшая в пошаговой доступности китайской православной миссии…
…такие теперь у Третьяковых и Третьяковки соседи.
Ну, просто исторические фундаменты застекляют, чтобы через пол было видно, да прошловековую кладку обнажают в прихожей лишь в одном случае: если всё прочее новодел и муляж.
А ведь этого и не скрывают даже в самой экспозиции, не говоря уже о причиндалах, так как если на лестницу выйти или в туалетную комнату попасть, то становится странным выпадение не только из стиля эпохи, но и самой эпохи, когда братья здесь взрастали и даже из самого жанра мемориала, ибо такие пластиковые стены и ещё более пластиковые светильники над фаянсами западной сантехники (стильной, разумеется) более подходят гостиничному номеру с большой прихожей…
…мелочь, конечно и можно не обратить на эти несостыковки (как если фальшь-стены разошлись и шов превратился в отдельный объект, а закулисье открывает дивные дивы какого-то сумеречного инобытия в духе Дэвида Линча, когда становится страшным подумать, что здесь может происходить в полночь) внимание, тем более, что входная зона совершенствуется и затаптывается, как это принято и весь интерес сосредоточен в жилой зоне второго этажа, разделенной на покои Павла и на покои Сергея…
…раз уж первый этаж (где касса и гардероб выглядят самым жилыми и освоенными территориями) сделан полностью интерактивным…
…то есть, пустым и «непропеченным».
Такие комнаты, как залы первого этажа с интерактивными гаджетами (отдельный зал – история семьи, рядом – история бизнеса и льняных мануфактур, ещё дальше – движущаяся, подобно шкафу-купе, шкала развития коллекции и разрастания главного музея национального искусства России), кажется, нельзя протопить до уютного (бытового) тепла.
В них всегда если не холодно то точно прохладно и первые сумерки за окном – почти круглогодично февраль, тоска и хочется, поёжившись, укрыться пледом…
В соседствующих залах-ангарах «Новой Третьяковки» на Крымском валу» тоже пустынно до тотальной непропечённости, но там музей не изображает частный дом: «Новая Третьяковка», видимо, есть пространство осуществленной (уж на какую в отечестве сподобились) и овеществленной художественной утопии, подрабатывающей ещё и, в том числе, частью культурного кода российской нации, тогда как тут-то совершенно иной коленкор должен быть…
…в том числе и осязательный, обаятельный, обстоятельный, раз уж дело о купеческом стиле жизни идёт.
Но второй этаж (три «комнаты» Павла с сквозным проходом – прихожая, кабинет, угловое приватное пространство, функционалом напоминающее будуар – и точно такие же три комнаты Сергея, отделенные от покоев брата «музыкальной гостиной», а, если точнее, самым просторным выставочным помещением новой институции – всё намеренно очень симметрично и крайне технично) выстроен ещё более нежилым и отвлечённым.
Заранее настроенным на мемориальный дискурс: да, вот такое место памяти, новый объект, исполненный по последнему слову музейной техники, когда видеокамеры под потолком, закрытые темно-синим стеклом, образующим выпуклые шайбы, не выглядят чем-то чужеродным, так как монтировались вместе со стенами и параллельно им…
Тем более, что экспонатов в «жилых комнатах» не так много – все они, понятное дело, неродные, принесённые из архивов и фондового закулисья в совершенно иных местах.
Аутентичные и оригинальные предметы в музее буквально на пересчёт, из-за чего и разложены они так, чтобы каждый лежал наособицу, образуя что-то вроде стильного натюрморта, несущего ещё и нарративную функцию – рассказать об одном из братьев и его роли в создании Третьяковки.
Чтобы мемориальные святыни были ещё более заметны, их включают в экспозицию, сделанную намеренно стёрто, как если мебель (книжные шкафы или же стулья) не активизированы и представляют из себя дремлющую декорацию.
Да, конечно, статичный театр, который не движется, в отличие от посетителя, идущего чередой светлых комнат с немногочисленными знаками аутентизма…
…который впрочем, теряется в этом стерильном великолепии отвлечённой лабораторной работы.
