Джордж Гордон Байрон, Перси Биши Шелли, Уильям Годвин, Мэри Уолстонкрафт, МэриШелли - эти имена наверняка известны почти каждому, кому хоть что-тоизвестно о европейской цивилизации. Давно признанные, списанные в архив под табличкой "выдающаяся личность" и... забытые. И мало ктознает, что во многом жизни этих людей и тех, кто был с ними связан, были определены одним необычайным обстоятельством, необычайным настолько, что ради сокрытия его в тайне было предпринято столько усилий; необычайным настолько, что жизнь многих незаурядных людей круто изменила свое течение и даже сам ход европейской истории в той мере, в какой он связан с теми, в ком сфокусировалась незримая сила влияния, получил то направление, которое, за неимением лучших объяснений, принято называть роком. Прежде чем коснутьсясути этих обстоятельств, вспомним -кто есть кто.
Философ и писатель Уильям Годвин (1756 - 1836) после смерти своей жены Мэри Уолстонкрафт (1759 - 1797) женился в 1801 году на Мэри Джейн Клермонт. Годвины были известные вольнодумцы: сам Годвин - автор знаменитых в свое время сочинений, возникших под сильным влиянием французской революции-трактата "Исследование политической справедливости" (1793)и "Калеб Уильямс" (1794). Книга его первой жены Мэри Уолстонкрафт "Защита прав женщин" (1792) произвела сильный шум и в Великобританиии на континенте. Их дочь - Мэри (1797 - 1851) впоследствии вышла замуж за Перси Биши Шелли. Мэри Джейн Клермонт имела двух детей к тому времени, когда она стала второй женой Уильяма Годвина - дочь Клер (1798 - 1879) и сына Чарлза. И именно Клер Клермонт привлечет сейчас наше внимание, ведь ей суждено было положить начало одной из самых странных историй XIX века.
Итак, в 1815 году Клер Клермонт познакомилась с уже прославленным тогда Байроном, и поэт живо заинтересовался ею и оказал помощь, когда она готовилась стать певицей и мечтала поступить на сцену Дрюри-Лейнского театра в Лондоне. Трудно судить о чувствах, которые они питали друг к другу, возможно, кому-нибудь скажут что-нибудь строки, посвященные Байроном Клер:
Нет ни одной из дщерей красоты
Соперницы тебе в очарованьи!
Напевом сладостным напоминаешь ты
Музыки на водах роскошное призванье.
Когда при звуках сих нисходит тишина
И, внемля, океан чаруемый стихает,
И дремлют ветерки; полночная луна
На бездну мантией сребристой налегает,
И тихо дышит бездны грудь,
Как грудь заснувшего дитяти; - пред тобою
Без слов склоняюсь я, едва могу дохнуть,
И внемлю, сладостно волнуемый душою,
Как тихий океан, где ветр не смеет дуть.
Что касается Клер, то в возрасте восьмидесяти лет, беседуя с Уильямом Грэхемом ( W. Graham) она увертывалась всякий раз, когда речь заходила о ее чувствах к Байрону. "Тогда, - вспоминала она, /речь идет о 1815г./ - Байрон находился на вершине своей славы. Я намеревалась поступить на сцену, наши средства были тогда очень ограничены; я считала своей обязанностьюне быть обузой в семье Годвинов, и сцена казалась мне занятием более подходящим,чем всякое другое. Я думаю, что сам Шелли посоветовал мне обратиться к Байрону; тогда Шелли бредил Байроном и постоянно повторял его стихи. Я была молода, тщеславна, бедна. Он был окружен невероятной славой, такой славой, что все, и в особенности молодежь, молились на него, как на бога.У меня нет к нему ненависти, а только полное равнодушие и глубокое презрение. Ненависть есть обыкновенное последствие любви, а я никогда не любила Байрона, я была ослеплена, обольщена, но это не была любовь". Грэхем утверждает, однако, что повсему было видно, что она питает к Байрону сильнейшую ненависть.Чем же это возможно объяснить? Вплоть до самого последнего времени этому не было объяснения.
