Проклятье Зеленого Табурета.
Новый XXI век на корню уничтожает все иррациональное, не вписывающееся в рамки общих парадигм и условностей. Современные люди перестают пугаться мистического и необъяснимого. Да и как тут чего-то бояться, если каждый день по телевизору отважные мальчики и суровые мачо рубят нечисть мачете, или расстреливают из крупнокалиберного оружия, периодически пуская скупую слезу о павших в этом неравном бою товарищах. Чего только не пережили несчастные духи, приведения, вампиры и оборотни на полотнах кинотеатров, какими только способами их не возвращали, либо отправляли на тот свет. Люди забыли, что такое страх перед сверхъестественным. А зря.
Скупой серый бетон, местами черный от копоти встретил меня чуть осязаемым смрадом. Осторожно, глядя под ноги, я сделал пару шагов и остановился, что бы немного осмотреться. Мусор под ногами, куски арматуры, длинная толстая проволока, торчащая острым концом сверху чуть правее мой ноги, лестница без перил на второй этаж – картина абсолютно неестественная для Московских джунглей. Но, тем не менее, в Измайлово, это полуразвалившееся двухэтажное строение стояло не тронутое районной управой. Вы удивитесь, сколько таких вот зданий можно найти в городе, если знать где и как искать.
- Мать вашу… - только успел выругаться я, не заметив под ногами дырки в полу.
Едва удержав равновесие, раскинув в сторону руки, я все-таки чересчур сильно наклонился вперед, что бы не упасть. Из кармана что-то вывалилось, и упало в темень подвального помещения. Раздался характерный звук предмета ухнувшего в воду. По телу пробежал холодок. Конечно, в такую небольшую дырку я бы не провалился, но сильно ушибиться было очень даже элементарно.
- Ядрить же ж… - в кармане, где лежали ключи от машины было пусто, и стало понятно, что именно плюхнулось вниз.
Как же паршиво-то началось знакомство с этим местом. Слава богу, мобильный телефон не улетел. Я набрал номер.
- Крис, тут это… ключи от машины в общем упали… Ну куда упали, понятное дело не на пол… Что-что… Конечно привезти мне запасные, больше ничего я от тебя не хочу… Сколько? Слушай, а быстрее нельзя? Что мне тут три часа околачиваться? Ага, уйти… Не нравится мне этот район, тут не то что машину, даже штаны с тебя стащат. Ладно, ясно все. Ключи в серванте, на третье полке в жестяной коробке с документами. Только прошу, постарайся по быстрее. Давай. Тоже тебя люблю.
Я непечатно выругался, проклиная это место от подвала, до обвалившейся крыши. Что бы хоть как-то скрасить ожидание, я решил получше осмотреть место. Неспеша поднялся по лестнице, в которой несколько ступенек вместо бетона осклабились острыми кончиками арматуры.
Картина в каждой комнате была практически одинаковой за исключением некоторых незначительных деталей. Где-то валялась батарея-гармошка, где-то обломки шкафа советских времен, где-то просто сплошные осколки битых бутылок. Сплошь исписанные всевозможными надписями и граффити стены. Декорации для какого-нибудь фильма в стиле нуар, где умереть должны практически все, ну а те, кто выживут, окажутся обязательно циничными подонками. Снимай не хочу, даже денег тратить не придется.
В очередной комнате взгляд буквально напоролся на странного вида табурет. Он был аляповато-зеленого оттенка и выглядел совершенно новым, довольно сильно отличаясь от обыкновенной кухонной мебели. Четыре массивные ножки были крест-накрест укреплены не менее мощными брусками, а поверхность составляли три не очень широкие, но толстые и гладко отполированные доски. Среди ржавых труб и разного рода хлама вокруг, он возвышался словно пустующий трон, только что сошедший со станка какой-нибудь плотничний мастерской прошлого столетия.
