Памяти Розы Константиновны Зариповой
09-02-2021 15:15
к комментариям - к полной версии
- понравилось!
Скрипел снегом под ногами и думал: надо обязательно запомнить, что Роза умерла в злоебучем феврале, в день максимального перепада температур, который начался с плюса, да подмёрз ночью до -22, после рассвета выкатив всех на принудительные покатушки.
Таких дней будет еще много и смертей много, все смешается в нетасуемую колоду, спаявшуюся в кусок мрамора. Даже боль и жалость выветрятся без следа.
Именно что без следа, как и оторопь, из-за которой последние дни воля валится из рук, покуда восстанавливался после сообщений о Розиной смерти.
Рано или поздно рана затягивается, должна затянуться, все зависит от степени поражения.
Плюс от силы желания жить, несмотря ни на что, поверх сугробов, Фейсбук всё равно же подскажет про этот день и про февраль, давным-давно сгоревший в топке.
При том, что о болезни Розы Константиновны мы все знали достаточно давно и даже успели привыкнуть к ней, как к незримому отклонению от нормы.
Роза же всегда подавала себя подчеркнуто энергичной и максимально внимательной, поэтому и казалось: она и сейчас на максимуме. В ареоле силы.
Ну, а слегка сентиментальной и неформатной она была всегда, поэтому второе дно и отзвук болезни на злокачественный недуг как-то не списывался.
Мол, ну, вот такая она нестандартная от рождения.
С одной стороны, подчеркнуто четко вписывающаяся в правила, с другой - осознанно сохраняющей свою самость.
Ну, и, конечно, это безвылазное, непреходящее ожидание Чуда, которое, вдруг, да и накроет, ну, бывает же такое. Редко, но метко. Для тех, кто заслуживает. Заслужил.
А Роза Зарипова как раз и была из таких особенных, кто имеет право на Чудо.
Дело даже не в издательстве, "небольшом, но дико симпатичном", гордом и весьма изысканном, которое она придумала и несла на себе, добровольно принятой ношей, но во всем строе ее безупречной натуры, жизни честной и открытой другим людям, в непростых, мягко говоря, обстоятельствах, складывающихся вокруг да около - и то, как она преодолевала все эти затыки и траблы с высоко поднятой и аккуратно уложенной смоляной чёлкой.
Поэтому так мучительно переживалась смерть Володи Шарова, которого "Аrsis Books" публиковал и поддерживал долгие годы, пока он не стал прижизненным классиком, необходимом сразу всем, что в его мучительном уходе колокол заранее гудел ведь и по ней тоже.
Обещая, что Чуда не случится. Но вдруг?! Но всё же...
Издательство "Arsis Books", конечно, отдельная песня Розы.
Закатная, последнее отдохновение и счастье быть нужной, делать важное и полезное дело, которого, в её сугубо частном рекламном агенстве, вообще-то занимавшегося совсем другим, никто ведь не требовал...
Как и всего этого редакционного портфеля, на перспективу набитого современными классиками и неформатными современниками, экспериментальной прозой и поэзией, как вполне традиционной, так и самой что ни на есть изысканно замкнутой на саму себя.
Коллекция "Arsis Books", которую Розе помогали собирать и выпускать прекрасные Аня Бердичевская, Оля Дунаевская, Лена Острикова напоминает (но не подражает, так как издательские принципы Розы совершенно самостоятельны - ориентировалась она, в основном, на свой вкус и собственные душевно-эстетические валентности, как это и нужно в идеале) деятельность толстых журналов, самой высокой степени серьезности и инновационности.
Не лишенных, при этом, дерзновенности и интуитивного понимания, как оно должно быть правильно и единственно верно.
Роза и издательство жили параллельно и вне отрасли и её штампов, безадресных, непонятно кем сформулированных представлений о том, что такое правильно и хорошо, из-за чего "Arsis Books", способный на нестандартные ходы и неформатные приключения, развивался инициативой здорового и свободного человека.
Инициативой издателя, выросшей из глубинных потребностей, поэтому и свободного внутренне и внешне.
В рабочем перфекционизме Розы не было и не могло быть мелочей.
Зато был и остаётся во всех томах и выпусках, увидивших свет за долгие годы самоотверженного труда, теплокровный душевный подход к каждой книге, издаваемой как к последней, ибо лишь Роза одна знала, каким трудом и какой ценой дается выживание не только издательства, но и её самой.
Я физическое выживание, разумеется, имею ввиду.
Хотя она ведь была удивляюще искренней и неповторимо открытой (а это всегда - знак внутренней силы - трус не способен доверять собеседнику, да и себе, мало ли что) и все, кто общался с ней, думали, что Роза как бы вся на виду.
Однако, у каждого есть последняя и предпоследняя правды, которые трудно облечь в слова и за которыми, уже по-настоящему, перемигиваются взлетные и посадочные огни подлинных бездн.
В том числе, боли и отчаянья, от которых не оторваться уже никогда.
Роза ведь поздравила меня с днем рождением в самом конце января, извинилась за опоздание, сославшись на больницу и плохое самочувствие.
