Роман "Юность" ("Моя борьба"-4) Карла Уве Кнаусгора в переводе Анастасии Наумовой. "Синдбад", 2022
21-08-2022 05:52
к комментариям - к полной версии
- понравилось!
Четвертый том эпопеи «Моя борьба» (автор определяет его как пятую часть шеститомника) построен максимально линейно – без наплывов и временных неровностей с завихрениями, которые встречались в предыдущих сериях.
Правда, в центр книги все равно вставлен один длинный флешбек о жизни рассказчика, предшествующей нынешней его работе в школе на севере Норвегии.
После окончания школы, совпавшего с родительским разводом, рассказчик Карл (ему восемнадцать и он девственник) вербуется в глухую деревню на берегу фьорда, где и проводит важнейший для себя период становления.
Оказывается, личность лучше всего формируется в условиях ограниченных ресурсов (временных, денежно-экономических, световых и цветовых, мол, переживу непруху, вырвусь и вот тут расцвету, восстану в полную мощь) и экзистенциальной заочности, забрасывающей человека в необычные (непривычные) жизненные обстоятельства…
…с юга на север, из семьи – в тотальное одиночество, из подростковой безответственности, внезапно выразившейся в беспробудном пьянстве – в строгое и чинное учительское существование.
Юность – эпоха, когда ограниченность пьются как воздух и опьяняющий, пенный напиток, помогающий вызреть внутри зачатки неповторимой индивидуальности и, например, «писательского таланта», из-за чего хочется провести параллель между «Юностью» и первыми частями «В поисках утраченного времени».
Теми, где главное нарративное волнение рассказчика колеблется вокруг двух страничек, посвященных двух мартенвильским колокольням…
«О, этот тусклый свет в вечерних автобусах и приглушённые звуки. Всего несколько пассажиров, погруженных в собственный мир. Плывущий за окном темный пейзаж. Гул двигателя. Когда сидишь там и думаешь о самом прекрасном, о самом дорогом и хочешь лишь сидеть там, вне этого мира, на пути из одного места в другое, – разве не в такие моменты ты присутствуешь в мире по-настоящему? Разве не тогда проникаешься им по-настоящему?» (164)
Нет, не тогда: ведь из предыдущих томов «Моей борьбы», мы чётко заучили тему про деструктивное влияние отца, острастка которого отравляет жизнь взрослого Карла Уве даже в его сорок лет – то есть, в годы работы над шеститомной книгой.
В «Юности» же рассказчик скучает по отцу, оказавшемуся после развода тоже на севере Норвегии, недалеко от Карла Уве, который, видимо, неслучайно, вслед за родителем, выбирает педагогическую стезю.
У отца новая семья и новые увлечения – в старом доме он не пил, а новая жена его не против, если мужик постоянно прикладывается к бутылке – из первой книги «Моей борьбы» мы знаем, что именно алкоголизм станет главной причиной преждевременной смерти отца, в самом конце опустившегося ниже всех возможных пределов (и, помимо прочего, еще ведь и споившего собственную мать).
Из-за чего юношеская невоздержанность Карла Уве поначалу кажется ей-богу роковой…
…что, конечно, же добавляет драматического напряжения, сопровождающего обычные бытовые зарисовки глухим и отдалённым громыханием в духе античного рока…
Суждено ли ему сбыться и накрыть Карла Уве так же, как он распорядился биографией спившегося Юхана?
После его смерти, нашлась записная книжка, где отец отмечал всех кого встречал за день и всех, кому звонил.
Отмечал когда у него случался секс и сколько он выпил: похмельному Юхану не были чужды литературные наклонности, хотя осуществлять он их не стал: бутылка и письмо – две вещи несовместные.