- СТОЯТЬ! – кто-то громыхнул за спиной, и я мигом отпрыгнул назад, шаря глазами в поисках источника голоса.
Страх – сильное ощущение. Сердце бешено отплясывало чечетку, в то время как я от ужаса не мог решить, что мне делать.
- Молодой человек, это неприлично трогать чужое.
Из соседней комнаты показался человек в каком-то дранье с помятой и грязной физиономией.
“Местный бомжик…” – подумал я, еще не решив, хорошо это или плохо.
Хотя, это однозначно лучше упитой и обколотой шпаны, любящей подобные места, за их ущербность и родство духа с ними.
Приглядевшись получше, я немного расслабился. Передо мной стоял сухонький дедок, в старом спортивном костюмчике, на размер больше него самого, и не проявлявший никаких признаков агрессии.
- Я чего говорю, стульчик-то… Того. Не трогай, в общем. Ты вообще откуда тут такой нарисовался?
- С Москвы – машинально ответил я, понимая что сморозил глупость.
- Понятно… – хмыкнул дедок – Попить чего есть? Хотя откуда у тебя… Каким ветром занесло?
Он уселся прямо на пол, пристально рассматривая мой внешний вид. Странное было ощущение, но делать ближайшие три часа все равно было нечего.
- Ключи от машины в подвал уронил. – буркнул я – Туда спуститься можно?
- От чего ж нельзя? Конечно можно! Только там воды по самый… - он хохотнул своему незатейливому юмору – Бесполезно искать. Тебя звать-то как, убогий?
- Олег – я решил не обижаться на обращение, от бомжа ждать высокопарной лексики довольно глупо. С кулаками не кидается – и то хлеб.
- Вот что Олег, ты от стульчика подальше отойди. Проклятый он.
Улыбаться или нет? Абориген, говорил это спокойно без всякого оттенка шутливости, но верить в подобный бред… Хотя я сделал пару шагов в сторону, верить это одно, быть бдительным - совсем другое. От меня не убудет.
- И чем же он таким проклят? – удержать сарказм в голосе было невозможно
- Известно чем! Проклятьем же! В нехорошем он доме появился, и не хорошие люди на нем сидели. Бесовское отродье.
“У, батенька, да вы у нас с прибабахом, надеюсь, хоть не припадочный…” – нормальная реакция нормального человека. Происходящее начало нравится мне все меньше и меньше. От таких можно ожидать чего угодно. Сейчас выхватит наваху, и поминай, как звали.
- Да ты, малый, не нервничай. Я не клиент на пеленание. Серьезно тебе говорю… Распутиных это стул, слыхал про таких?
Я даже дар речи на секунду потерял. Любопытный бред намечается.
- Да знамо дело…
Ну и фразочка, наверное, тон собеседника был заразителен, кажется я подцепил манеру общения этого старичка.
- А глазки то загорелись, интересно стало?
Да. Стало интересно. История всегда манила меня своим пальцем, увлекая в лоно придворных интриг или бытность крестьян, в кодекс чести дворянства или романтику игрушечных войн, в биографию великих князей или простых печников.
- Ну, раз интересно, с тебя 150 рублей на горячую – он на несколько секунд призадумался – И сперва поведай, какого лешего тут околачиваешься.
- Девушка у меня фотограф. Клиентка заказала фотосессию в какой-нибудь развалившейся хибаре вроде этой. Кристина нашла пару объектов и попросила проверить, что там и как…
- Эвона как… Только ты это. Здесь лучше не снимать.
- Мешать будем? Кстати как вас звать?
- Дядей Колей все кличут, и ты давай. Мешать, но не из-за меня – бомж кивнул на стул – Из-за него.
Я не стал спорить, просто протянул дяде Коле три синих бумажки. Врят ли оно конечно того стоит, но история может хоть как-то скрасить ожидание Кристины с запасными ключами. Тот молча засунул их в оттянутые карман драных штанов.
