Вспомнилось слово «дизассемблинг»… занимался на компьютере «Поиск» киевского производства в своё время, ломал входы в игрушки. Шестнадцатеричная хрень на CGA-мониторе в текстовом режиме, справочник на столе: иди, странник, ищи, который JNZ сделать JMP, чтобы любой пароль работал.

И подумалось: будет только честно по отношению к читателю выдать тому (спрятав под кат от впечатлительных подростков) то, что у меня в голове кипит и бурлит, когда я выдаю в мир те или иные рассуждизмы о делах вселенских и о ротациях галактических. Мои машинные коды.

Собственно, приверженность крыловскому учению аналитической этики спонсирует немалую часть моих тезисов именно с этого уровня, однако не факт, что каждый читатель видит такое и может самостоятельно вывести соответствующие связи. Потому ниже он, каждый, найдёт тот базис, с помощью которого я смотрю на мир… точнее, стараюсь на мир смотреть, когда у меня есть время для редактирования текстов.

Что? Провинциальный пикейный жилет может не беспокоиться разъяснением своих внутренних завихов ухмыляющейся части аплодирующей публики?

Э, нет.

Если ухмыляющаяся часть слушает жилета вместо того, чтобы глазеть на полуголую дуру на фоне мечети (фигурка ничего, если что), то со стороны жилета будет преступлением не воспользоваться шансом и не объяснить пару важных для жилета вещей. Точнее, объяснить то, как они у него в голове получаются.

Преступлением перед чем? Перед будущим. Нашим общим.

Приступлю.

Полагаю, что читатель знаком с понятием «конфигурационного пространства», даже если сам об этом не знает. Ну да, способ описания всех возможных состояний системы, где каждому состоянию сопоставлена одна точка в обобщённых координатах.

«Обобщённые координаты» - «это второй сложный вопрос», не отменяющий удобства самого подхода.

Ничто не мешает применить такое описание к войне. «Войну» я понимаю, как взаимозависимое поведение минимум двух субъектов, при котором выживание как минимум одного из них не является ограничивающим условием для как минимум одного из остальных. Определение максимально широкое, и пресловутый убийца-дворецкий вполне в эти рамки попадает.

Тут, правда, появляется и «третий сложный вопрос»: а что такое «выживание»? Думаю, читатель вспомнит байку про манкурта от Чингиза Айтматова – в перестройку гламурным жестом считалось быдляк ею шугать. Там обращённому в рабство пленнику память на всякий случай отшибли.

Если опираться на идею «конфигурационного пространства», то субъекта здесь можно представить, как функцию многих переменных в этом пространстве, а его выживание сопоставить свойству непрерывности этой функции.

Дальше можно вволю спорить о списке «многих переменных»: например, входит в него та же память или нет (прервали её – состоялось выживание или нет).

И орды художественных образов, гипербол и прочих аналогий в качестве гарнира.

Пожалуй, лучшим текстом, систематизирующим такой подход для его применения в самых разных ситуациях, я бы счёл трактат Сунь-Цзы об искусстве войны.

Этот текст мне было очень интересно перечитывать именно как набор описаний везде и всюду воспроизводящей себя задачи по управлению субъектом формой «своей» области в общем «конфигурационном пространстве» до несовместимости этой формы с непрерывностью другого субъекта как функции, то есть до отрицания его выживания.

«Второй» и «третий сложный вопросы», упомянутые выше, отсюда никуда не делись, и «спор о словах», дискуссия «как считать» и т. п. могут идти до бесконечности.

По моему мнению, самым разумным решением для спорящего здесь станет выдать приложение своих взглядов к этой задаче, ознакомиться со сколь-нибудь непротиворечивым приложением взглядов чужих (авось пригодится) и пойти дальше.

«Дальше» – это прочесть знаменитый категорический императив Иммануила Канта:

«поступай только согласно такой максиме, руководствуясь которой ты в то же время можешь пожелать, чтобы она стала всеобщим законом».

Очевидно, что, оказываясь руководством к практическому действию, этот императив задаёт правильность высказывания «другие должны поступать по отношению ко мне так, как я поступаю по отношению к другим», а в грубой, неизбирательной форме – «все должны делать то же, что и я». Та самая «западная этика», которая тут поминалась неизвестное количество раз.

И вот это «другие должны» де-факто требует от последователей Иммануила Канта (даже если они сами себя таковыми не считают) то самое «искусство войны», о котором рассуждал Сунь-Цзы – требует не только на войне, но вообще везде и всюду.

«Южная этика»: «я должен делать другим то, что они делают мне». Здесь при выработке «хорошего южного поведения» вообще не востребована задача управления субъектом «своей» областью в общем «конфигурационном пространстве».

«Восточная этика»: «я не должен делать другим того, чего они не делают мне» («золотое правило этики»). Здесь задача такого управления у «хорошего восточного человека» возникает ситуационно, как задача уклонения от столкновения, от конкуренции, от статуса «я, получается, первым начал», и выглядит задачей воздействия на себя, самоограничения, а не задачей ограничения и прерывания другого.

А «западная этика» востребует приёмы, перечисленные в упомянутом древнекитайском трактате, для повседневной и обязательной работы «хорошего человека» с окружающими. Работа эта будет состоять в ограничении поведения «другого» через уничтожение альтернатив, не соответствующих максимам «хорошего человека».

