Выставка "Библейские эскизы" Александра Иванова. ГТГ в Лаврушинском переулке
24-05-2021 16:28
к комментариям - к полной версии
- понравилось!
У Александра Иванова есть такая особенность, которую хочется назвать «самой большой тайной»: часть у него больше целого, а готовое хуже сырого – тех самых набросков к Главной картине, что развешены «на вечном приколе» в экспозиционном зале слева от «Явления Христа народу».
Этой весной в зале справа от основного русского шедевра (один из важнейших споров детской соревновательности – кто кого сборет, «Последний день Помпеи» или же «Явление Христа народу», настолько ловко собранные, что уже и не пересоберёшь, одно только чистое, максимально чистое, ликование «осязательной ценности», взятой в лабораторном, практически, состоянии) показывали пару десятков набросков Иванова к росписи утопического «Храма искусства» (или же «Храма философии»), который художник придумал в конце жизни (прожив 52 года – в этом смысле мы сегодня ровесники с ним) и над воплощением которого работал последнее свое десятилетие.
В Третьяковке самое большое собрание работ Иванова, в том числе и графических – около сорока альбомов, включающих почти 700 листов.
Нынешние «Библейские эскизы» представляют первую выставку богатств из редко выставляемого наследия (продолжение, как говорят, следует), так как проект Иванова неканоничен и по идеологической программе и по иконографии.
Большую часть из теперь показанного представляют листы, размещающие по стенам непостроенного здания различные библейские эпизоды, что-то вроде предварительной раскадровки.
«Несущие композиции» узловых мизансцен от Благовещения до Рождества Христова, едва размечены иглой, а большую часть каждой из страниц невоплощённого храма занимают белые пространства композиций, Ивановым так и не законченных.
В них должны были разрастаться композиции Ветхого Завета, а также параллели к жизни Иисуса из древней истории и даже античных мифов.
Как они могли бы выглядеть не слишком понятно, хотя среди экспонатов показаны несколько листов с персонажами, чьи крылья более похоже на стрекозиные, чем ангельские. «Архангел Гавриил поражает Захарию немотой…»
Ну, или же эмблематичная толпа «Славословия пастухов» (я знал её и раньше, но оригинал увидел впервые), похожих на мушек, словно бы нанизанных на лучи нездешнего света, пронзённых им и танцующих как на Луне.
Словно бы Иванову хотелось вернуть праздничную жизнерадостность начального христианства, напрямую связанного с природой и бытийственной мощью первых веков новой эры.
Ну, и снять иконографические (и какие угодно) противоречия, несостыковки между различными (порой, противоположными) мистическими и религиозными доктринами. Пересадив ростки иного визуального на какую-то другую дорогу развития.
«На Луне не растёт ни одной былинки, на Луне весь народ делает корзинки…»
Ну, то есть, лакун и умолчаний здесь, на этих набросках и бледных рисунках больше, чем готовых решений и этот возвышающий обман запускает механизм по выработке суггестии («…полторы воздушных тонны, тонны полторы…») на полную катушку.
Они, эти раскадровки, словно бы исчезающие на глазах (а не воплощающиеся в нечто материальное) таинственны своей непреходящей хрупкостью, им идёт полумгла гравюрного кабинета, где по условиям хранения никогда не включают громкий свет.
И совсем другое дело - коллекция живописных набросков (холст, масло), которые не выгорают со временем, но будто бы загорают, наливаясь конвейерными эмоциями неостановимого зрительского потока (надо сказать, что историческое здание ГТГ я никогда не видел таким наполненным и неодиноким), соками современной толпы.
Хотя и взятые по отдельности, фигуры, позже собранные в единое великое полотно, а также фрагменты южного (квази-библейского) пейзажа, вытянутые как бы в инстаграмные панорамы с отяжелевшей средиземноморской зеленью, напоминают уже не станковые работы, но обломки чудом сохранившихся фресок.
Белые, неровные поля в кракелюрах входят в план любования как утраты в греческих мраморах, дошедших до нас в сильно повреждённом виде; как лакуны в фресках Уччелло и Пьеро дела Франческа.
Большие картины (помимо "Явления" у Иванова есть и другие холсты, просто они в тени главного проекта и не слишком известны) таких аттракционов восприятия не предполагают, слишком, слишком красивые и почти всегда прямолинейные.
