Bindigos

Когда мы были молодые, и чушь прелестную несли, то словосочетание "фонтаны были голубые" никаких ассоциаций, кроме как с фонтанами голубого цвета не вызывали. Шли "застойные" 70-и 80е годы. В южных республиках СССР шло активное строительство, и наши родители с утра до ночи пропадали на работе. Те, кто не пропадал на работе, пропадали по зонам, по статье о тунеядстве. Там таких лечили трудотерапией от лени, а некоторых - от пьянства. Страна была огромная, и работы хватало всем - тем, кто хотел работать (с правом выбора), и тем, кто не хотел работать (без права выбора). Выражения "политкорректность" еще не существовало, и что бы лишний раз не озвучивать лозунг "В руках туземцев техника мертва", ЦК КПСС под предлогом уважения к традиционному укладу жизни аборигенов, дабы не отрывать их от корней, массово засылал в республики молодняк из РСФСР. Одних брали на энтузиазм, и выписывали им комсомольские путевки. Другим объясняли, что деревня, в которой они живут, больше не перспективная, а там, "за горизонтом и на право" - просто океан перспектив. Третьих посылали просто и тупо - по службе. И люди ехали из российских деревень и сел, где не было дорог и электричества, в южно-азиатские республики, которые с 1950х годов по количеству лампочек на квадратный метр территории могли поспорить с кремлевской ёлкой. Так, к середине 80-х, сложился Status Quo: города были подовляюще русскими, а сельская местность - подовляюще национальная. Исключением из сельской местности были некоторые областя Казахстана и Киргизии, за счет трудоустроенных поднимателей целины и немецкого контингента из Поволжья. Местное население в городах присутствовало, и было представлено действительно лучшей своей частью. В обязательном порядке - в органах власти, очень заметно - в образовании, частично - в органах МВД, весьма слабо - в здравохранении, и почти не было представленно в наукоемком производстве. Миграция из аулов в города конечно была. Но простому аульскому пареньку, что бы выжить в столь манящем городе, приходилось пахать как папе Карло - читать русские книги, учиться, общаться, принимать нормы и правила. Через два поколения, они становились малоотличимыми от русскоязычного населения. Тут надо заметит, что слово "чурка" выдумали не русские. Это слово ввели в обиход городские казахи, для обозначения казахов аульских. Русские в Средней Азии, если возникала такая необходимость, называли нерусских "зверьками". Возникала такая необходимость не часто. Обычно при драках "школа на школу", или гопоты в каком нибудь нехорошем районе. Как сами азиаты называли нас - не знаю, да и никогда не хотел узнать. Назвать "зверьком" друга-казаха - такого не было никогда. Без вранья. Это было слово исключительно для "чужих". А самую кучерявую нишу в межнациональном общении занимали татары. Они были "в доску своими" как для казахов, так и для русских.
Не смотря на обрусение, подавляющее большинство казахов знало свою родню до седьмого колена, что при казахской многодетности- задача не из легких. Кроме того, все казахские семьи, которые я знал, держали дома Коран. Коран нам показывали по большому секрету и после страшных клятв о молчании. Ибо гнев родителей мог быть просто запредельным. И каждые летнии каникулы казахские родители массово отправляли детей к дедушкам и бабушкам в аулы, что бы те не забыли вкус кумыса и "ана тели" - родной язык. При этом нас, русскоязычных детишек, заставляли в детских садах учить казахские песни. Да и сами мы читали тех же казахских сказок ничуть ни в меньшем колличестве, чем русских. При этом было обидно, что на казахском языке можно было купить любые книги, даже запредельные "Малыш и Карлсон", "Трое из Простоквашино" и тд, и тп. На русском языке покупка таких книг приравнивалась к невероятной удаче, или блату на книжной оптовой базе. Что, в принципе, было одним и тем же. Зато библиотеки не пустовали. И библиотекарями были не неудачницы высшего образования, а действительно влюблённые в свое дело женщины. Книги читали запоем. И сейчас, если взять в руки книгу "Шерлок Холмс" какого нибудь 1983 года издания, то в одном из рассказов, где Шерлок закидывается кокаином, сдела сноска, объясняющая, что кокаин - опасный препарат, вызывающий эйфорию и ведущий к распаду личности. Я не брюзжу, но думаю, что в наши дни такие сноски не актуальны. Помимо библиотек все мы массово занимались "чем нибудь еще" - радиокружки, спортивные секции, туристические походы, фотокружки, ДОСААФ и тд. Причем, как и в случае с библиотекарями, занимались с нами те, кто действительно имел знания и таланты, что бы это делать. И именно в кружках и секциях, помимо тьмы полезных навыков, происходило расширение круга общения. В принципе, при населении города в пол-миллиона человек, любой ребенок за период с 12 до 17 лет, приобретал знакомых во всех углах и подворотнях города.