«Я понимаю, что он вел учет всех, с кем разговаривал и с встречался в течении дня, вел учет ссор и примирений, но не понимаю, зачем он отмечал, сколько выпил. Он словно вел протокол самоуничтожения…» (165)
Внутреннее озеро длинного центрального флешбека необходимо, чтобы ввести и утвердить (через энное количество неудавшихся попыток) тему потери невинности – историю избавиться от нее, сколь настойчивую, столь и бесплодную.
«Или, если совсем начистоту, желаний было всего два – переспать с кем-то и напиться. Я занимался еще много чем, был полон амбиций, старался успеть везде, мне нравилось читать, слушать музыку, играть на гитаре, смотреть кино, играть в футбол, плавать и нырять, ездить за границу, иметь деньги, покупать вещи и технику, но все это означало одно – жить с удовольствием, проводить время по возможности неплохо, и все это отлично, но в итоге, по большому счету, настоящие мечты у меня были всего две.
Нет. По большому счету мечтал я лишь об одном.
Переспать с девушкой.
Больше я ничего не хотел.
Я горел изнутри, и этот пожар никогда не потухал. Он пылал во мне, даже когда я спал, мне достаточно было лишь увидеть во сне грудь, и я кончал в собственной постели…» (122)
Значит, ли это что «Юность» закончится любовным соитием, переведшим Карла Уве в иную лигу?
Вся композиция четвертого тома «Моей борьбы» держит интригу, заставляя, не в меру догадливого читателя, чуть ли не странички до финала считать – так как дело на всех порах спешит к концу очередной части, сборник заметно худеет на глазах, вот уже и учебный год отлетел в область скандинавских преданий, а Карл Уве так и не присунул какой-нибудь девахе, во имя осуществления предначертанного…
…тем более, что есть у него, если верить юношеским отчаянным признаниям, физиологические и чуть ли не анатомические особенности, позволяющие сомневаться в успехе всеобщего дела, заставляющего двигаться не только планеты, но и целые, что ли, вселенные…
То, как Кнаусгор эффектно решает (закрывает) композицию «Юности» и говорит о степени его писательского совершенства – совершенно ведь противоположному мнению торопливых рецензентов, по-прежнему уверенных, что «Моя борьба» состоит из дневника, погрязшего в ненужных и избыточных подробностях.
Бытовых реалий здесь действительно много, но, с другой стороне, весьма заметно как от тома к тому и от части к части, буквально на глазах, возрастает романное мастерство Кнаусгора, постоянно наращивающего (расширяющего, укрепляющего) писательскую силу…
…в том числе и через символическую (и семиотическую) насыщенность случайных, казалось бы, деталей.
Так, например, отдельным лейтмотивом «Юности» оказывается состояние северного неба, призванного иллюстрировать душевное состояние восемнадцатилетнего препода.
Как если оно – экран четких и недвусмысленных проекций авторского сознания.
Параллели более чем очевидны.
«Я поставил чайник, достал из холодильника несколько бургеров и поджарил их, взял вчерашнюю газету и уселся за стол. Два часа я ел, читал и смотрел в окно на желто-красные деревья. Похмелье – это не так приятно, как хмель, но тоже неплохо, думал я. Чувство, когда тело постепенно набирается сил, и силы эти велики, было сродни ликованию.
Небо над пожелтевшими деревьями и зелёной хвоей затянуло непроницаемой серостью. Серость эта, на которую взгляд натыкался в нескольких метрах над землей, добавляла яркости остальным цветам: желтый, зеленый и черный словно взмывали ввысь, но упирались в серое небо, и, наверное, поэтому цвета и казались такими безудержными. Им хватало мощи взлететь и исчезнуть в бесконечности, однако небо не пускало их, и поэтому силы их сгорали здесь, на земле.
Зазвонил телефон…» (213)
Тема девственности и пьянства развивается параллельно самое главной теме «Юности» – мечте Карла Уве стать писателем.