Чем ближе к воплощению – тем меньше альтернатив, тем уже путь и возможности для маневра, необходимого современному человеку как воздух, ну, или же как вода.
«Явление народу» и живописные эскизы живут активной выставочной жизнью, всегда на виду, из-за чего яркость и сочность восприятия их, взятая под контроль реставрационными мастерскими (а в ГТГ они великие), возрастает день ото дня, в соответствии с закономерностями восприятия цифровой эпохи. И вот уже рукодельный, детальный и придирчиво внимательный Иванов кажется прямым предшественником программного и залаченного глянца.
Чем ближе к финалу создания картины – тем слаще краски, ярче софиты, тем меньше тайны.
Русские пенсионеры и акадэмики XIX века еще не догадываются, что метафизика чурается прямоговорения и гибнет от фиксации и чётких, однозначных решений вот примерно как медуза, выброшенная на брег песчаный и пустой.
Для подлинного понимания того, что иногда лучше жевать, чем говорить, важнее бекать и мекать, нежели дожевывать, нужно было пройти всему ХХ веку, главные достижения которого, на мой взгляд, лежат именно что в сфере недоговорённости. В невозможно высказать всё без посредников, вводных рам и дополнительных отчуждений.
С десяток работ «Библейских эскизов» сейчас занимают отдельный угол на «Мечтах о свободе», глобальной выставке про российско-немецкий романтизм, проходящей в "Новой Третьяковке" (самая трудоёмкая выставка сезона, рекомендую).
Хедлайнерами её определён квартет живописцев, по два художника из каждой страны.
И если Германию представляют весьма харизматичные Каспар Давид Фридрих и Карл Густав Карус, то Российскую империю - весьма меланхоличные Александр Иванов и Алексей Венецианов.
Автор «Явления Христа народу» висит как раз напротив Каруса, в одном пространстве и хорошо начинает живописными этюдами на холсте, чтобы провалиться внутрь энергетической ямы в углу с скетчами, словно бы написанными кончиком иглы. Пугающе исчезающими.
Из той же самой серии скетчей на темы "Библейских эскизов" для умозрительного храма.
Ну, то есть, их разделили на разные порции, чтобы успеть раскидать по разным выставкам и в "Новую Третьяковку" привезли что-то даже и поярче (один неформатный, особенно длинный лист и вовсе похож на конструктивистский плакат в стиле Эль Лисицкого с кругами на красном фоне), хотя на общем фоне романтической эпохи эти ивановские листы кажутся приплывшими с изнанки мира...
Словно бы именно здесь и возникает портал в особое художественное измерение, противоположное всему прочему строю выставочного блокбастера.
Иванов кажется мне жертвой своей неверной внутренней установки, потянувшей за собой все прочие технологические и жизненные перекосы.
Конечно, создать картину, считающуюся главным шедевром национальной живописной школы, причем, вполне широкомасштабной – это безусловный подвиг и беспрецедентный успех, но некоторые холсты, висящие теперь и в Лаврушинском и около Крымского моста, показывают потенциальные возможности совершенно другого мастера, которому не дано было воплотиться в реальность.
Очень уж довлела на Ивановым презумпция мега-проекта, ставшего главным делом жизни.
И непонятно, что лучше, причём не только для самого художника, но и для всей истории искусства в целом, где место главного шедевра никогда пустым не окажется.
Возможно, в его времена романтических гениев (хотя, по всем внешним признакам, Иванов больше классик, нежели романтик) иначе было попросту невозможно и жизнь казалась важнее искусства.
Но шли годы и в ушах постоянно звучала тревожная, нечеловеческая музыка для того, чтобы прежние установки пришли в негодность, устарели, деконструировались самим ходом движения цивилизации.
Мы не умнее тех, что жили раньше, мы просто опытнее, но и беднее. Бледнее.
Опять же, кому как больше нравится и что кажется всего важнее.
Зато мы умеем воспринимать оперу в концерном исполнении, а также ценить эскизы и первые, самые предварительные наброски, из которых бывает вообще непонятно что к чему: абстрактные линии и цветовые пятна имеют теперь самоценную осязательную красоту.
Тут можно скачать 14-страничный буклет: https://www.tretyakovgallery.ru/upload/medialibrary/b39/b3922103fabbd479522be7f2735c1a82.pdf
вверх^
к полной версии
понравилось!