В 1817 году у Клер родилась от Байрона дочь, названная Аллегрой, которую взяла под свое покровительство чета Шелли перед отъездом в Швейцарию, где к ним присоединился Байрон. Взяв с собой Аллегру, Байрон вскоре уехал в Венецию к друзьям-карбонариям. Впоследствии Аллегра была поручена заботам графини Гвиччьоли, а затем помещена в католический монастырь близ Равенны, где она и умерла 19 апреля 1822 г. на шестом году жизни. Несколько месяцев спустя, 8 июля того же года, Шелли утонул в Средиземном море, катаясь на яхте взаливе неподалеку от Специи, а два года спустя, в апреле 1824 года, в Греции, умер Байрон. Мэри Шелли и Клер Клермонт остались в Италии, живя вместе в намеренно создаваемой безвестности, в узком кругу друзей и близких родственников. Так скоротечно опустился занавес. Все вышеприведенные немногочисленные и краткие сведения о Клер Клермонт, а также хронологические справки были результатом довольно длительных разысканий биографов Шелли и Байрона второй половины XIX века; ближайшие же современники Клермонт, говоря о ней, путались в датах и терялись во всевозможных догадках, зачастую довольно фантастических, пытаясь определить истинную суть взаимоотношений тех, кто был вовлечен в круговорот описываемых событий. И мы увидим, что и путания в хронологиии фантастические гипотезы имели реальную подоплеку. Пожалуй, никогда свет не пролился бы на события тех лет, если бы не фантастическое упорство УильямаГрэхема. С годами Клер все более замыкалась в себе. Она поселилась в Италии, приняла католическую веру, окончательно порвала со своей родиной и вместе со своей племянницей, Полиной Клермонт, жила уединенно во Флоренции в каком-то заброшенном крыле палаццо Орсини, куда вели ходы, вероятно, бывшие некогда потайными, в полутемных комнатах, заставленных безделушками, со старыми картинами на стенах, с какими-то странными "ковровыми" дверями(so wie Tapetenturen); здесь можно было жить в тишине и полном уединениивдали ото всех. Лишь занесколько лет до смерти Клер молодому английскому урналисту Грэхему удалось побывать у нее и выведать кое-что. Отвечая ему на вопросы, Клер взяла с него слово, что он предаст все это гласности лишь через тридцать лет после ее смерти. Ему же были переданы дневники Клермонт. Эти дневники никогда не были предъявлены миру. Найдены они были совсем недавно. Оказалось, Грэхем передал их перед смертью своему племяннику, так и не решившись опубликовать; тому все это было абсолютно безразлично, и лишь чудом эти документы дошли до нас.
Истинная подоплека оказалась поразительной. Внешне вся проблема заключалась в том, что Аллегра была необычайным ребенком. Впрочем, сказать то, что она была необычна, это ничего не сказать. Она была гением. И гений ее носил особый, а для ее современиков - еще и весьма мрачный характер. Человек, который встречался с нею глазами, в тот же момент попадал в некое измененное состояние сознания, как бы мы сейчас сказали. Необычная экзальтация, изменение чувственного восприятия, причем в самых разнообразных формах и многое другое- с этим столкнулись ее родители и семья Шелли в самые первые месяцы ее жизни. Можно представить себе, какое впечатление это могло произвести на романтически настроенных современников. Но обратная сторона медали не замедлила заявить о своем существовании - хуже всего было то, что влияние Аллегры было подавляющим; так, по крайней мере, казалось окружающим - человек в полном смысле слова терял власть над собой под воздействием ее чар. Довольно характерно для людей ставить свободу выше чувства. Но что самое странное, Аллегра развивалась необычайно, фантастически быстро не только духовно и умственно, но и физически,и, по странной прихоти тех лет, именно это было совершенно невыносимо. Достаточно сказать, что в шесть лет онавыглядела на пятнадцать. Клер не имела никакого определенного мнения на тот счет, что все это значит, но во всяком случае безмерно любила свою дочь. Что касается Байрона, то на него особенно сильное впечатление произвела неуравновешенность Аллегры; казалось, она не имеет икаких представленийо том, что силой своей может разрушить благополучие и даже жизнь другого человека. Сама Аллегра относилась с поразительной беспечностью к своей жизни. Байрон, поместив ее в монастырь, надеялся, возможно, на то,что там она найдет себе место, но Аллегра, во-первых, совсем не была склонна там оставаться; кроме того, сами монахини, пожалуй, были бы рады избавиться от нее. Кое-какие слухи уже начинали распространяться, и тогда Байрон настоял на крайних мерах - он не желал более рисковать своей репутацией и психическим здоровьем.Что касается Перси Шелли, тот занял пассивную позицию того рода, которая красноречивее любых слов выражает его желание. Страх победил чувство глубокой любви, которую они оба испытывали к Аллегре.
