Фотографии сада, пробуждающегося в апреле. Два десятка снимков для двух десятков людей
19-05-2022 15:15
к комментариям - к полной версии
- понравилось!
Земля отогревалась, распрямляла затекшие члены, стирала складки из снега и застывших осадков: весна, на самом-то деле, возникает в самой верхотуре, прогреваемой солнечными лучами до состояния тесноты, которая, наконец, начинает струиться на землю - и из глубины, в которую уходят остатки холода, заморозков и льда, оттаивающих в самую последнюю очередь.
Главная работа погоды невидима и свободна, а мы видим уже готовый результат, о котором и рядим.
Так это оно у нас устроено, из-за чего более всего волнуют незаметные изменения, когда привычные вещи словно бы утекают сквозь пальцы, но не в песок, а непонятно куда.
Печатная машинка исчезла не в раз и очень даже заметно, так как пересадка на компьютер потребовала многих и многих нервов - всё равно как пересадка с конки на автомобиль, точнее не скажешь.
Или вот как, например, отменили газеты, ну, мол, да, ничего личного, никакой политики, сплошная экономика, да цены на бумагу и логистику.
Недавно шёл в магазин за мойвой через недавно простроенный сквер (деревьев в нем мало, зато много фонарей, мусорных баков, лавочек и светильников с претензией на дизайн), растянутый вдоль федеральной трассы, по которой обычно кортежи мелькают, когда начальники в Магнитку едут, и там, на одной из лавочек сидит бабка с газеткой.
Казалось бы, что проще и естественнее, чем свежая газета на свежем воздухе (челябинцы оценят иронию о свежем воздухе, параллельном федеральной трассе), но я намеренно зажмурился (неосознанно) и прибавил шагу, дабы не разочароваться.
Так как по крупным шрифтам, я уже понял, прежде даже чем осознал: это бесплатная газета, ну, например, про здоровье или садоводство, из тех, что раскидывают по почтовым ящикам.
Ибо теперь газеты, это, во-первых, дорого не только для пенсионеров; во-вторых, не осталось газет, которые стоили бы хоть каких-то денег.
Теперь за чтение того, что продаётся в киосках (без слёз не взглянешь) людям нужно ещё и доплачивать, так как вредно оно для здоровья.
Радиоактивно, стоглаво и лаяй...
Пару раз тут снились советские киоски, забитые интеллектуальной прессой, которую невозможно ведь было поймать - приходилось знакомиться и сходиться с киоскерами накоротке, дабы дождаться очередного номера "Театра" или "Музыкальной жизни"...
Проснувшись, я принялся считать сколько газет и журналов, посвященных искусству продавалось в Союзпечати и сбился со счета в конце второго десятка.
Причем болгарскую "Картинную галерею" и беззубого "Юного художника" я тоже учел, как и "Декоративное искусство", обнаруженное мной слишком поздно.
Слишком поздно.
Казалось бы, чего естественнее, заходя домой, включать телевизор.
Еще недавно телевизоры называли "божками домашнего алтаря", а теперь эти божки, невольно застигнутые врасплох, вызывают у меня панические атаки.
Я ещё помню (значит ли это, что могу теперь обзываться "сторожилом"?) самые первые празднования Девятого мая, законодательно учрежденные Брежневым, если не путаю, в 1975 году и их удивительно прозрачную тональность, словно бы соединившую медитацию Пасхи с драйвом Первомая, логично вытекая их них вот как первоцвет...
...важную роль в этом "печаль моя светла", кстати, принимало именно телевидение, связывающее отдельные очаги отмечания в единую всесоюзную сеть, аранжированную рахманиновскими вокализами.
Скорби в них было меньше, чем ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко, по Глаголу твоему съ миромъ, поскольку сколько бы не было в прошлом жертв, понятно же, что оно более не повторимо!
А вот теперь взяли и повторили, и нет Девятого мая, как и не стало теперь Русского мира и памяти павших будьте достойны, как и это надо не мертвым, это надо живым (а еще тихо как в танке или вот солдат ребенка не обидит)...
Много чего похерилось этими днями, еще только предстоит оценить сколько именно - и оно будет, конечно, оценено, просто не сразу, но по мере того, как начнет настигать, накрывать, сталкивать с фантомными корчами, обгоняя...