Там даже не пахнет паркетной мастикой, как в доме-музее Виктора Васнецова, где невозможно убрать отовсюду убрать многовековую пыль (терем его узорчат и затейлив, выскоблен, конечно, но картины-то, создававшиеся здесь гением, так и висят на своих местах, не везде, но правильной мемориальности и малой малости вполне достаточно), из-за чего воздух начинает правильно карамелизоваться…
…совсем как в купе поезда дальнего следования…
…наполняя бронхи вязким веществом исторической сопричастности, на которой подобные места держатся.
Должны держаться.
У Алейды Ассман, создавшей метод, в котором Николай Эппле и создал свою знаменитую, но принципиально вторичную (третичную) книгу, есть (в том числе и по-русски: «НЛО» выпустило пять книг Алейды, все в переводе Бориса Хлебникова; некоторые из них включают не одну, а две и даже три монографии) том под названием «Новое недовольство мемориальной культурой».
Музей братьев Третьяковых вполне бы мог быть описан в ней как пример такого вот типичного недовольства и даже усталости выхолощенным и даже пустотным способом образования информационного повода, по ходу дела забывающего о своей глубинной сути.
Но в ГТГ работают выдающиеся музейщики, которые не могут не понимать хода моей мысли, ибо думают схожим образом или, как минимум, в том же направлении…
Поэтому (Хоботов, конечно, я оценил) воспользовавшись тем, что это Павел собирал русское искусство и всяких там передвижников, тогда как Сергей любил салон и, например, барбизонцев, переданных большевиками в ГМИИ, организаторы экспозиции продумали «музыкальную гостиную» превратить в место экспонирования Руссо, Коро (вчера ведь как раз писал о нем) и Добиньи…
…ну, потому что в культурно правильном мегаполисе здорового человека должны быть странные и узко направленные места для тонких извращенцев и толстых любителей.
В таком самодостаточно культурном месте, где вызревают потребности самых неожиданных разворотов, обязаны быть места для викторианских павлинов и трагедий Расина, идущих постоянным репертуаром, не говоря уже о Шекспире (отдельно трагедии, отдельно комедии) и антиках; в таком городе всегда должен быть свободный доступ к Вермееру и Караваджо, Рембрандту и Тинторетто.
И к барбизонцам, кстати, тоже, раз уж они с самого начала были втянуты в орбиту пластического развития искусства Российской Империи…
Надо сказать, что руководство ГМИИ, показывающее их в Галерее искусства стран Европы, Америки и Австралии XIX – XX веков на одном из периферийных этажей бывшего пастернаковского дома, барбизонцев жалует не очень – в экспозиции они, конечно, присутствуют, но не так чтоб развернуто…
И когда я узнал, что в основу инаугурационной выставки дома-музея братьев Третьяковых положат подборку холстов барбизонцев, радовался как пьяный ребёнок.
Отличная и умная прагматика всегда захватывает – что в музее, что в театре, что в концертном зале: люблю зрелище эффектно поданной работы.
Надо сказать, что так оно и вышло: в стерильной музыкальной гостиной сельскохозяйственные, цвета навоза, барбизонцы смотрелись противоходом как влитые.
Но теперь, в этом декабре, срок экспонирования западноевропейских холстов в ГТГ истёк и барбизонцы потянулись на родину – в запасники ГМИИ…
На их место придёт салон ХIX века, который тоже нравился Сергею, чтобы, таким образом, именно Сергей, а не Павел, которому и памятник давно стоит в Лаврушенском, вышел главным героем новой институции.
То есть, возможно, возникла она чтобы выправить баланс, в котором один из братьев задвигался в дальний угол (вот как буквально в нынешней экспозиции это тоже сделано)?
Не похоже, тем более, что и в нынешнем мемориале Павел занял все самые козырные места…
Тогда что же меня так беспокоит, покуда я хожу и смотрю на несколько исторических предметов, окруженных тремя слоями бессмысленной защиты такой плотности, что тут даже и к муляжам-то толком не придвинешься, из-за чего с фотографированием возникают напряги и сигнализация постоянно срабатывает…
…непуганых смотрительниц пугает.
Не говоря уже о странных посетителях, забредших после китайского подворья в центр вполне избирательной музейной мета-рефлексии – науки, разумеется, увлекательной, но крайне редко востребованной «обычным народом».