в evernote
У Александра Иванова есть такая особенность, которую хочется назвать «самой большой тайной»: часть у него больше целого, а готовое хуже сырого – тех самых набросков к Главной картине, что развешены «на вечном приколе» в экспозиционном зале слева от «Явления Христа народу».
Этой весной в зале справа от основного русского шедевра (один из важнейших споров детской соревновательности – кто кого сборет, «Последний день Помпеи» или же «Явление Христа народу», настолько ловко собранные, что уже и не пересоберёшь, одно только чистое, максимально чистое, ликование «осязательной ценности», взятой в лабораторном, практически, состоянии) показывали пару десятков набросков Иванова к росписи утопического «Храма искусства» (или же «Храма философии»), который художник придумал в конце жизни (прожив 52 года – в этом смысле мы сегодня ровесники с ним) и над воплощением которого работал последнее свое десятилетие.
В Третьяковке самое большое собрание работ Иванова, в том числе и графических – около сорока альбомов, включающих почти 700 листов.
Нынешние «Библейские эскизы» представляют первую выставку богатств из редко выставляемого наследия (продолжение, как говорят, следует), так как проект Иванова неканоничен и по идеологической программе и по иконографии.
Большую часть из теперь показанного представляют листы, размещающие по стенам непостроенного здания различные библейские эпизоды, что-то вроде предварительной раскадровки.
«Несущие композиции» узловых мизансцен от Благовещения до Рождества Христова, едва размечены иглой, а большую часть каждой из страниц невоплощённого храма занимают белые пространства композиций, Ивановым так и не законченных.
В них должны были разрастаться композиции Ветхого Завета, а также параллели к жизни Иисуса из древней истории и даже античных мифов.
Как они могли бы выглядеть не слишком понятно, хотя среди экспонатов показаны несколько листов с персонажами, чьи крылья более похоже на стрекозиные, чем ангельские. «Архангел Гавриил поражает Захарию немотой…»
Ну, или же эмблематичная толпа «Славословия пастухов» (я знал её и раньше, но оригинал увидел впервые), похожих на мушек, словно бы нанизанных на лучи нездешнего света, пронзённых им и танцующих как на Луне.
Словно бы Иванову хотелось вернуть праздничную жизнерадостность начального христианства, напрямую связанного с природой и бытийственной мощью первых веков новой эры.
Ну, и снять иконографические (и какие угодно) противоречия, несостыковки между различными (порой, противоположными) мистическими и религиозными доктринами. Пересадив ростки иного визуального на какую-то другую дорогу развития.
«На Луне не растёт ни одной былинки, на Луне весь народ делает корзинки…»
Ну, то есть, лакун и умолчаний здесь, на этих набросках и бледных рисунках больше, чем готовых решений и этот возвышающий обман запускает механизм по выработке суггестии («…полторы воздушных тонны, тонны полторы…») на полную катушку.
Они, эти раскадровки, словно бы исчезающие на глазах (а не воплощающиеся в нечто материальное) таинственны своей непреходящей хрупкостью, им идёт полумгла гравюрного кабинета, где по условиям хранения никогда не включают громкий свет.
И совсем другое дело - коллекция живописных набросков (холст, масло), которые не выгорают со временем, но будто бы загорают, наливаясь конвейерными эмоциями неостановимого зрительского потока (надо сказать, что историческое здание ГТГ я никогда не видел таким наполненным и неодиноким), соками современной толпы.
Хотя и взятые по отдельности, фигуры, позже собранные в единое великое полотно, а также фрагменты южного (квази-библейского) пейзажа, вытянутые как бы в инстаграмные панорамы с отяжелевшей средиземноморской зеленью, напоминают уже не станковые работы, но обломки чудом сохранившихся фресок.
Белые, неровные поля в кракелюрах входят в план любования как утраты в греческих мраморах, дошедших до нас в сильно повреждённом виде; как лакуны в фресках Уччелло и Пьеро дела Франческа.
Большие картины (помимо "Явления" у Иванова есть и другие холсты, просто они в тени главного проекта и не слишком известны) таких аттракционов восприятия не предполагают, слишком, слишком красивые и почти всегда прямолинейные.
Чем ближе к воплощению – тем меньше альтернатив, тем уже путь и возможности для маневра, необходимого современному человеку как воздух, ну, или же как вода.