Вокализы Рахманинова используются до сих пор, но теперь их ноют сквозь сжатые зубы, точно изгоняя зубную боль, ставшую хронической из-за ненависти лица, которая была маской, покуда не приросла.
Нечто схожее (я опять про отъем очевидного и естественного) произошло с социальными сетями, которые (казалось бы) легки и очевидны как утреннее дыхание после того, как почистишь зубы.
Людям свойственно общаться, а соцсети - такая устная речь, ставшая письменной, остановленное время, оставившее следы.
Начальникам нет дела ни до газет, ни до соцсетей, ни, тем более, до трактовок рахманинского вокализа: власть тупо, как танк, в котором больше не тихо, исполняет задачу, поставленную собой перед собой.
Когда люди в растерянности или в ужасе восклицают, что они хотят, чтобы нам было стыдно или чтобы высокая культура (ну, или, там, среднее образование) пришли в упадок - мол,да, обилие попсы и жёлтой прессы это они нарочно так делают - я внутренне кривлю физиономию: режиму всё равно на всё.
На всё и на всех, не обаладающих субъектностью, так как субъектность выигрывают в борьбе за субъекность.
Вот как геи в Сан-Франциско.
Пока нет сопротивления танку нет и субъектности, хотя, конечно же, ждать освобождения Навального и когда санкции начнут работать - гораздо проще.
Хотя санкции эти, разрушающие российскую экономику, собственно говоря, против каждого из нас и направлены - разрушаемая экономика, худо или бедно, обеспечивала не Сечина.
Хотя и его, конечно, тоже более чем.
Ну, то есть, его более чем, а нас менее чем и за дорого, но обеспечивала же.
Но о том, что приводит нас (населенцев, как ехидничает Павловский) в ужас, вроде того, что толстые журналы на последнем дыхании или серьезной прессы не осталось, режим ведь действительно не ведает.
Не знает и не думает, как мы не думаем о попутчиках, сопровождающих нас из дома на работу - населенцев, занятых собственными делами точно так же, как мы заняты своими.
Копеечку нищему кто и когда в последний раз подавал?
А книгу актуального русского писателя (именно что писателя, а не вот это что "Большая книга" награждала) когда в последний раз приобретали за свои?
Последствия никем не просчитываются - уж если войну не смогли толком подготовить, то об исчезновении лекарств из аптек - это к доброму доктору Айболиту.
Кто будет думать о каких-то бумажных газетах, если есть интернет, пока есть, так качайте и читайте...
Кто будет думать о ломках от исчезновения интернета (и продолжения разрыва логистических, а, главное, привычных, естественных, бытовых) цепочек если на кону информационная безопасность и обвал рейтинга?
Еще вот стыд пропал начисто. Будто бы авраамических религий никогда и не было вовсе: пару раз словил себя на том, что спрашивал в воздух, от удивления шевеля губами: Неужели вам действительно не стыдно и тут же понимал неловкость (ненужность, стыдную избыточность) своего вопроса.
Воздух им уже не проймёшь, сознание тоже - ну, конечно, не стыдно.
Не стыдно, но стадно.
Стыд - чувство личное, ламповое, до-цифровое, до-поточного периода.
И это антропология уже.
Такой антропологический разворот, чтобы звучало не сильно страшно.
У нас же все мгновенно гиперболизируется.
И ведь не скажешь, что потому что из-за того гиперболизируется, что страна большая.
Это такое свойство сознания, охваченного подозрениями и подтекстами, хорошо осознающего, что не всё так просто.
Глаза у страха действительно велики и открыл мне это Евтушенко через формулу про поэта, который в России, разумеется, больше, чем поэт.
Поэзия (и про стихи) Евтушенко было более близко просто, в от он и сказал, что штука в том, что у нас любое явление больше самого себя, стоит обратить на него внимание.
У нас сахар больше, чем сахар и соль больше, чем соль.
У нас телевизор больше, чем телевизор и театр больше, чем театр.
А уж балет точно больше балета, как и Енисей больше любого другого Енисея в мире.
И Пелевин больше, чем любой такой Пелевин, и Сорокин больше, чем Сорокин.
И Толстая, и Толстой, и другой Толстой, и третий, и потомок всех Толстых сразу, и Улицкая у нас больше, чем Улицкая.