Собственно говоря, он и глухую деревню на севере Норвегии выбирает пристанищем чтобы, во-первых, разгрузить жизнь и психику, во-вторых, оказаться в одиночестве, дающем возможность для сосредоточенности и для творчества, ведь, что еще можно здесь, в кромешной темноте Заполярного круга, делать «долгими зимними вечерами»?
Разумеется, только писать.
Имея, в-четвертых, работу, оставляющую силы и время для всяческих творческих сессий…
…хотя, конечно, пьянство и кадрёж местных девушков в 18 лет важен не менее…
…А то и более…
Хочется ведь…
Хочется так, что поллюции постоянно прорывают здоровый юношеский сон (впрочем, любовь к описанию собственных физиологических процессов достигла пика в одной из предыдущих частей цикла), оборачиваясь сплошными бытовыми неудобствами…
Но и здесь уже Карл Уве проявляет вполне непреклонную волю викинга, изгоняя гостей из своего скромного жилища для того, чтобы начать писать рассказ за рассказом…
Подобно Прусту, он точно так же начинает с пары описательных страниц, которые непонятно куда ведут и куда привести способны…
Постепенно рассказ вытекает из рассказа – и вот их уже есть, накопилось, на небольшой сборник, который можно издать, ну, или же предложить в качестве свидетельства литературных талантов, для поступления на курсы писательского мастерства.
«В деревню мы вернулись около восьми вечера. Светло было как днем. Небо над морем казалось таким огромным, что я его несколько минут разглядывал, перед тем как войти в дом. Оно было пустым, глазу не за что зацепиться, и тем не менее я подумал, что оно мягкое и доброе и желает живущим под ним людям добра. Может, это оттого, что горы выглядели такими жесткими и беспощадными?
Я перекусил, закурил и, налив чаю, засел проверять задания…» (68)
Параллельно Карл Уве подбухивает, слушает рок-н-ролл и прислушивается к собственным чувствам…
…он всё никак не может разобраться в собственных чувствах к одной из своих тринадцатилетних учениц…
Мутная тинейджерская неконкретность – одна из важнейших переменных первых десятилетий человеческого существования, поначалу едва ли не определяющая восприятие мира, а потом исчезающая из него, вместе с избыточностью гормонального креатива: Уве Карл вспоминает ее и реконструирует в «Юности» с неповторимой дотошностью, точно вчера переживал, вот она до конца и испариться-то не успела.
Мы эти чувства пережили да забыли, а Кнаусгор взял и напомнил - как в парную воду окунул, чтоб на какие-то мгновенья, каким-то наваждением вернуть сознание в давно законченное прошлое, казавшееся когда-то непреодолимым...
Для чего, помимо прочего, нам, собственно говоря, писатели-то и нужны - чтоб, снимая слой за слоем, добираться до кочерыжки, то есть, до сути; напоминать о некогда актуальном, а теперь навсегда изжитом...
«Выходило, будто я не способен управлять собой. Нет, ничего не произошло и вряд ли произойдет, однако факт остается фактом – управлять собственными действиями я не в состоянии…» (121)
Ибо покуда невинность не потеряна, обрести строгость координат невозможно (значит, и писателем стать тоже): юность – это же одна сплошная и повсеместная неопределённость – такая же мутная и сложно фиксируемая как норвежское северное небо, когда в любую минуту может случиться вообще всё, что угодно: неопределённый мир принципиально неопределяем…
…тем более, когда все концы его стягиваются в один тугой узел из пьянства, эротических грез, громкой музыки и постоянно пестуемой графомании: в конце концов, руку важно набить не только онанизмом.
Литература – единственное, что может вывести человека из окружения обстоятельств: это Карл Уве понимает почти сразу на интуитивном уровне.
Тем более, что на пьяную голову особенно продуктивно не попишешь…
Впрочем, как и на похмельную тоже…
«Мы медленно, но верно пьянели, и в конце концов все вокруг расплылось и я погрузился в какой-то призрачный мир.