«Явление народу» и живописные эскизы живут активной выставочной жизнью, всегда на виду, из-за чего яркость и сочность восприятия их, взятая под контроль реставрационными мастерскими (а в ГТГ они великие), возрастает день ото дня, в соответствии с закономерностями восприятия цифровой эпохи. И вот уже рукодельный, детальный и придирчиво внимательный Иванов кажется прямым предшественником программного и залаченного глянца.
Чем ближе к финалу создания картины – тем слаще краски, ярче софиты, тем меньше тайны.
Русские пенсионеры и акадэмики XIX века еще не догадываются, что метафизика чурается прямоговорения и гибнет от фиксации и чётких, однозначных решений вот примерно как медуза, выброшенная на брег песчаный и пустой.
Для подлинного понимания того, что иногда лучше жевать, чем говорить, важнее бекать и мекать, нежели дожевывать, нужно было пройти всему ХХ веку, главные достижения которого, на мой взгляд, лежат именно что в сфере недоговорённости. В невозможно высказать всё без посредников, вводных рам и дополнительных отчуждений.
С десяток работ «Библейских эскизов» сейчас занимают отдельный угол на «Мечтах о свободе», глобальной выставке про российско-немецкий романтизм, проходящей в "Новой Третьяковке" (самая трудоёмкая выставка сезона, рекомендую).
Хедлайнерами её определён квартет живописцев, по два художника из каждой страны.
И если Германию представляют весьма харизматичные Каспар Давид Фридрих и Карл Густав Карус, то Российскую империю - весьма меланхоличные Александр Иванов и Алексей Венецианов.
Автор «Явления Христа народу» висит как раз напротив Каруса, в одном пространстве и хорошо начинает живописными этюдами на холсте, чтобы провалиться внутрь энергетической ямы в углу с скетчами, словно бы написанными кончиком иглы. Пугающе исчезающими.
Из той же самой серии скетчей на темы "Библейских эскизов" для умозрительного храма.
Ну, то есть, их разделили на разные порции, чтобы успеть раскидать по разным выставкам и в "Новую Третьяковку" привезли что-то даже и поярче (один неформатный, особенно длинный лист и вовсе похож на конструктивистский плакат в стиле Эль Лисицкого с кругами на красном фоне), хотя на общем фоне романтической эпохи эти ивановские листы кажутся приплывшими с изнанки мира...
Словно бы именно здесь и возникает портал в особое художественное измерение, противоположное всему прочему строю выставочного блокбастера.
Иванов кажется мне жертвой своей неверной внутренней установки, потянувшей за собой все прочие технологические и жизненные перекосы.
Конечно, создать картину, считающуюся главным шедевром национальной живописной школы, причем, вполне широкомасштабной – это безусловный подвиг и беспрецедентный успех, но некоторые холсты, висящие теперь и в Лаврушинском и около Крымского моста, показывают потенциальные возможности совершенно другого мастера, которому не дано было воплотиться в реальность.
Очень уж довлела на Ивановым презумпция мега-проекта, ставшего главным делом жизни.
И непонятно, что лучше, причём не только для самого художника, но и для всей истории искусства в целом, где место главного шедевра никогда пустым не окажется.
Возможно, в его времена романтических гениев (хотя, по всем внешним признакам, Иванов больше классик, нежели романтик) иначе было попросту невозможно и жизнь казалась важнее искусства.
Но шли годы и в ушах постоянно звучала тревожная, нечеловеческая музыка для того, чтобы прежние установки пришли в негодность, устарели, деконструировались самим ходом движения цивилизации.
Мы не умнее тех, что жили раньше, мы просто опытнее, но и беднее. Бледнее.
Опять же, кому как больше нравится и что кажется всего важнее.
Зато мы умеем воспринимать оперу в концерном исполнении, а также ценить эскизы и первые, самые предварительные наброски, из которых бывает вообще непонятно что к чему: абстрактные линии и цветовые пятна имеют теперь самоценную осязательную красоту.
Тут можно скачать 14-страничный буклет: https://www.tretyakovgallery.ru/upload/medialibrary/b39/b3922103fabbd479522be7f2735c1a82.pdf
Вы сейчас не можете прокомментировать это сообщение.
Дневник Выставка "Библейские эскизы" Александра Иванова. ГТГ в Лаврушинском переулке | lj_paslen - Белая лента |
Лента друзей lj_paslen
/ Полная версия
Добавить в друзья
Страницы:
раньше»