Итак, Клер начинает активную деятельность по поиску подходящего для эмиграции места. Она колесит по всей Италии, знакомясь с самыми разными людьми. В четвертом флорентийском дневнике Клер Клермонт с начала 1821года начинают мелькать русские фамилии - Клер обнаружила, что именно русские, с их способностью удивляться и склонностью к мистицизму могут оказаться полезными. В записи дневника 5 января 1821 г. впервые упоминаются графини Бутурлины (the ContessineMaria and Elena Buturlin), а затем все чаще попадаются сведения о нередких посещениях виллы Бутурлиных. Именно Бутурлины и оказались теми, которым решила открыться Клер. Они с воодушевлением отнеслись к возможности поучаствовать в судьбе Аллегры, которая к тому времени уже успела выработать определенный стиль общения с людьми и научилась маскировать свои возможности. Графиня Мария Артемьенва Воронцова также была посвящена в тайну Клер. Неясно, чем было продиктовано столь ревнивое участие русских в судьбе Аллегры, но так или иначе, ими была сфабрикована довольно достоверная история. В обществе появляется "мисс Анетта" - Анна Антоновна – воспитанница Воронцовой. Девочка была преподнесена обществу как дочь умершей к тому времени троюродной сестры Анны Юрьевны Пушкиной от поляка Антона Станиславовича Станкера, человека совершенно безвестного. При Анетте всегда находилась некая особа Каролина Ланц в качестве гувернантки, но фактически она следила за тем, чтобы Аллегра правильно играла свою роль. К началу 1822 года Клеруже свела тесное знакомство с Демидовым - "русским Крезом", княгиней Екатериной Ильиничной Кутузовой, вдовой фельдмаршала, и их дочерью Елизаветой Михайловной Хитрово.Параллельно Клер прорабатывала и "немецкий вариант"- с начала1921 года она совершенствуется в немецком и сводит многочисленные знакомства. К Германии, как лучшему месту для Аллегры, склоняется Шелли. Он писал Клер:"Ты продолжаешь изучать Германию, немецкую литературу и нравы и пытаешься завязать там знакомства. Попробовать, несомненно, стоит,если окажется подходящий случай, ибо всегда можно и отступить. Конечно, положение dame de compagnieо бычно сулит мало хоршего, но я готов верить,что в твоем случае будет исключение и что каждый, кто тебя близко узнает, обязательно к тебе привяжется."
Неожиданно оказалось, что настаивая на эмиграции и всеми силами стараясь ускорить это событие, и Шелли и Байрон оказались не готовыми к новому повороту событий.19 апреля 1822 года в монастыре Баньякавалло близ Равенны "умирает"Аллегра; на самом деле она в конце мая переправляется в Россию. Только теперь выяснилось, какая это потеря для тех, кто был с нею близок. "Бедняжка Клер очень больна, - писал Шелли Байрону, - она терпит невыносимые душевные муки, хотя и избегла самого страшного, чего я опасался, и сохранила рассудок". Из найденных документов ясно, что Клер, будучи вынуждена показать свой траур по дочери, неожиданно слишком ярко вообразила себе ее смерть, и -мы знаем - как призрак некой реальности может терзать нас не в пример сильнее, нежели сама реальность - едва не рассталась со своим рассудком и жизнью впридачу. Шелли знал, что потеря рассудка вполне реальна, знал ясно и отчетливо тем более, что этот исход грозил неотвратимо ему самому. 8 июля того же1822года Шелли, купаясь со своими другзьями, утонул в море. Известно, насколько странной была эта смерть для всех, кто пытался объективно разобраться в произошедшем; cтранной, но не для Клер - она была совершенно уверена, что вольно или невольно , но Шелли выбрал смерть как единственное спасение от невыносимых душевных мук. Это был еще один удар для Клер, так как она"любила его всем сердцем и душой". Байрон также не смог пережить разрыва -конечно, не следует полагать, что именно физическая отдаленность так воздействовала на обоих - скорее окончательный разрыв душевной связи,неспособность следовать и понимать, обусловленная скорее страхом неизвестности,чем неспособностью,привели к столь печальному финалу. Байрон оторвался от личного счастья, ликвидировал все дела, все имущество обратил в деньги, посвятив их нуждам греков, собрал добровольцев, снарядил корабль и 16 апреля1823 года отплыл из Генуи завоевывать свободу, подобно тому, как 38 летспустя из того же края отплыл со своею "тысячей" Гарибальди в Сицилию. Общее мнение повернуло это так, что певец свободы становился во главе народа, дабы пожертвовать себя ему. Что касается Клер, то она уверена и ссылается при этом на письма Байрона, что основным мотивом все-таки был поиск решения самой насущной своей душевной проблемы, и, пытаясь забыть ее, отвлечься от нее он проявил себя как выдающийся организатор и воин, одним своим появлением возбуждая в турках ужас. Организм не выдержал таких перегрузок, и под крепостью Мисолонги он заболевает болотной лихорадкой, от которой и умер 19 апреля 1824 года.