Тем более, что она такая - одна, совсем одна, зато для всех сразу.
Как и Алла Борисовна.
И это я еще про Михалковых не вспомнил.
И это я еще о Высоцком не упомянул.
У нас любая шмакодявка с книгой выглядит писателем только от того, что раздувается до размеров прозаика и премияносца с уровня мышей и уровня плинтуса с минус первого и даже с минус второго.
Не говоря уже о колбасе и туалетной бумаге, не говоря уже о свободе слова, совести и отсутствии стыда.
Сначала кажется, что речь будто бы идёт сравнении наших предметов с теми же самими газетами, колбасой или телевизором в других странах, где все они равны себе, но нет же...
...штука в том, что это именно сами явления растут у нас как на внутренних дрожжах...
...на своей имманентности и зацикленности на том, что должно быть чем-то обыденным до незамечаемости.
Нельзя же жить просто, существовать растительно, потреблять намеренно, нет и нет: нужно обязательно умирать во имя, терпеть настоящее, ждать лучших времен и выживать во имя общего прошлого, принадлежащего, впрочем, всё тем жесиничкам сечиным.
И снег у нас больше снега и зима больше зимы, только вот лето короткое и зарплата меньше, чем ставка и меньше, чем можно прожить.
Плохое разбухает и увеличивается как-то охотнее хорошего: эпидемия или война, агрессия или тупота.
Бухать в России больше, чем бухать и спать в России более, чем спать.
Подлец в России больше, чем подлец, и вор в России больше, чем вор, а уж если убийца...
Оно и верно: хорошего много не бывает, несмотря на то, что хорошее в России больше, чем хорошее - оно сразу всё: и смысл, и цель и к ней движение...
Страна выпуклых возможностей с боками, литыми из самоварного золота, искажающими пропорции до тотального неузнавания и полной гибели всерьёз.
На том стояли, стоим и продолжать строить будем.
А ведь бабушкино лишь бы не было войны тоже теперь отменили.
Видимо, вместе со смехом и стыдом.
вверх^
к полной версии
понравилось!
в evernote
Земля отогревалась, распрямляла затекшие члены, стирала складки из снега и застывших осадков: весна, на самом-то деле, возникает в самой верхотуре, прогреваемой солнечными лучами до состояния тесноты, которая, наконец, начинает струиться на землю - и из глубины, в которую уходят остатки холода, заморозков и льда, оттаивающих в самую последнюю очередь.
Главная работа погоды невидима и свободна, а мы видим уже готовый результат, о котором и рядим.
Так это оно у нас устроено, из-за чего более всего волнуют незаметные изменения, когда привычные вещи словно бы утекают сквозь пальцы, но не в песок, а непонятно куда.
Печатная машинка исчезла не в раз и очень даже заметно, так как пересадка на компьютер потребовала многих и многих нервов - всё равно как пересадка с конки на автомобиль, точнее не скажешь.
Или вот как, например, отменили газеты, ну, мол, да, ничего личного, никакой политики, сплошная экономика, да цены на бумагу и логистику.
Недавно шёл в магазин за мойвой через недавно простроенный сквер (деревьев в нем мало, зато много фонарей, мусорных баков, лавочек и светильников с претензией на дизайн), растянутый вдоль федеральной трассы, по которой обычно кортежи мелькают, когда начальники в Магнитку едут, и там, на одной из лавочек сидит бабка с газеткой.
Казалось бы, что проще и естественнее, чем свежая газета на свежем воздухе (челябинцы оценят иронию о свежем воздухе, параллельном федеральной трассе), но я намеренно зажмурился (неосознанно) и прибавил шагу, дабы не разочароваться.
Так как по крупным шрифтам, я уже понял, прежде даже чем осознал: это бесплатная газета, ну, например, про здоровье или садоводство, из тех, что раскидывают по почтовым ящикам.
Ибо теперь газеты, это, во-первых, дорого не только для пенсионеров; во-вторых, не осталось газет, которые стоили бы хоть каких-то денег.
Теперь за чтение того, что продаётся в киосках (без слёз не взглянешь) людям нужно ещё и доплачивать, так как вредно оно для здоровья.
Радиоактивно, стоглаво и лаяй...
