Так как нынешняя моя поездка в московский дом (не смог написать просто "домой") короткая, то и большинство бытовых размышлизмов все эти дни, которыми, точно камин, топится мой дорогой дневничок, про разницу здесь и там.
Это значит, во-первых, что я всё ещё так и не освободился от чердачинской повестки и живу под её виражом, несмотря на выставки, людей (сто-лиц-а) и прочие развлечения...
...во-вторых, что местная повестка накрывает лишь со временем, окончательно втягивая в свои ритуалы.
И тут выясняется, что, видимо, подсознательно, я избегаю этих самых ритуалов, так как настроение у меня сейчас крайне интровертное.
А зимой почти всегда так (если только не влюблён на новенького и не распахнут миру): московская обездоленность, о которой я писал в прошлый раз, кажется, и связана, прежде всего, с экстровертным движением восприятия, автоматически лишающего сознание формообразующих стен"стен"...
О, московское сознание бесформенное - на него слишком много со стороны влияет.
Московское сознание непохоже на других своей розой влияний, которых здесь всегда слишком много и которые всегда зачёркивают друг друга, вслед за постоянной сменой повестки...
Но значит ли это, что Москва безответственна?

Между прочим, хороший вопрос, зависимый, правда, в основном, от определения - того, то мы договариваемся называть "Москвой", поскольку ещё со времён советской "руки Москвы" тело Москвы может быть чем угодно и в каждый свой новый приезд мы начинаем формировать его наново - в том числе и культурной программой, необходимой ещё и для того, чтобы почувствовать физические параметры этого тела...
...ощутить, что Москва не проносится мимо, но становится средостением работы твоих собственных (а не чужих) органов чувств.
Москва ведь даже москвачу неохватна - она всегда конструкт, моргенштерн, гомункулус, сшитый из различного набора лоскутков и у каждого он свой, как линии дактилоскопий, ни на кого не похожий.
Даже Чердачинск не равен себе как математическое уравнение, а что уж тогда про мачеху всех российских городов городить?!
Зато Москву можно себе выбрать как партикулярное платье.
Как вкус киреешек, наполнитель йогурта или же цвет обоев.
Всё от желаний зависит, мотиваций, притязаний и точек входа.
На Урале я могу быть закрыт и сокрыт и никто не узнает где могилка моя кто и в каком состоянии - провинциальные сигналы поступают к людям в слишком чистом, неочищенном виде, из-за чего и подвергаются, порой, неверной интерпретации, хотя чаще всего такие сигналы попросту не считываются.
То есть, мне подфартило еще в 90-ые соединить в себе разные языки, открыться разным агрегатным состояниям (центра и периферии), расплачиваясь за тем, что теперь я в нигде.
Ни там, ни здесь, ни рыба, ни мясо и никакой настоящей Италии не существует.
Нынешний мой заезд в московский дом кажется мне командировкой, неоплаченным отпуском, поездкой за свой счёт - как это и было раньше, как тогда, в позапрошлой жизни, давным-давно створожившейся в воспоминаниях до кино на ускоренной перемотке.
Это когда я ездил в Москву за достижениями цивилизации не меньше двух раз в год (не меньше десяти дней, а то и двух недель за раз), собирал тут урожай пыльных одуванчиков (помимо выставок и концертов тогда я ещё ходил в театры и в кино) и возвращался в сонную берлогу до следующего радостного утра.
Переваривать.
Воспоминания створожились, да вот зато алгоритмы остались.
Временное пребывание - особое состояние, включающееся с помощью покупки обратного билета (вот почему, помимо прочего, я почти всегда откладываю его приобретение до самого последнего дня - экономлю на волнениях), оно кипит медленно, но верно и плавится незаметно, но неукоснительно твёрдо.
Покуда не находишь себя в замкнутом помещении, окнами на снег.
Здравствуй, мама, я вернулся, я к разлуке прикоснулся.
Москва нужна, чтобы любить родину слонов, будоражить в себе чувство побега внутрь нормы - лишь на границах перемещений, там, где свариваются швы обязательств, ещё можно просунуться чувствам альтернативы - мол, а если пойти не конем, но ладьёй, кто кого сборет, биография судьбу или судьбинушка биографию?
Главное чтобы книги дошли советской почтой.
Не опоздали бы к празднику.
Потому и пишу это под снимками пса, встреченного незадолго до поездки - на улице, которая, прежде всего, граница между прошлым и будущим внутренней жизнью и внешней.
Пересекаешь её и оптика тут же меняется - даже если в магазин вышел.
Сейчас на Печерской гостят Лена с Микой и я смотрю на всё это со стороны, обладая оторванностью и, значит, собственной субъектностью автономным бытием.
Нравится ли мне оно?
Вся эта суета стенограмм и смена места действия, когда не успеваешь привыкнуть и прорасти на новом другом месте и нужно уже возвращаться обратно (до следующего раза, до следующей поездке, которую можно предвкушать и к которой стремиться, опережая ток времени) делает существование немного призрачным - всё время как бы не твоим...
...и место меняет идентичность, и идентичность меняет место (см.выше)...
И это важный подарок эпохи ковида, спутавшего отработанные схемы, колеи и модели, задумываться о которых, постепенно превращаясь в микрочип на зарплате, как-то даже и не принято.
Не приятно, не принято, так как дальше за этим - отсутствие твёрдой почвы, зыбкое небо, полное звёзд и полная неопределённость.
Но меня-то этим точно не испугаешь: о том, что кризис и незнание как жить дальше, норма жизни я писал в дорогой дневничок несколько дней назад.
С тех пор ничего не изменилось.

















































































https://paslen.livejournal.com/2682964.html