Недавно зашёл в магазин, где обычно покупаю вино. Спросил, есть ли у них вино польское, чем изрядно озадачил персонал. Не нашлось. Польская водка в металлической ёмкости меня не прельстила; выгадывая пару лет жизни, я чураюсь крепкого алкоголя.

Спрашивал я вино на сегодня. Сегодня, 12.09.2021, сто лет со дня рождения Станислава Лема, а такую дату не грех и отметить. Увы, придётся как-нибудь позже и придётся французским, потому что польское виноградарство, если верить Интернету – это отдельная история, печальная отнюдь не из-за климата.

«И из Львова бывает хорошее», – хочется сказать, глядя на жизненный и творческий путь Станислава Самуиловича. Без злых шуток, автор представляет собой величину самостоятельную и самодостаточную, как всякий гений: его одного хватило бы, чтоб задать жанр научной фантастики в литературе цивилизации уровня дизельного двигателя, миллионных газетных тиражей и тысяч народных библиотек. Со всеми требованиями к этому жанру: «чтобы поднимала, чтобы вела… но в то же время и не уводила».

«Место силы» лемовской прозы не в том, что в ней есть, а в том, чего в ней нет. В ней нет той инфантильности, которой загрязнено огромное большинство повествований о несбыточном вообще и подавляющая часть нынешних повествований о несбыточном. Современная невозможность на продажу неотделима от детской игры в войну с её «а я тебя из последних сил».

Эти «последние силы», независимо от жанра, насилуют и сюжет, и антураж едва ли не всякого рассказа о невозможном. Они могут замаскироваться под «очень сильные чувства», призывают себе на помощь орды богов из машины, но остаются всё тем же «запятой здесь нет! – Тогда она здесь будет!» Они очень хорошо продаются.

Вот у Лема этих «последних сил», выскакивающих по свистку из внутреннего мира персонажей или из внешних, ранее не упомянутых обстоятельств, нет. Его невозможность технична, логична, независима от человека и потому неоспорима. Приятности ей это не добавляет, и я сильно подозреваю, что автор лемовского уровня и… ответственности за свои слова… нынче не раскрутился бы до переводов на сорок языков.

Тот же «Солярис», которому в этом году полвека шестьдесят лет. Лем писал о том, как люди, хомо сапиенс, взялись изучать систему, заведомо сложнее каждого из них по отдельности, которой могло быть сопоставлено только общество в группе людей на научной станции, и то без значимых краткосрочных перспектив. А прилетевшая ответочка уничтожила общество на научной станции руками этих же самых людей, с опорой на мусор в отдельно взятых головах, на потерянные воспоминания и подавленные импульсы.

Ну, а Тарковский сделал кино, чтобы «народу нравилось». «Про любовь», про чувства, про то, что так и надо. Я бы сказал, что недовольство Лема усилиями Тарковского вполне объяснимо.

Лемовские «обычные люди» отличаются от «обычных людей» у других титанов и корифеев НФ в первую очередь тем, что осознают свои завихи и не жалеют времени на то, чтобы объяснить их читателю. Класс автора тут в первую очередь сказывается в том, что такое удаётся сделать быстро и понятно. Речь идёт и об Ийоне Тихом, и о Пирксе, и о Трурле с Клапауцием. Хотя… приятного и тут мало; это не они такие простые – это мы. Ну хорошо, только я прост, а все остальные невероятно загадочны, Солярисы двуногие.

Столь предсказуемая обстановка необходима для того, чтобы ставить эксперименты и вести наблюдения, чем автор и занимается: его рассказы с забавными штучными допущениями, по моему мнению, становятся именно тем, чем должны были стать в ХХ веке, веке сколько-то образованных масс, всевозможные басни, душеполезные рассуждения и прочие околопрофессиональные литературные усилия европейского образованного класса второй половины XIX века.

О, немало других авторов создали очень хорошие анекдоты в НФ-жанре, на которые никак не жаль потраченного времени, однако люди в тех произведениях были и остались современниками авторов так, что нынешний читатель не отождествляет себя с ними.

А вот лемовская дисциплина в допущениях и следующих из них выкладках, в применении их к «обычной жизни», дополнительные затраты автора на понимание его персонажами своих собственных мотивов, делают этих персонажей понятными читателю и через десятки лет, поэтому истории от Лема остаются востребованными на протяжении очень долгого времени.

Не приходило в голову «неизвестно – кто – управление», когда читали об успехах цифровизации? Не вспоминался Гармонарх Збаситель, когда «что надо сделать» и «как надо делать» сталкивались в лоб? «Бетризация», помнится, часто звучала рядом с «политкорректностью», когда термин только входил в оборот.

Список можно продолжать очень долго, даже в ранних лемовских утопиях можно найти вещи, уместные и поныне. Актуальные не в силу какой-то особенной способности автора угадывать, а в силу самой обычной его добросовестности.

Отдельно надо упомянуть лемовские замечания о несуществующих произведениях, как способ упаковать очень много мысли в не очень много слов: опять же, жанр не для нынешних времён (не окупается, ибо платят за буквы, а не за мысли), однако в нём созданы вещи, которые стоит перечитывать и рекомендовать. Лично у меня здесь на первом месте «Группенфюрер Луи XVI» (простите, ролевики).

Конечно, Лем тоже когда-нибудь кончится, и скорее раньше, чем позже. Хотя бы вместе со всякой другой книгой, в силу отказа культурной сферы передовых обществ от письменных текстов как способа развлечь себя и других. Соблюдать интеллектуальную дисциплину (не лемовского, хоть какого-нибудь уровня) в раскадровке, ритме и отыгрыше будет несопоставимо сложнее, чем было правильно подбирать слова.

Так что детское «из последних сил» в сюжетном искусстве будет царить безраздельно, и останется только надеяться на компьютерные игры как произведения такого искусства, хоть как-то армированные текстом (художественным и программным).

А пока – пойти и перечитать что-нибудь из произведений юбиляра. И другим напомнить.

С юбилеем. Спасибо за внимание.