Призрачный мир: когда я очутился в нем, он проходил сквозь меня, а когда я стряхнул его с себя, то немногие сохранившиеся воспоминания – чье-то лицо, чье-то тело, комната, лестница, задний двор – были бледными и едва различимыми, погруженными в океан мрака. Черт, прямо фильм ужасов…» (121)
Просыпаясь с бодуна, даже страшно (противно и стыдно) представить, что там творил накануне, лучше б оно уходило сразу, с опьянением, не оставляя следов…
Важно, что литература имеет прямо противоположный строй: она и есть фиксация момента.
То есть, самые что ни на есть следы, сохраняющиестраницу и огонь, зерно и жернова кем ты вчера был буквально.
Это радует.
Это забавляет и увлекает.
Тем более, что так и непроявленную толком привязанность к подшефной школьнице (то ли её к нему, то ли его к ней) можно превратить в сюжет дебютного романа – и, если верить Википедии, так оно, в конечном счёте, ведь и выйдет.
Тут есть одна ловушка, которая показывает, что не все так просто, как кажется – сел за рассказы, написал кучку, набил руку, приступил к более объёмным формам, поступил на писательские курсы, ну и тд.
Дело в том, что это у Кнаусгора все просто, ибо он еще и талантливый…
…а еще он свой путь прошел, сложив его в обратной перспективе в сюжет, то есть, в материю вторичной обработки.
Страницы, посвящённые литературным поискам вполне тянут на учебное пособие начинающего прозаика - хотя то, как подробно Кнаусгор описывает срывы на самых простых элементах и как он преодолевал затыки, вряд ли способно научить кого-то "секретам мастерства": судьба (синдроматика, уровень моря) у всех разные -
- и это, если совсем уж по-чесноку, важная причина, показывающая бесполезность любых лекций на курсах "креативного письма": научиться литературе можно лишь изнутри себя, выписав собственную, а не заёмную личность.
Научить можно лишь с кем переспать, чтоб напечатали - совсем как в шоу-бизнесе, где конкурс "Голос" вводит своих конкурсантов в заблуждение тонкостями голосоведения, тогда как о самых что ни на есть действенных технологиях и случаях из жизни наставники дебютантов предпочитают молчать.
Ну, да, хотя бы в силу неповторимости биографических рисунков...
Кстати, и эта честность (мол, чего скрывать? Сделай лучше, добейся большей популярности да славы, чем я) тоже доказывает насколько в «Моей борьбе» все не стихийно и, тем более, не «все подряд».
Литература – это ведь безграничная (не имеющая границ) осознанность и насмотревшись на отца, заблудившегося в «призрачном мире», Карл Уве выбирает определенность и владение собой.
Ближе к финалу, небеса откликаются ему (407) северным сиянием…
"Прощание" Карла Уве Кнаусгора в переводе Инны Стребловой. "Синдбад", 2019. I: От Рембрандта к Мунку: https://paslen.livejournal.com/2381555.html
"Прощание" Карла Уве Кнаусгора в переводе Инны Стребловой. "Синдбад", 2019. II: От "лампы" к "цифре": https://paslen.livejournal.com/2381892.html
"Прощание" Карла Уве Кнаусгора в переводе Инны Стребловой. "Синдбад", 2019. III: От Пруста к хрусту: https://paslen.livejournal.com/2382682.html
"Любовь" Карла Уве Кнаусгора в переводе Ольги Дробот. "Синдбад", 2020 https://paslen.livejournal.com/2600149.html
"Детство" Карла Уве Кнаусгора в переводе Инны Стребловой. "Синдбад", 2021 https://paslen.livejournal.com/2699057.html
Моя рецензия на романы Уве Карла Кнаусгора "Прощание" и "Любовь". Перевод Ольги Дробот. Logos review of books № 3: https://paslen.livejournal.com/2600149.html
вверх^
к полной версии
понравилось!