Социальных различий между нами небыло. В примеру, у меня в классе была дочка первого секретаря горкома партии, и сын дворничихи из нашего двора. Школьная форма сглаживала все различия, и если национальные напряги, хоть иногда, но пробивались на бытовом уровне, то социальные - никогда. По крайней мере - между детьми. Классы были не просто интернациональные, а интернациональные в квадрате. То есть - каждой твари по паре. Классовых различий небыло, и водители тролейбусов женились на инженерах-конструкторах, а препадователи музыкальных школ выходили замуж за овцеводов. Все были равны. Равны в таком смысле слова, который я и не обьясню  словами. Это было действительно внутреннее равенство. Хотя были категории людей, с которыми было престижно водить знакомство. Сейчас в это трудно поверить, но тогда это были заведующие базами снабжения и буфетчицы. Ну, среди интелегенции было престижно дружить с продавцами книжных магазинов.
Все резко изменилось в декабре 1986 года, когда произошли первые официальноозвученные национальные выступления в СССР. Произошли они в Алма Ате, и что бы сейчас не говорили, прошли катком как по вековой дружбе казахов и русских, так и по каждой личной дружбе в отдельности. Именно с этой даты русские и казахи стали другими. Тот, кто скажет, что это не так - обычный страус-демагог. Всеобщая дружба лопнула, как воздушный шарик, и осталась лоскутами у тех немногих, кто захотел поднять эти ласкуты. Потом был Наманган, Душанбе, Фрунзе... Поток аульских пареньков превратился в какой то безумный сель, который сорвал плодородный слой обрусевших национальных элит, и оставил после себя новый слой националистической грязи. Города просто не могли перемалывать такое колличество аульского населения, и захлебнулись им, сами превратившись в аулы. Тогда и начался Великий Советский Исход русских из Азии. Потом был Август 1991, и развал страны. Тот, кто не жил в республиках, никогда не поймет этого чувства, когда ты проснулся чужим. Когда ты включаешь телевизор, а там те русские, которые волей провидения и судьбой родителей родились в России, а не в какой нибудь республике, кричат в микрофон, что России не должно быть дела до русских в республиках. Когда певец Лоза, чей "Плот" ты с друзьями десятки раз пел под гитару, говорит, проблемы русскоязычного населения за пределами России - это проблема самого русскоязычного населения, а не России. Когда какая то тупая журналистка Ольга Кучина пишет в "Комсомолке", что русских надо, конечно, пускать из республик в РФ, но только в сельскую местность, начинешь чувствовать себя преданным.
Я знаю, что за прошедшие 18 лет много изменилось. Кто-то вернулся в Россию, пройдя помойку Федеральной Миграционной Службы, или надеясь только на себя. Кто-то прижился в республиках и научился там жить национальным меньшинством. Кто то свалил в дальнее зарубежье. Но как бы не сложились судьбы, ни один из брошенных русских никогда не забудет "коренному" русскому этого предательства. Это уже в крови - еще один разлом между нами, русскими. Можно соглашаться с формулировками или нет, но с моей стороны я это воспринимаю только как предательство. И при этом это предательство ничуть не мешает мне и таким, как я, любить Россию и русских, живущих тут. Любить по настоящему. Алкоголиков, раскольников, коммунистов, монархистов, зеков, ментов, гомосексуалистов... Всех. Только за то, что они - Русские. И самый последний и безнадежный из русских, будет мне в тысячи раз ближе и роднее самого первого из любого другого народа. Может, это моя русская черта, а может эйфория от осознания того, что я просто смог всплыть в том отстойнике, в который превратилась рухнувшая империя, наплевавшая на 26 миллионов, брошенных ей на бывших своих форпостах.