Пару раз тут снились советские киоски, забитые интеллектуальной прессой, которую невозможно ведь было поймать - приходилось знакомиться и сходиться с киоскерами накоротке, дабы дождаться очередного номера "Театра" или "Музыкальной жизни"...
Проснувшись, я принялся считать сколько газет и журналов, посвященных искусству продавалось в Союзпечати и сбился со счета в конце второго десятка.
Причем болгарскую "Картинную галерею" и беззубого "Юного художника" я тоже учел, как и "Декоративное искусство", обнаруженное мной слишком поздно.
Слишком поздно.
Казалось бы, чего естественнее, заходя домой, включать телевизор.
Еще недавно телевизоры называли "божками домашнего алтаря", а теперь эти божки, невольно застигнутые врасплох, вызывают у меня панические атаки.
Я ещё помню (значит ли это, что могу теперь обзываться "сторожилом"?) самые первые празднования Девятого мая, законодательно учрежденные Брежневым, если не путаю, в 1975 году и их удивительно прозрачную тональность, словно бы соединившую медитацию Пасхи с драйвом Первомая, логично вытекая их них вот как первоцвет...
...важную роль в этом "печаль моя светла", кстати, принимало именно телевидение, связывающее отдельные очаги отмечания в единую всесоюзную сеть, аранжированную рахманиновскими вокализами.
Скорби в них было меньше, чем ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко, по Глаголу твоему съ миромъ, поскольку сколько бы не было в прошлом жертв, понятно же, что оно более не повторимо!
А вот теперь взяли и повторили, и нет Девятого мая, как и не стало теперь Русского мира и памяти павших будьте достойны, как и это надо не мертвым, это надо живым (а еще тихо как в танке или вот солдат ребенка не обидит)...
Много чего похерилось этими днями, еще только предстоит оценить сколько именно - и оно будет, конечно, оценено, просто не сразу, но по мере того, как начнет настигать, накрывать, сталкивать с фантомными корчами, обгоняя...
Вокализы Рахманинова используются до сих пор, но теперь их ноют сквозь сжатые зубы, точно изгоняя зубную боль, ставшую хронической из-за ненависти лица, которая была маской, покуда не приросла.
Нечто схожее (я опять про отъем очевидного и естественного) произошло с социальными сетями, которые (казалось бы) легки и очевидны как утреннее дыхание после того, как почистишь зубы.
Людям свойственно общаться, а соцсети - такая устная речь, ставшая письменной, остановленное время, оставившее следы.
Начальникам нет дела ни до газет, ни до соцсетей, ни, тем более, до трактовок рахманинского вокализа: власть тупо, как танк, в котором больше не тихо, исполняет задачу, поставленную собой перед собой.
Когда люди в растерянности или в ужасе восклицают, что они хотят, чтобы нам было стыдно или чтобы высокая культура (ну, или, там, среднее образование) пришли в упадок - мол,да, обилие попсы и жёлтой прессы это они нарочно так делают - я внутренне кривлю физиономию: режиму всё равно на всё.
На всё и на всех, не обаладающих субъектностью, так как субъектность выигрывают в борьбе за субъекность.
Вот как геи в Сан-Франциско.
Пока нет сопротивления танку нет и субъектности, хотя, конечно же, ждать освобождения Навального и когда санкции начнут работать - гораздо проще.
Хотя санкции эти, разрушающие российскую экономику, собственно говоря, против каждого из нас и направлены - разрушаемая экономика, худо или бедно, обеспечивала не Сечина.
Хотя и его, конечно, тоже более чем.
Ну, то есть, его более чем, а нас менее чем и за дорого, но обеспечивала же.
Но о том, что приводит нас (населенцев, как ехидничает Павловский) в ужас, вроде того, что толстые журналы на последнем дыхании или серьезной прессы не осталось, режим ведь действительно не ведает.
Не знает и не думает, как мы не думаем о попутчиках, сопровождающих нас из дома на работу - населенцев, занятых собственными делами точно так же, как мы заняты своими.
Копеечку нищему кто и когда в последний раз подавал?
А книгу актуального русского писателя (именно что писателя, а не вот это что "Большая книга" награждала) когда в последний раз приобретали за свои?
Последствия никем не просчитываются - уж если войну не смогли толком подготовить, то об исчезновении лекарств из аптек - это к доброму доктору Айболиту.