в evernote
Четвертый том эпопеи «Моя борьба» (автор определяет его как пятую часть шеститомника) построен максимально линейно – без наплывов и временных неровностей с завихрениями, которые встречались в предыдущих сериях.
Правда, в центр книги все равно вставлен один длинный флешбек о жизни рассказчика, предшествующей нынешней его работе в школе на севере Норвегии.
После окончания школы, совпавшего с родительским разводом, рассказчик Карл (ему восемнадцать и он девственник) вербуется в глухую деревню на берегу фьорда, где и проводит важнейший для себя период становления.
Оказывается, личность лучше всего формируется в условиях ограниченных ресурсов (временных, денежно-экономических, световых и цветовых, мол, переживу непруху, вырвусь и вот тут расцвету, восстану в полную мощь) и экзистенциальной заочности, забрасывающей человека в необычные (непривычные) жизненные обстоятельства…
…с юга на север, из семьи – в тотальное одиночество, из подростковой безответственности, внезапно выразившейся в беспробудном пьянстве – в строгое и чинное учительское существование.
Юность – эпоха, когда ограниченность пьются как воздух и опьяняющий, пенный напиток, помогающий вызреть внутри зачатки неповторимой индивидуальности и, например, «писательского таланта», из-за чего хочется провести параллель между «Юностью» и первыми частями «В поисках утраченного времени».
Теми, где главное нарративное волнение рассказчика колеблется вокруг двух страничек, посвященных двух мартенвильским колокольням…
«О, этот тусклый свет в вечерних автобусах и приглушённые звуки. Всего несколько пассажиров, погруженных в собственный мир. Плывущий за окном темный пейзаж. Гул двигателя. Когда сидишь там и думаешь о самом прекрасном, о самом дорогом и хочешь лишь сидеть там, вне этого мира, на пути из одного места в другое, – разве не в такие моменты ты присутствуешь в мире по-настоящему? Разве не тогда проникаешься им по-настоящему?» (164)
Нет, не тогда: ведь из предыдущих томов «Моей борьбы», мы чётко заучили тему про деструктивное влияние отца, острастка которого отравляет жизнь взрослого Карла Уве даже в его сорок лет – то есть, в годы работы над шеститомной книгой.
В «Юности» же рассказчик скучает по отцу, оказавшемуся после развода тоже на севере Норвегии, недалеко от Карла Уве, который, видимо, неслучайно, вслед за родителем, выбирает педагогическую стезю.
У отца новая семья и новые увлечения – в старом доме он не пил, а новая жена его не против, если мужик постоянно прикладывается к бутылке – из первой книги «Моей борьбы» мы знаем, что именно алкоголизм станет главной причиной преждевременной смерти отца, в самом конце опустившегося ниже всех возможных пределов (и, помимо прочего, еще ведь и споившего собственную мать).
Из-за чего юношеская невоздержанность Карла Уве поначалу кажется ей-богу роковой…
…что, конечно, же добавляет драматического напряжения, сопровождающего обычные бытовые зарисовки глухим и отдалённым громыханием в духе античного рока…
Суждено ли ему сбыться и накрыть Карла Уве так же, как он распорядился биографией спившегося Юхана?
После его смерти, нашлась записная книжка, где отец отмечал всех кого встречал за день и всех, кому звонил.
Отмечал когда у него случался секс и сколько он выпил: похмельному Юхану не были чужды литературные наклонности, хотя осуществлять он их не стал: бутылка и письмо – две вещи несовместные.
«Я понимаю, что он вел учет всех, с кем разговаривал и с встречался в течении дня, вел учет ссор и примирений, но не понимаю, зачем он отмечал, сколько выпил. Он словно вел протокол самоуничтожения…» (165)
Внутреннее озеро длинного центрального флешбека необходимо, чтобы ввести и утвердить (через энное количество неудавшихся попыток) тему потери невинности – историю избавиться от нее, сколь настойчивую, столь и бесплодную.