Осознавала, что уходит. Но была максимально рациональна, тактична, не давила, попрощавшись со мной навсегда так же интеллигентно и просто, как всегда это делала.
Для меня Роза Константиновна Зарипова была надеждой и опорой, примером демократичности, сочетавшейся в ней с врожденным аристократизмом.
Отсутствие дистанции и мнимая доступность не мешали отстраненности Розы и её высокому самомнению, тому чувству собственного достоинства, которое позволяет уважать собеседника как самого себя.
И это, вместе с готовностью всегда прийти на помощь, позволяло писательскому самоощущению держаться рядом с Розой выше уровня Мёртвого моря.
Писатель ведь обречен чувствовать себя неудачником, так уж ремесло устроено.
О своей глубинной, недостаточной востребованности мне говорили многие важные и известные люди. Битов, например, или Улицкая: потому что как только литератор начинает чувствовать себя состоявшимся, поймавшим бога за бороду, "успешным", а еще "медийным", то вот тут же он и заканчивается.
Роза нянькалась и тетёшкалась со своими авторами и их книгами, как со своими детьми, ездила на все ярмарки, сама стояла на стенде издательства, общалась с посетителями, фотографировала покупателей, удивленно скупавших издания "Arsis Books" пачками.
Сам видел.
Думаю, что ее персональный рай именно так и устроен - одной бесконечной книжной ярмаркой, с бесконечными потоками новинок и дружественных людей вокруг, разбирающих сложную прозу и экспериментальную поэзию как горячие, с пылу и с жару, с ее персонального жару, пирожки.
Милая моя, дорогая и незаменимая жизняночка и умиранка, Роза ушла рано утром и мне обязательно нужно запомнить этот необычный зимний день, начавшийся на Южном Урале теплым, бархатным каким-то, атлантическим дождем.
Капли били по ледяной корке садовых сугробов с небывалым набором звуков, словно бы усиленных темнотой.
Потом, приблизительно в час волка, началось наступление арктического циклона и дождь сменился порывистым ветром со снегом, от обильности и агрессии похожим на тропический ливень.
Пару часов непогода металась и ухала за окном, гнула деревья, металась в лихорадке по покатым барханам.
Температура падала каждый час, пока не стала стужей, а к рассвету всё стихло в окончательном оцепенении.
Тепло одевшись, я вышел чистить лестницы и двор от дерзких заносов, чтобы можно было жить дальше.
Казалось бы, что может быть проще, чем жить дальше и дольше...
вверх^
к полной версии
понравилось!
в evernote
Скрипел снегом под ногами и думал: надо обязательно запомнить, что Роза умерла в злоебучем феврале, в день максимального перепада температур, который начался с плюса, да подмёрз ночью до -22, после рассвета выкатив всех на принудительные покатушки.
Таких дней будет еще много и смертей много, все смешается в нетасуемую колоду, спаявшуюся в кусок мрамора. Даже боль и жалость выветрятся без следа.
Именно что без следа, как и оторопь, из-за которой последние дни воля валится из рук, покуда восстанавливался после сообщений о Розиной смерти.
Рано или поздно рана затягивается, должна затянуться, все зависит от степени поражения.
Плюс от силы желания жить, несмотря ни на что, поверх сугробов, Фейсбук всё равно же подскажет про этот день и про февраль, давным-давно сгоревший в топке.
При том, что о болезни Розы Константиновны мы все знали достаточно давно и даже успели привыкнуть к ней, как к незримому отклонению от нормы.
Роза же всегда подавала себя подчеркнуто энергичной и максимально внимательной, поэтому и казалось: она и сейчас на максимуме. В ареоле силы.
Ну, а слегка сентиментальной и неформатной она была всегда, поэтому второе дно и отзвук болезни на злокачественный недуг как-то не списывался.
Мол, ну, вот такая она нестандартная от рождения.
С одной стороны, подчеркнуто четко вписывающаяся в правила, с другой - осознанно сохраняющей свою самость.
Ну, и, конечно, это безвылазное, непреходящее ожидание Чуда, которое, вдруг, да и накроет, ну, бывает же такое. Редко, но метко. Для тех, кто заслуживает. Заслужил.
А Роза Зарипова как раз и была из таких особенных, кто имеет право на Чудо.
Дело даже не в издательстве, "небольшом, но дико симпатичном", гордом и весьма изысканном, которое она придумала и несла на себе, добровольно принятой ношей, но во всем строе ее безупречной натуры, жизни честной и открытой другим людям, в непростых, мягко говоря, обстоятельствах, складывающихся вокруг да около - и то, как она преодолевала все эти затыки и траблы с высоко поднятой и аккуратно уложенной смоляной чёлкой.
Поэтому так мучительно переживалась смерть Володи Шарова, которого "Аrsis Books" публиковал и поддерживал долгие годы, пока он не стал прижизненным классиком, необходимом сразу всем, что в его мучительном уходе колокол заранее гудел ведь и по ней тоже.
Обещая, что Чуда не случится. Но вдруг?! Но всё же...
Издательство "Arsis Books", конечно, отдельная песня Розы.