Оно же тут всё намеренно умозрительное почти и совершенно ненатуральное и не так, как было, даже не так, как могло бы быть, но соткано из того, что было под рукой и сложилось в нечто по кураторской воле и кураторскому видению: оно не про быт, не про историю и не про искусство...
...оно даже не про людей, которые здесь родились, но толком-то даже не жили, а собирали и развешивали картины, а также разводили свой сад (а не кусочек приусадебного участка, который удалось огородить) в совершенно ином месте и порознь.
Возможно, этот старый купеческий дом смотрелся б иначе в чреде другой такой же застройки, если б от бывшей слободы осталось что-то ещё, кроме особняка и православного подворья, которое уже больше и шире музея, не говоря уже обо всем современном и остальном: в масштабах и ландшафтах нынешнего столичного центра мемориал Третьяковых выглядит кукольным домом...
Потом меня, конечно, попустило и дома дошло, что больше всего тревожит странный, непроговоренный жанр, который работает согласно собственным законам не так, как Алейда Ассман заповедовала работать местам памяти.
У дома братьев Третьяковых есть спонсор, потянувший всю эту дорогостоящую реконструкцию и продолжающий финансировать, к примеру, преобразование садика возле особняка, где осенью поставили беседку из модных современных материалов деревянного бэкграунда, очередь теперь за грамотным озеленением тенистого уголка.
Имя спонсора объявлено на одной из стен входной группы, что задаёт ещё одну раму и степень остранения музея внутри музея…
…чтоб навести на мысль о тотальной инсталляции, даже и не пытающейся скрывать свои искусную, искусственную природу.
Об инвайроменте с начинкой, разыгранной по законам, сформулированным Ильей Кабаковым в своих лекциях «О тотальной инсталляции», которые выходили в Москве к его ретроспективе 2008 года.
С тех пор тотальное инсталлирование стало главной государственной идеологией моей страны и наиважнейшим способом управления в ней людьми и делами…
…впрочем, это немного другая история, лишь отчасти пересекающаяся с темой поста, так как, если по Кабакову, то тотальная инсталляция посвящена много, конечно, чему, но, прежде всего, предчувствию смерти, накрывающему внутри объекта с головой…
Я обильно цитировал эти куски в эссе про выставку Кошлякова в архитектурном музее этим летом, так что вот ссылка, если захочется…
Музейный объект в виде тотальной инсталляции, в качестве постоянно действующего инвайромента – это дико круто и радикально ново: это то, что Кабаков привозил в качестве своего почётного возвращения в Россию, когда показывал в старом, первом ещё «Гараже» свою грандиозную «Альтернативную историю искусств».
Правда, в «Гараже» её показывали временно и рамили именно как произведение искусства внутри архитектурного шедевра, а тут вышел ещё более продвинутый объект, между прочим, расположенный (зажатый) между православным храмом и парком скульптуры, напоминающем то ли археологическую зону, брошенную на полдороге, то ли на погост.
Так вот откуда Линч и мысли про полночь и полнолуние, вот откуда экстенсивное переживание прохладных строительных материалов и материализациясновидений нервной дрожи, не способной согреться до полного, как это водится, растворения ощущений тела в воздухе музыкальной гостиной…
…из-за чего по комнатам этим плывёшь в тоске необъяснимой среди кирпичного надсада, ни разу с музеем (его внутренней логикой, метафизикой, кармой, надсадом, разладом) не пересекаясь: вот как водомерка или кто-то в этом духе.
Странный, конечно, способ почувствовать себя не собой с помощью братьев Третьяковых, но, оказывается, и вот так бывает.
Буду теперь знать.
"Альтернативная история искусств" Ильи и Эмилии Кабаковых в ЦСК "Гараж": https://paslen.livejournal.com/634162.html
Желание быть городом. Валерий Кошляков. DOMUS MAXIMA. Музей архитектуры: https://paslen.livejournal.com/2750930.html
вверх^
к полной версии
понравилось!
в evernote
Добротный каменный купеческий особняк на задах Президент-отеля и тылах парка «Музеон» оставляет странное ощущение, есть в нём некая тревожащая закавыка, умолчание, плавающая внутри дыра отсутствия, которая ногами, то есть хождением по залам, не разгадывается, тут думать надо, причём думать в функционале «чувствовать» – ощупывать собственные ощущения щупом отвлечённой рефлексии, чтоб, наконец, озарило.