«Или, если совсем начистоту, желаний было всего два – переспать с кем-то и напиться. Я занимался еще много чем, был полон амбиций, старался успеть везде, мне нравилось читать, слушать музыку, играть на гитаре, смотреть кино, играть в футбол, плавать и нырять, ездить за границу, иметь деньги, покупать вещи и технику, но все это означало одно – жить с удовольствием, проводить время по возможности неплохо, и все это отлично, но в итоге, по большому счету, настоящие мечты у меня были всего две.
Нет. По большому счету мечтал я лишь об одном.
Переспать с девушкой.
Больше я ничего не хотел.
Я горел изнутри, и этот пожар никогда не потухал. Он пылал во мне, даже когда я спал, мне достаточно было лишь увидеть во сне грудь, и я кончал в собственной постели…» (122)
Значит, ли это что «Юность» закончится любовным соитием, переведшим Карла Уве в иную лигу?
Вся композиция четвертого тома «Моей борьбы» держит интригу, заставляя, не в меру догадливого читателя, чуть ли не странички до финала считать – так как дело на всех порах спешит к концу очередной части, сборник заметно худеет на глазах, вот уже и учебный год отлетел в область скандинавских преданий, а Карл Уве так и не присунул какой-нибудь девахе, во имя осуществления предначертанного…
…тем более, что есть у него, если верить юношеским отчаянным признаниям, физиологические и чуть ли не анатомические особенности, позволяющие сомневаться в успехе всеобщего дела, заставляющего двигаться не только планеты, но и целые, что ли, вселенные…
То, как Кнаусгор эффектно решает (закрывает) композицию «Юности» и говорит о степени его писательского совершенства – совершенно ведь противоположному мнению торопливых рецензентов, по-прежнему уверенных, что «Моя борьба» состоит из дневника, погрязшего в ненужных и избыточных подробностях.
Бытовых реалий здесь действительно много, но, с другой стороне, весьма заметно как от тома к тому и от части к части, буквально на глазах, возрастает романное мастерство Кнаусгора, постоянно наращивающего (расширяющего, укрепляющего) писательскую силу…
…в том числе и через символическую (и семиотическую) насыщенность случайных, казалось бы, деталей.
Так, например, отдельным лейтмотивом «Юности» оказывается состояние северного неба, призванного иллюстрировать душевное состояние восемнадцатилетнего препода.
Как если оно – экран четких и недвусмысленных проекций авторского сознания.
Параллели более чем очевидны.
«Я поставил чайник, достал из холодильника несколько бургеров и поджарил их, взял вчерашнюю газету и уселся за стол. Два часа я ел, читал и смотрел в окно на желто-красные деревья. Похмелье – это не так приятно, как хмель, но тоже неплохо, думал я. Чувство, когда тело постепенно набирается сил, и силы эти велики, было сродни ликованию.
Небо над пожелтевшими деревьями и зелёной хвоей затянуло непроницаемой серостью. Серость эта, на которую взгляд натыкался в нескольких метрах над землей, добавляла яркости остальным цветам: желтый, зеленый и черный словно взмывали ввысь, но упирались в серое небо, и, наверное, поэтому цвета и казались такими безудержными. Им хватало мощи взлететь и исчезнуть в бесконечности, однако небо не пускало их, и поэтому силы их сгорали здесь, на земле.
Зазвонил телефон…» (213)
Тема девственности и пьянства развивается параллельно самое главной теме «Юности» – мечте Карла Уве стать писателем.
Собственно говоря, он и глухую деревню на севере Норвегии выбирает пристанищем чтобы, во-первых, разгрузить жизнь и психику, во-вторых, оказаться в одиночестве, дающем возможность для сосредоточенности и для творчества, ведь, что еще можно здесь, в кромешной темноте Заполярного круга, делать «долгими зимними вечерами»?
