И выборы скоро, и революции уже сто лет, и погода плохая на улице... так шта-а-а-а... так что я записываю очередной конспект своей точки зрения на дела политические и исторические. Именно конспект, без конкретики. Я про форму, а не про окрас.

Я уже говорил, что суверенитет - это свойство общества* отвергать накопленный людьми опыт ради их выживания. То бишь общество, которому может прийти быстрый и неумолимый пушистый северный зверёк, обзаводится некоторой группой именно на такой случай: чтоб было кому требовать нерассуждающего подчинения здесь и сейчас от всех остальных вопреки всему.


Продолжу мысль. В обществе понимание насчёт северного зверька не с потолка взято (само общество думать не умеет, оно думает людьми), а осталось после его, зверька, прежнего и дорого вставшего людям прихода.

Значит, и сам суверенитет представляет собой доступный обществу навык отвержения опыта сегодняшнего, повседневного, быстро воспроизводимого, поголовно наблюдаемого и более-менее точного - ради опыта долговременного, сильно подзабытого и оттого понимаемого вразнобой, на уровне семейных преданий, личных озарений и единственно верных учений.

Те же "бои за историю" - вплоть до разборок попов и учёных насчёт происхождения Вселенной - суть отходы укрепления такого навыка, шум установки по производству суверенитета и её выхлоп. Некоторым они нужнее, чем сам продукт. Некоторым так спокойнее.

Я опять-таки говорил, что в самом обществе "по делам" можно выделить быстрый и медленный аспекты и назвать "народом" медленный аспект, чьё время измеряется поколениями и выражается накоплением "этничности".

После такого именования рассуждения, где присутствуют слова "народ" и "суверенитет", внезапно приобретают смысл, перестают быть демагогией, становятся (не)правильными, и за них можно призвать к ответу.

В промежутках между визитами пушистого северного зверька суверенитет общества поддерживает устроение под названием "государство".

Ради удобства государству принято приписывать сам суверенитет, хотя суверенное общество вполне возможно и без ярко выраженного государства постольку, поскольку пушистый северный зверёк приходит часто и каждый раз выглядит похоже, так что его не успевают толком забыть.


Смысл существования и "место силы" государства состоят в стремительной мобилизации общества под возможную (то есть когда-нибудь неизбежную) чрезвычайщину, а всё остальное обсуждаемое по теме "государство" суть баги и фичи того или иного решения по подготовке этой мобилизации.

И работникам государства, и членам суверена как "некоторой группы именно на такой случай" выгодно предупреждать и предотвращать зверьковые визиты. Выгодно разбавлять концентрированную чрезвычайщину. Лучше десятилетия помыкать арендаторами, чем двадцать минут мчаться на русские батареи под Балаклавой и обратно.

Отсюда действия по поддержанию суверенитета теряют в чрезвычайности и становятся делом повседневным: государство в интересах суверена всё время подталкивает и надкусывает складывающиеся в обществе обычаи, намеренно и последовательно саботирует "оптимальные", "народные", стихийно складывающиеся способы решать текущие проблемы. Делает оно это, пугая население виртуальными катастрофами.

Под "катастрофой" я имею в виду в том числе и радикальные изменения к лучшему с точки зрения той или иной части общества. Населению страшны любые радикальные изменения, которые заставят большинство населения редактировать навыки повседневной жизни.

С каким бы пылом отдельные представители населения этот страх ни отрицали и эти изменения ни предвосхищали.


Теперь о суверене. Я уже сказал, зачем он нужен. Повторю и подчеркну: даже не для того, чтобы самому искать выход из стремительно наступающего угрожающего положения, - тут можно учёных спросить, когда заведутся, а пока нет, хоть наугад гнать - а для того, чтобы запрещать все действия, не относящиеся к этому выходу, хорош он или плох.

Как и всякую группу внутри общества, суверена можно охарактеризовать через воспроизводство.

В воспроизводстве социальной группы работают два вопроса: как в группу принимают и как из неё выкидывают. Важно: принимают и выкидывают независимо от желания самого кандидата. Ответы на вопросы сводятся к весам биологических и социальных критериев при экспертной оценке.

Например, насчёт приёма: что лучше - из хорошей семьи или из хорошей школы; умный или вежливый; и так далее. Насчёт вылета: что хуже - Родину продать или не купить новую нитку стеклянных бус; детей насиловать, потому что удержаться не можешь, или не насиловать, чтобы презрительно смотреть на соседей, которые удержаться не могут; и так далее.

Разумеется, я утрирую.


Во всяком случае в суверенном обществе существуют устойчивые подходы к приёму в социальную группу "суверен" и к вылету из неё, то есть наборы весов при экспертной оценке кандидата на приём или исключение.

Эти наборы как-то завязаны на те самые повседневные обычаи, которые "в случае чего" суверен может игнорировать полностью, а "так" всё время нарушает, но по чуть-чуть, для поддержания формы (во всех смыслах).

Отсюда революцию можно понимать как действительную и быструю смену подходов к воспроизводству социальной группы "суверен", а всякую идеологию, не исключающую революции - как обоснование и расчёт новых наборов весов для такого воспроизводства, даже если сама экспертиза пока воображаема.

"Действительная смена подходов" - меняются весы критериев, а не их названия; "быстрая" - они меняются заведомо быстрее смены поколений.

Таким образом в суверена попадают те, кто к тому не готовился сознательно (пусть и хотел), а покидают эту группу те, кто сего никак не планировал (хоть и боялся). Что и образует цену революции для общества.

Пересобранный и запускаемый в ручном режиме суверен какое-то время хуже и намного хуже отгоняет от общества пушистого северного зверька. Откуда бы тот ни взялся: из собственных успехов общества, от природы или от соседей по планете. Плохо отгоняемый зверёк и рад. А людям больно.

Пожалуй, хватит на сегодня. Хотите - соглашайтесь или пользуйтесь; хотите - отрицайте или забудьте сразу и навсегда.


Мне всего лишь нужна площадка для обсуждения будущего (такое хобби, трата свободного времени, которого всё меньше). А обсуждать будущее общества можно лишь вне презумпции потери обществом суверенитета.

Если принять, что общество суверенитета по каким-то причинам лишено, то всё обсуждение в несколько ходов сведётся к унылому ожиданию собственной смерти и к злорадному ожиданию смерти этого никчемушного общества.

Мне такое ожидание не нравится. Что поделать: вкусовщина, личные предпочтения.

Если ради них надо отказаться от священных боёв под славными знамёнами за великие идеалы против вселенской мерзости, то почему бы и нет.

Невзирая на всё великолепие писаных торб.

Спасибо за внимание.

---

---