Хотя, казалось бы, простой двухэтажный дом, восстановленный до состояния эффектного евроремонта, когда не только начинка, но и большинство стен новые, особенно на втором этаже, который был деревянным и горел, пока заброшенка стояла долгие десятилетия, долго ветшая в пошаговой доступности китайской православной миссии…
…такие теперь у Третьяковых и Третьяковки соседи.
Ну, просто исторические фундаменты застекляют, чтобы через пол было видно, да прошловековую кладку обнажают в прихожей лишь в одном случае: если всё прочее новодел и муляж.
А ведь этого и не скрывают даже в самой экспозиции, не говоря уже о причиндалах, так как если на лестницу выйти или в туалетную комнату попасть, то становится странным выпадение не только из стиля эпохи, но и самой эпохи, когда братья здесь взрастали и даже из самого жанра мемориала, ибо такие пластиковые стены и ещё более пластиковые светильники над фаянсами западной сантехники (стильной, разумеется) более подходят гостиничному номеру с большой прихожей…
…мелочь, конечно и можно не обратить на эти несостыковки (как если фальшь-стены разошлись и шов превратился в отдельный объект, а закулисье открывает дивные дивы какого-то сумеречного инобытия в духе Дэвида Линча, когда становится страшным подумать, что здесь может происходить в полночь) внимание, тем более, что входная зона совершенствуется и затаптывается, как это принято и весь интерес сосредоточен в жилой зоне второго этажа, разделенной на покои Павла и на покои Сергея…
…раз уж первый этаж (где касса и гардероб выглядят самым жилыми и освоенными территориями) сделан полностью интерактивным…
…то есть, пустым и «непропеченным».
Такие комнаты, как залы первого этажа с интерактивными гаджетами (отдельный зал – история семьи, рядом – история бизнеса и льняных мануфактур, ещё дальше – движущаяся, подобно шкафу-купе, шкала развития коллекции и разрастания главного музея национального искусства России), кажется, нельзя протопить до уютного (бытового) тепла.
В них всегда если не холодно то точно прохладно и первые сумерки за окном – почти круглогодично февраль, тоска и хочется, поёжившись, укрыться пледом…
В соседствующих залах-ангарах «Новой Третьяковки» на Крымском валу» тоже пустынно до тотальной непропечённости, но там музей не изображает частный дом: «Новая Третьяковка», видимо, есть пространство осуществленной (уж на какую в отечестве сподобились) и овеществленной художественной утопии, подрабатывающей ещё и, в том числе, частью культурного кода российской нации, тогда как тут-то совершенно иной коленкор должен быть…
…в том числе и осязательный, обаятельный, обстоятельный, раз уж дело о купеческом стиле жизни идёт.
Но второй этаж (три «комнаты» Павла с сквозным проходом – прихожая, кабинет, угловое приватное пространство, функционалом напоминающее будуар – и точно такие же три комнаты Сергея, отделенные от покоев брата «музыкальной гостиной», а, если точнее, самым просторным выставочным помещением новой институции – всё намеренно очень симметрично и крайне технично) выстроен ещё более нежилым и отвлечённым.
Заранее настроенным на мемориальный дискурс: да, вот такое место памяти, новый объект, исполненный по последнему слову музейной техники, когда видеокамеры под потолком, закрытые темно-синим стеклом, образующим выпуклые шайбы, не выглядят чем-то чужеродным, так как монтировались вместе со стенами и параллельно им…
Тем более, что экспонатов в «жилых комнатах» не так много – все они, понятное дело, неродные, принесённые из архивов и фондового закулисья в совершенно иных местах.
Аутентичные и оригинальные предметы в музее буквально на пересчёт, из-за чего и разложены они так, чтобы каждый лежал наособицу, образуя что-то вроде стильного натюрморта, несущего ещё и нарративную функцию – рассказать об одном из братьев и его роли в создании Третьяковки.
Чтобы мемориальные святыни были ещё более заметны, их включают в экспозицию, сделанную намеренно стёрто, как если мебель (книжные шкафы или же стулья) не активизированы и представляют из себя дремлющую декорацию.
Да, конечно, статичный театр, который не движется, в отличие от посетителя, идущего чередой светлых комнат с немногочисленными знаками аутентизма…
…который впрочем, теряется в этом стерильном великолепии отвлечённой лабораторной работы.