22 марта 1823 года, вместе с графиней Еленой Александровной Зотовой и ее двумя дочерьми Клер Клермонт переезжает в Москву, где попадает в самую гущу русской жизни. Однако и здесь возникли проблемы, которые могли привести к столь же печальным последствиям. В 1825 году Клермонт и "Анетта"познакомились с графом Федором Ивановичем Толстым (1782 - 1846), двоюродным дядей Л.Н.Толстого, человеком "необыкновенным, преступным и привлекательным",как писал о нем Лев Николаевич. Неудивительно, что именно такой человек сумел привлечь к себе - на беду ли, на благо - внимание Анетты. В 1920году злую эпиграмму посвятил ему Пушкин "В жизни мрачной и презренной...". Хорошоизвестна была меткая стихотворная характеристика, которую дал Толстому Вяземский:
Американец и цыган,
На свете нравственном загадка,
Которого, как лихорадка,
Мятежных склонностей дурман
Или страстей кипящих схватка
Всегда из края мечет в край.
Из рая в ад, из ада в рай;
Которого душа есть пламень,
А ум - холодный эгоист;
Под бурей рока - твердый камень,
В волненьи страсти - легкий лист...
В 1803 году Ф.И.Толстой участвует в кругосветном плавании с посольством Н.П.Резанова, отправлявшимся в Японию на корабле под командованием капитан-лейтенанта И.Ф.Крузенштерна. Находясь в плавании, Толстой так ужасно замучил весь экипаж своими выходками, что было решено избавиться от него: после того, как его высадили на берег Камчатки, корабль отправился дальше. Он же среди дикарей выдал себя за великого князя Константина, брата императора, и играл эту роль столь хорошо, что его всегда сопровождала свита из трехсот или четырехсот человек; затем он начал войну, тревожа правителей соседних областей.Оттуда он написал приятеля в Петербург: Я водрузил знамя восстания и вскоре надеюсь стать императором всероссийским. Если Бонапарт из простого человека превратился в короля Франции- почему я не могу ему последовать?"Короткое время спустя, потерпев в чем-то неудачу, он бросил свое предприятие и пешком отправился в Петербург.Хотя все его поведение было известно императору, на него не обратили никакого внимания, и он удалился, чтобы вести жизнь философа. Встреча с Анеттой оказала такое влияние на Толстого, что Клер решила таки скрепя сердце уступить желанию дочери, которая давно уже устала от того образа жизни, который ей приходилось вести. И здесь не обошлось без мистификаций - был найден дальний родственник Байрона, о котором практическиничего не известно, и представлен обществу как ирландец Баррон. За него спешно была выдана Анна Антоновна Станкер и в 1826 году они исчезли с арены истории. Кошелев, Рожалин, Киреевский имногие другие друзья Клермонт,по ее словам, видели в Анетте лишь светскую леди, так как, погрузившись глубоко в свои духовные поиски, она уже, за редкими исключениями, не обращала своего столь опасного внимания на происходящее вокруг. В конце концов,открытые дневники Клермонт ставят больше вопросов, чем дают ответов, и тайна, видимо, навсегда унесена ею в могилу.