Закатная, последнее отдохновение и счастье быть нужной, делать важное и полезное дело, которого, в её сугубо частном рекламном агенстве, вообще-то занимавшегося совсем другим, никто ведь не требовал...
Как и всего этого редакционного портфеля, на перспективу набитого современными классиками и неформатными современниками, экспериментальной прозой и поэзией, как вполне традиционной, так и самой что ни на есть изысканно замкнутой на саму себя.
Коллекция "Arsis Books", которую Розе помогали собирать и выпускать прекрасные Аня Бердичевская, Оля Дунаевская, Лена Острикова напоминает (но не подражает, так как издательские принципы Розы совершенно самостоятельны - ориентировалась она, в основном, на свой вкус и собственные душевно-эстетические валентности, как это и нужно в идеале) деятельность толстых журналов, самой высокой степени серьезности и инновационности.
Не лишенных, при этом, дерзновенности и интуитивного понимания, как оно должно быть правильно и единственно верно.
Роза и издательство жили параллельно и вне отрасли и её штампов, безадресных, непонятно кем сформулированных представлений о том, что такое правильно и хорошо, из-за чего "Arsis Books", способный на нестандартные ходы и неформатные приключения, развивался инициативой здорового и свободного человека.
Инициативой издателя, выросшей из глубинных потребностей, поэтому и свободного внутренне и внешне.
В рабочем перфекционизме Розы не было и не могло быть мелочей.
Зато был и остаётся во всех томах и выпусках, увидивших свет за долгие годы самоотверженного труда, теплокровный душевный подход к каждой книге, издаваемой как к последней, ибо лишь Роза одна знала, каким трудом и какой ценой дается выживание не только издательства, но и её самой.
Я физическое выживание, разумеется, имею ввиду.
Хотя она ведь была удивляюще искренней и неповторимо открытой (а это всегда - знак внутренней силы - трус не способен доверять собеседнику, да и себе, мало ли что) и все, кто общался с ней, думали, что Роза как бы вся на виду.
Однако, у каждого есть последняя и предпоследняя правды, которые трудно облечь в слова и за которыми, уже по-настоящему, перемигиваются взлетные и посадочные огни подлинных бездн.
В том числе, боли и отчаянья, от которых не оторваться уже никогда.
Роза ведь поздравила меня с днем рождением в самом конце января, извинилась за опоздание, сославшись на больницу и плохое самочувствие.
Осознавала, что уходит. Но была максимально рациональна, тактична, не давила, попрощавшись со мной навсегда так же интеллигентно и просто, как всегда это делала.
Для меня Роза Константиновна Зарипова была надеждой и опорой, примером демократичности, сочетавшейся в ней с врожденным аристократизмом.
Отсутствие дистанции и мнимая доступность не мешали отстраненности Розы и её высокому самомнению, тому чувству собственного достоинства, которое позволяет уважать собеседника как самого себя.
И это, вместе с готовностью всегда прийти на помощь, позволяло писательскому самоощущению держаться рядом с Розой выше уровня Мёртвого моря.
Писатель ведь обречен чувствовать себя неудачником, так уж ремесло устроено.
О своей глубинной, недостаточной востребованности мне говорили многие важные и известные люди. Битов, например, или Улицкая: потому что как только литератор начинает чувствовать себя состоявшимся, поймавшим бога за бороду, "успешным", а еще "медийным", то вот тут же он и заканчивается.
Роза нянькалась и тетёшкалась со своими авторами и их книгами, как со своими детьми, ездила на все ярмарки, сама стояла на стенде издательства, общалась с посетителями, фотографировала покупателей, удивленно скупавших издания "Arsis Books" пачками.
Сам видел.
Думаю, что ее персональный рай именно так и устроен - одной бесконечной книжной ярмаркой, с бесконечными потоками новинок и дружественных людей вокруг, разбирающих сложную прозу и экспериментальную поэзию как горячие, с пылу и с жару, с ее персонального жару, пирожки.
Милая моя, дорогая и незаменимая жизняночка и умиранка, Роза ушла рано утром и мне обязательно нужно запомнить этот необычный зимний день, начавшийся на Южном Урале теплым, бархатным каким-то, атлантическим дождем.
Капли били по ледяной корке садовых сугробов с небывалым набором звуков, словно бы усиленных темнотой.
Потом, приблизительно в час волка, началось наступление арктического циклона и дождь сменился порывистым ветром со снегом, от обильности и агрессии похожим на тропический ливень.
Пару часов непогода металась и ухала за окном, гнула деревья, металась в лихорадке по покатым барханам.
Температура падала каждый час, пока не стала стужей, а к рассвету всё стихло в окончательном оцепенении.
Тепло одевшись, я вышел чистить лестницы и двор от дерзких заносов, чтобы можно было жить дальше.
Казалось бы, что может быть проще, чем жить дальше и дольше...
Вы сейчас не можете прокомментировать это сообщение.
Дневник Памяти Розы Константиновны Зариповой | lj_paslen - Белая лента |
Лента друзей lj_paslen
/ Полная версия
Добавить в друзья
Страницы:
раньше»