Там даже не пахнет паркетной мастикой, как в доме-музее Виктора Васнецова, где невозможно убрать отовсюду убрать многовековую пыль (терем его узорчат и затейлив, выскоблен, конечно, но картины-то, создававшиеся здесь гением, так и висят на своих местах, не везде, но правильной мемориальности и малой малости вполне достаточно), из-за чего воздух начинает правильно карамелизоваться…
…совсем как в купе поезда дальнего следования…
…наполняя бронхи вязким веществом исторической сопричастности, на которой подобные места держатся.
Должны держаться.
У Алейды Ассман, создавшей метод, в котором Николай Эппле и создал свою знаменитую, но принципиально вторичную (третичную) книгу, есть (в том числе и по-русски: «НЛО» выпустило пять книг Алейды, все в переводе Бориса Хлебникова; некоторые из них включают не одну, а две и даже три монографии) том под названием «Новое недовольство мемориальной культурой».
Музей братьев Третьяковых вполне бы мог быть описан в ней как пример такого вот типичного недовольства и даже усталости выхолощенным и даже пустотным способом образования информационного повода, по ходу дела забывающего о своей глубинной сути.
Но в ГТГ работают выдающиеся музейщики, которые не могут не понимать хода моей мысли, ибо думают схожим образом или, как минимум, в том же направлении…
Поэтому (Хоботов, конечно, я оценил) воспользовавшись тем, что это Павел собирал русское искусство и всяких там передвижников, тогда как Сергей любил салон и, например, барбизонцев, переданных большевиками в ГМИИ, организаторы экспозиции продумали «музыкальную гостиную» превратить в место экспонирования Руссо, Коро (вчера ведь как раз писал о нем) и Добиньи…
…ну, потому что в культурно правильном мегаполисе здорового человека должны быть странные и узко направленные места для тонких извращенцев и толстых любителей.
В таком самодостаточно культурном месте, где вызревают потребности самых неожиданных разворотов, обязаны быть места для викторианских павлинов и трагедий Расина, идущих постоянным репертуаром, не говоря уже о Шекспире (отдельно трагедии, отдельно комедии) и антиках; в таком городе всегда должен быть свободный доступ к Вермееру и Караваджо, Рембрандту и Тинторетто.
И к барбизонцам, кстати, тоже, раз уж они с самого начала были втянуты в орбиту пластического развития искусства Российской Империи…
Надо сказать, что руководство ГМИИ, показывающее их в Галерее искусства стран Европы, Америки и Австралии XIX – XX веков на одном из периферийных этажей бывшего пастернаковского дома, барбизонцев жалует не очень – в экспозиции они, конечно, присутствуют, но не так чтоб развернуто…
И когда я узнал, что в основу инаугурационной выставки дома-музея братьев Третьяковых положат подборку холстов барбизонцев, радовался как пьяный ребёнок.
Отличная и умная прагматика всегда захватывает – что в музее, что в театре, что в концертном зале: люблю зрелище эффектно поданной работы.
Надо сказать, что так оно и вышло: в стерильной музыкальной гостиной сельскохозяйственные, цвета навоза, барбизонцы смотрелись противоходом как влитые.
Но теперь, в этом декабре, срок экспонирования западноевропейских холстов в ГТГ истёк и барбизонцы потянулись на родину – в запасники ГМИИ…
На их место придёт салон ХIX века, который тоже нравился Сергею, чтобы, таким образом, именно Сергей, а не Павел, которому и памятник давно стоит в Лаврушенском, вышел главным героем новой институции.
То есть, возможно, возникла она чтобы выправить баланс, в котором один из братьев задвигался в дальний угол (вот как буквально в нынешней экспозиции это тоже сделано)?
Не похоже, тем более, что и в нынешнем мемориале Павел занял все самые козырные места…
Тогда что же меня так беспокоит, покуда я хожу и смотрю на несколько исторических предметов, окруженных тремя слоями бессмысленной защиты такой плотности, что тут даже и к муляжам-то толком не придвинешься, из-за чего с фотографированием возникают напряги и сигнализация постоянно срабатывает…
…непуганых смотрительниц пугает.