Кто будет думать о каких-то бумажных газетах, если есть интернет, пока есть, так качайте и читайте...
Кто будет думать о ломках от исчезновения интернета (и продолжения разрыва логистических, а, главное, привычных, естественных, бытовых) цепочек если на кону информационная безопасность и обвал рейтинга?
Еще вот стыд пропал начисто. Будто бы авраамических религий никогда и не было вовсе: пару раз словил себя на том, что спрашивал в воздух, от удивления шевеля губами: Неужели вам действительно не стыдно и тут же понимал неловкость (ненужность, стыдную избыточность) своего вопроса.
Воздух им уже не проймёшь, сознание тоже - ну, конечно, не стыдно.
Не стыдно, но стадно.
Стыд - чувство личное, ламповое, до-цифровое, до-поточного периода.
И это антропология уже.
Такой антропологический разворот, чтобы звучало не сильно страшно.
У нас же все мгновенно гиперболизируется.
И ведь не скажешь, что потому что из-за того гиперболизируется, что страна большая.
Это такое свойство сознания, охваченного подозрениями и подтекстами, хорошо осознающего, что не всё так просто.
Глаза у страха действительно велики и открыл мне это Евтушенко через формулу про поэта, который в России, разумеется, больше, чем поэт.
Поэзия (и про стихи) Евтушенко было более близко просто, в от он и сказал, что штука в том, что у нас любое явление больше самого себя, стоит обратить на него внимание.
У нас сахар больше, чем сахар и соль больше, чем соль.
У нас телевизор больше, чем телевизор и театр больше, чем театр.
А уж балет точно больше балета, как и Енисей больше любого другого Енисея в мире.
И Пелевин больше, чем любой такой Пелевин, и Сорокин больше, чем Сорокин.
И Толстая, и Толстой, и другой Толстой, и третий, и потомок всех Толстых сразу, и Улицкая у нас больше, чем Улицкая.
Тем более, что она такая - одна, совсем одна, зато для всех сразу.
Как и Алла Борисовна.
И это я еще про Михалковых не вспомнил.
И это я еще о Высоцком не упомянул.
У нас любая шмакодявка с книгой выглядит писателем только от того, что раздувается до размеров прозаика и премияносца с уровня мышей и уровня плинтуса с минус первого и даже с минус второго.
Не говоря уже о колбасе и туалетной бумаге, не говоря уже о свободе слова, совести и отсутствии стыда.
Сначала кажется, что речь будто бы идёт сравнении наших предметов с теми же самими газетами, колбасой или телевизором в других странах, где все они равны себе, но нет же...
...штука в том, что это именно сами явления растут у нас как на внутренних дрожжах...
...на своей имманентности и зацикленности на том, что должно быть чем-то обыденным до незамечаемости.
Нельзя же жить просто, существовать растительно, потреблять намеренно, нет и нет: нужно обязательно умирать во имя, терпеть настоящее, ждать лучших времен и выживать во имя общего прошлого, принадлежащего, впрочем, всё тем же
И снег у нас больше снега и зима больше зимы, только вот лето короткое и зарплата меньше, чем ставка и меньше, чем можно прожить.
Плохое разбухает и увеличивается как-то охотнее хорошего: эпидемия или война, агрессия или тупота.
Бухать в России больше, чем бухать и спать в России более, чем спать.
Подлец в России больше, чем подлец, и вор в России больше, чем вор, а уж если убийца...
Оно и верно: хорошего много не бывает, несмотря на то, что хорошее в России больше, чем хорошее - оно сразу всё: и смысл, и цель и к ней движение...
Страна выпуклых возможностей с боками, литыми из самоварного золота, искажающими пропорции до тотального неузнавания и полной гибели всерьёз.
На том стояли, стоим и продолжать строить будем.
А ведь бабушкино лишь бы не было войны тоже теперь отменили.
Видимо, вместе со смехом и стыдом.
Вы сейчас не можете прокомментировать это сообщение.
Дневник Фотографии сада, пробуждающегося в апреле. Два десятка снимков для двух десятков людей | lj_paslen - Белая лента |
Лента друзей lj_paslen
/ Полная версия
Добавить в друзья
Страницы:
раньше»