Тогда оставшееся и получится «всеобщим законом». Постольку, поскольку уничтожение «оставшегося» окажется невозможно, недоступно или нежелательно, «всеобщий закон» будет вполне себе объёмным, либеральным и терпимым, «всё дозволено».

Собственно, высшая ценность прав и свобод человека как кредо либерализма есть не более чем страховка на случай, если у «хорошего западного человека» в руках окажется слишком большая мощь («я знаю, как надо»). Ценой этой страховки для общества оказывается его разложение, когда всякое ограничение мнится чем-то плохим, а на каждый пол найдётся полдюжины гендеров.

«Уничтожение альтернатив» может быть расписано как отрицание выживания субъектов, придерживающихся такого альтернативного поведения. Не обязательно «убили насмерть» или «обманкуртили», можно и «раскаялся, разоружился перед прогрессивной общественностью и цивилизованным миром, занялся правильными делами».

И так, и эдак «хороший западный человек» лишает окружающих (если понимать оных, как функции многих переменных в конфигурационном пространстве) свойства непрерывности.

А вот теперь применю описанное выше понимание к «северной этике», которую я полагаю столетиями формирующейся в российском обществе, с её императивом «другие не должны делать мне того, чего я не делаю им».

Начать с того, что объявление «искусства войны» комильфо в обыденном общении с окружающими никуда не девается. Оно появилось в «западном» и пребудет в «северном».

Всевозможные благовестия о том, что на людей в принципе не надо тратить лишнего внимания («юг») или не надо тратить лишнего внимания, пока те сами не начнут напрашиваться («восток») в «северном» понятии суть даже не расхолаживающая неправда («запад»), но неправда опасная, хоть будь на ней десять слоёв сколь угодно убедительного «все люди изначально добрые и мирные».

Однако «войной» на «западный» манер будет постоянное выяснение меры отличий другого субъекта (человека, общества, государства) от себя и постоянная же работа над другим на уменьшение этой меры до некоторого приемлемого максимума («общечеловеческие ценности» и проч.).

«Война по-северному» (или «общественная жизнь по-северному» плюс-минус ограничение по правилам поведения) требует постоянной экстраполяции чужого поведения на предмет его будущей совместимости с условиями собственной непрерывности.

Ну да, пресловутая «русская паранойя», прямое отрицание тех «конца истории» и «вечного настоящего», которые получаются из успешной «войны по-западному».

Работа на «войне по-северному», «хорошее северное поведение» имеет своей целью предупреждение лобового столкновения, избежание битвы «по гамбургскому счёту» на взаимное уничтожение.

Этого можно и нужно достичь через такое же «уничтожение альтернатив», какого добиваются и в рамках «хорошего западного поведения». Только здесь уничтожению подлежат отнюдь не те альтернативы, что поддерживают излишние отличия другого субъекта от «хорошего западного человека» (делая другого «изгоем», ага), а такие альтернативы, которые ведут другого субъекта к столкновению с «хорошим северным человеком» или к продолжению и поддержанию такого противостояния.

Средства те же, спасибо Сунь-Цзы за толковые разъяснения и за килотонну метафор, а вот цели в принципе разные. «Запад» работает на настоящее против будущего, «Север» работает на будущее против настоящего: теперь понятно, почему я разъясняю свои завихи?

Бонус читателю за то, что дотерпел до сих пор: Вы не хуже меня знакомы с публичной риторикой стран НАТО по делам международным. Официоз, масс-медиа, всё такое. Если принять, что эта риторика с её образами и нарративами (сюжетами) основана на «войне по-западному», то приведённое выше соответствие «войны по-западному» и «войны по-северному» даёт Вам возможность достаточно чётко представить себе этически правильную публичную риторику, основанную на «северном» понимании вопроса. Образы и нарративы, да.

Сюда с филигранной точностью ложатся и когдатошняя эпическая «борьба за мир», и хрестоматийные «поджигатели войны», и большая часть сколь-нибудь удачных нынешних изысков российской пропаганды. Впрочем, не стану лишать Вас удовольствия от Вашего же ergo.

Перед тем как завершить сеанс пикейного дизассемблинга, повторю и подчеркну, что в имеющем место (по меньшей мере в масс-медиа) мировом противостоянии стороны стремятся достичь принципиально разных целей, защищаясь при этом от принципиально разных угроз. Задачи «сделать хорошо нам» и «сделать плохо им» здесь отнюдь не совпадают.

Вот, собственно, и всё.

Я предупреждал: речь шла о том, как я думаю о некоторых предметах, а не о том, что я о них думаю. Хотите – пользуйтесь, хотите – потешайтесь; на моё расположение духа Ваше решение не повлияет. Тем не менее, изложенного уже хватает и на толкование, и на составление текстов с претензией на эпитет «идеологический». Может быть, займусь. Может быть, буду отдыхать, писать доклад на ежегодную конференцию и перечитывать книжку «Black Company\The White Rose».


Вот как-то так. Ссылки что на Сунь-Цзы, что на Крылова, что на учебники математики, что на критику практического разума, подозреваю, отыщете без меня.

Спасибо за внимание.

ПостСкриптум. Идея «конфигурационного пространства» - это от переслегинского ИГШ, на копирайт никак не претендую.