Не говоря уже о странных посетителях, забредших после китайского подворья в центр вполне избирательной музейной мета-рефлексии – науки, разумеется, увлекательной, но крайне редко востребованной «обычным народом».
Оно же тут всё намеренно умозрительное почти и совершенно ненатуральное и не так, как было, даже не так, как могло бы быть, но соткано из того, что было под рукой и сложилось в нечто по кураторской воле и кураторскому видению: оно не про быт, не про историю и не про искусство...
...оно даже не про людей, которые здесь родились, но толком-то даже не жили, а собирали и развешивали картины, а также разводили свой сад (а не кусочек приусадебного участка, который удалось огородить) в совершенно ином месте и порознь.
Возможно, этот старый купеческий дом смотрелся б иначе в чреде другой такой же застройки, если б от бывшей слободы осталось что-то ещё, кроме особняка и православного подворья, которое уже больше и шире музея, не говоря уже обо всем современном и остальном: в масштабах и ландшафтах нынешнего столичного центра мемориал Третьяковых выглядит кукольным домом...
Потом меня, конечно, попустило и дома дошло, что больше всего тревожит странный, непроговоренный жанр, который работает согласно собственным законам не так, как Алейда Ассман заповедовала работать местам памяти.
У дома братьев Третьяковых есть спонсор, потянувший всю эту дорогостоящую реконструкцию и продолжающий финансировать, к примеру, преобразование садика возле особняка, где осенью поставили беседку из модных современных материалов деревянного бэкграунда, очередь теперь за грамотным озеленением тенистого уголка.
Имя спонсора объявлено на одной из стен входной группы, что задаёт ещё одну раму и степень остранения музея внутри музея…
…чтоб навести на мысль о тотальной инсталляции, даже и не пытающейся скрывать свои искусную, искусственную природу.
Об инвайроменте с начинкой, разыгранной по законам, сформулированным Ильей Кабаковым в своих лекциях «О тотальной инсталляции», которые выходили в Москве к его ретроспективе 2008 года.
С тех пор тотальное инсталлирование стало главной государственной идеологией моей страны и наиважнейшим способом управления в ней людьми и делами…
…впрочем, это немного другая история, лишь отчасти пересекающаяся с темой поста, так как, если по Кабакову, то тотальная инсталляция посвящена много, конечно, чему, но, прежде всего, предчувствию смерти, накрывающему внутри объекта с головой…
Я обильно цитировал эти куски в эссе про выставку Кошлякова в архитектурном музее этим летом, так что вот ссылка, если захочется…
Музейный объект в виде тотальной инсталляции, в качестве постоянно действующего инвайромента – это дико круто и радикально ново: это то, что Кабаков привозил в качестве своего почётного возвращения в Россию, когда показывал в старом, первом ещё «Гараже» свою грандиозную «Альтернативную историю искусств».
Правда, в «Гараже» её показывали временно и рамили именно как произведение искусства внутри архитектурного шедевра, а тут вышел ещё более продвинутый объект, между прочим, расположенный (зажатый) между православным храмом и парком скульптуры, напоминающем то ли археологическую зону, брошенную на полдороге, то ли на погост.
Так вот откуда Линч и мысли про полночь и полнолуние, вот откуда экстенсивное переживание прохладных строительных материалов и материализация
…из-за чего по комнатам этим плывёшь в тоске необъяснимой среди кирпичного надсада, ни разу с музеем (его внутренней логикой, метафизикой, кармой, надсадом, разладом) не пересекаясь: вот как водомерка или кто-то в этом духе.
Странный, конечно, способ почувствовать себя не собой с помощью братьев Третьяковых, но, оказывается, и вот так бывает.
Буду теперь знать.
"Альтернативная история искусств" Ильи и Эмилии Кабаковых в ЦСК "Гараж": https://paslen.livejournal.com/634162.html
Желание быть городом. Валерий Кошляков. DOMUS MAXIMA. Музей архитектуры: https://paslen.livejournal.com/2750930.html
Вы сейчас не можете прокомментировать это сообщение.
Дневник Музей Павла и Сергея Третьяковых в 1-м Голутвинском переулке | lj_paslen - Белая лента |
Лента друзей lj_paslen
/ Полная версия
Добавить в друзья
Страницы:
раньше»