Разумеется, только писать.
Имея, в-четвертых, работу, оставляющую силы и время для всяческих творческих сессий…
…хотя, конечно, пьянство и кадрёж местных девушков в 18 лет важен не менее…
…А то и более…
Хочется ведь…
Хочется так, что поллюции постоянно прорывают здоровый юношеский сон (впрочем, любовь к описанию собственных физиологических процессов достигла пика в одной из предыдущих частей цикла), оборачиваясь сплошными бытовыми неудобствами…
Но и здесь уже Карл Уве проявляет вполне непреклонную волю викинга, изгоняя гостей из своего скромного жилища для того, чтобы начать писать рассказ за рассказом…
Подобно Прусту, он точно так же начинает с пары описательных страниц, которые непонятно куда ведут и куда привести способны…
Постепенно рассказ вытекает из рассказа – и вот их уже есть, накопилось, на небольшой сборник, который можно издать, ну, или же предложить в качестве свидетельства литературных талантов, для поступления на курсы писательского мастерства.
«В деревню мы вернулись около восьми вечера. Светло было как днем. Небо над морем казалось таким огромным, что я его несколько минут разглядывал, перед тем как войти в дом. Оно было пустым, глазу не за что зацепиться, и тем не менее я подумал, что оно мягкое и доброе и желает живущим под ним людям добра. Может, это оттого, что горы выглядели такими жесткими и беспощадными?
Я перекусил, закурил и, налив чаю, засел проверять задания…» (68)
Параллельно Карл Уве подбухивает, слушает рок-н-ролл и прислушивается к собственным чувствам…
…он всё никак не может разобраться в собственных чувствах к одной из своих тринадцатилетних учениц…
Мутная тинейджерская неконкретность – одна из важнейших переменных первых десятилетий человеческого существования, поначалу едва ли не определяющая восприятие мира, а потом исчезающая из него, вместе с избыточностью гормонального креатива: Уве Карл вспоминает ее и реконструирует в «Юности» с неповторимой дотошностью, точно вчера переживал, вот она до конца и испариться-то не успела.
Мы эти чувства пережили да забыли, а Кнаусгор взял и напомнил - как в парную воду окунул, чтоб на какие-то мгновенья, каким-то наваждением вернуть сознание в давно законченное прошлое, казавшееся когда-то непреодолимым...
Для чего, помимо прочего, нам, собственно говоря, писатели-то и нужны - чтоб, снимая слой за слоем, добираться до кочерыжки, то есть, до сути; напоминать о некогда актуальном, а теперь навсегда изжитом...
«Выходило, будто я не способен управлять собой. Нет, ничего не произошло и вряд ли произойдет, однако факт остается фактом – управлять собственными действиями я не в состоянии…» (121)
Ибо покуда невинность не потеряна, обрести строгость координат невозможно (значит, и писателем стать тоже): юность – это же одна сплошная и повсеместная неопределённость – такая же мутная и сложно фиксируемая как норвежское северное небо, когда в любую минуту может случиться вообще всё, что угодно: неопределённый мир принципиально неопределяем…
…тем более, когда все концы его стягиваются в один тугой узел из пьянства, эротических грез, громкой музыки и постоянно пестуемой графомании: в конце концов, руку важно набить не только онанизмом.
Литература – единственное, что может вывести человека из окружения обстоятельств: это Карл Уве понимает почти сразу на интуитивном уровне.
Тем более, что на пьяную голову особенно продуктивно не попишешь…
Впрочем, как и на похмельную тоже…
«Мы медленно, но верно пьянели, и в конце концов все вокруг расплылось и я погрузился в какой-то призрачный мир.
Призрачный мир: когда я очутился в нем, он проходил сквозь меня, а когда я стряхнул его с себя, то немногие сохранившиеся воспоминания – чье-то лицо, чье-то тело, комната, лестница, задний двор – были бледными и едва различимыми, погруженными в океан мрака. Черт, прямо фильм ужасов…» (121)
Просыпаясь с бодуна, даже страшно (противно и стыдно) представить, что там творил накануне, лучше б оно уходило сразу, с опьянением, не оставляя следов…
Важно, что литература имеет прямо противоположный строй: она и есть фиксация момента.
То есть, самые что ни на есть следы, сохраняющие
Это радует.
Это забавляет и увлекает.
Тем более, что так и непроявленную толком привязанность к подшефной школьнице (то ли её к нему, то ли его к ней) можно превратить в сюжет дебютного романа – и, если верить Википедии, так оно, в конечном счёте, ведь и выйдет.
Тут есть одна ловушка, которая показывает, что не все так просто, как кажется – сел за рассказы, написал кучку, набил руку, приступил к более объёмным формам, поступил на писательские курсы, ну и тд.
Дело в том, что это у Кнаусгора все просто, ибо он еще и талантливый…
…а еще он свой путь прошел, сложив его в обратной перспективе в сюжет, то есть, в материю вторичной обработки.
Страницы, посвящённые литературным поискам вполне тянут на учебное пособие начинающего прозаика - хотя то, как подробно Кнаусгор описывает срывы на самых простых элементах и как он преодолевал затыки, вряд ли способно научить кого-то "секретам мастерства": судьба (синдроматика, уровень моря) у всех разные -
- и это, если совсем уж по-чесноку, важная причина, показывающая бесполезность любых лекций на курсах "креативного письма": научиться литературе можно лишь изнутри себя, выписав собственную, а не заёмную личность.
Научить можно лишь с кем переспать, чтоб напечатали - совсем как в шоу-бизнесе, где конкурс "Голос" вводит своих конкурсантов в заблуждение тонкостями голосоведения, тогда как о самых что ни на есть действенных технологиях и случаях из жизни наставники дебютантов предпочитают молчать.
Ну, да, хотя бы в силу неповторимости биографических рисунков...
Кстати, и эта честность (мол, чего скрывать? Сделай лучше, добейся большей популярности да славы, чем я) тоже доказывает насколько в «Моей борьбе» все не стихийно и, тем более, не «все подряд».
Литература – это ведь безграничная (не имеющая границ) осознанность и насмотревшись на отца, заблудившегося в «призрачном мире», Карл Уве выбирает определенность и владение собой.
Ближе к финалу, небеса откликаются ему (407) северным сиянием…
"Прощание" Карла Уве Кнаусгора в переводе Инны Стребловой. "Синдбад", 2019. I: От Рембрандта к Мунку: https://paslen.livejournal.com/2381555.html
"Прощание" Карла Уве Кнаусгора в переводе Инны Стребловой. "Синдбад", 2019. II: От "лампы" к "цифре": https://paslen.livejournal.com/2381892.html
"Прощание" Карла Уве Кнаусгора в переводе Инны Стребловой. "Синдбад", 2019. III: От Пруста к хрусту: https://paslen.livejournal.com/2382682.html
"Любовь" Карла Уве Кнаусгора в переводе Ольги Дробот. "Синдбад", 2020 https://paslen.livejournal.com/2600149.html
"Детство" Карла Уве Кнаусгора в переводе Инны Стребловой. "Синдбад", 2021 https://paslen.livejournal.com/2699057.html
Моя рецензия на романы Уве Карла Кнаусгора "Прощание" и "Любовь". Перевод Ольги Дробот. Logos review of books № 3: https://paslen.livejournal.com/2600149.html
Вы сейчас не можете прокомментировать это сообщение.
Дневник Роман "Юность" ("Моя борьба"-4) Карла Уве Кнаусгора в переводе Анастасии Наумовой. "Синдбад", 2022 | lj_paslen - Белая лента |
Лента друзей lj_paslen
/ Полная версия
Добавить в друзья
Страницы:
раньше»