- Ты, парень, не смотри на внешний мой вид. Я исторический факультет МГУ окончил, только водка та еще дрянь. Ей на бумажки плевать. Она же как: сперва все материальное сжирает, потом физическое, ну а напоследок духом потчует. Я вот и деньги пропил, и здоровье… Ляд бы с этой падучей, я к тому, что бы ты не думал, что это бредни пропитого алкоголика. И бизнес у меня был, и деньги, жена может и не красавица, но любил ее, да чего греха таить и налево я ходил удачно. Все было как у всех, пока с этой треклятой табуреткой не связался.
Мода тогда была такая собирать всякую дрянь. Кто-то сходил с ума по фирменным зажигалкам, кто-то коллекционировал марки, был приятель, который собирал раритетные пачки сигарет Camel – да мало ли в девяностые чудес с людьми наделали. Когда бизнесмен каждый день под богом ходит, молясь о том, чтобы бандиты по прихоти не порешили, нужно было чем-то отвлечься. А мне сам бог велел по образованию что-нибудь историческое собирать. Бес, не шучу истинно он, дернул с окаянным Гришкой связаться.
Уродился этот ирод у мужика по имени Ефим Вилкин. Бывший ямщик, как и я, падок на горючее был больно, вот и попал по пьяной растрате в острог, где небо в клеточку. Выйдя, перед иконой зарекся не хлебать больше, только поздно. Никому он после ямы нужен не был, все нос воротили. Если бы не кликнули в ту пору мужика в Сибирские просторы на освоение пашен, то одно бы запил и ничего бы не случилось. Но История та еще… Дама.
В Тобольскую губернию отправился отец будущего Сверхчеловека, как окрестили его берлинские газетенки. Решив начать жизнь новую, Ефим и фамилию взял под стать, были дети Лавруша и Гришка Вилкины, а стали Новых. В ту пору то, когда заселялись, говорят, и появился в доме этот табурет. Хотя ляд его на самом деле знает, что там произошло, хотя доподлинно известно, из Саратовской губернии семейка уезжала только с малым скарбом.
И чего ты глаза то выпятил? Да, стульчику лет 150 не меньше, тока, что ты по виду смотришь. Совсем еще щенок, оно и понятно. К большой нечисти, меньшая никогда не прилипнет, и, если уж согрешил, то, кайся не кайся, один хрен на душе груз повиснет.
В общем, слабый здоровьем или просто ленивый телом Гришка все портки протер то на печи, то на этом табурете сидя перед окошком, глядя как брат с матерью вкалывают во дворе. Конечно, не мало раз его зад с вожжами знакомился, не мало Ефим вколачивал ум в сына, но горбатого могила исправит, плюнули на эту затею. Благо на новом поприще стал Новых человек уважаемый, ценимый за упорство, а главное что к алкоголю был совсем индифферентен.
В один год пришла лихая. Сначала померла жена Пелагея, потом старший сын богу душу отдал, а потом и дочь Марья преставилась, утонув на помывке белья. Не выдержали нервы Ефима, и вернулся он к зелью. Да. Все возвращаются рано или поздно, опасные это рельсы с обязательным тупиком в конце. Как-то стянул он чего-то, да в кабак. Мужики Покровские посовещались и устроили народный суд. Безжалостный и беспощадный. Поколотили доставшего всех в край пропойцу, так, что пришлось на телеге в Тюмень в больницу везти, где бедолага и узрел райские кущи. Гришка, везший отца, в той больнице-то и остался, поломойничал, утки таскал, стараясь заработать на краюху, но гнилой корень давно в нем просачивался, на воровстве и попался, за что был бит и изгнан из больницы на вольные хлеба. Слышал, что он подался в Тобольск, откуда и поякшался с конокрадами. На сей профессии и здоровьем нажился, да пороху жизненного понюхал, окончательно распустив свою тварью натуру.
Долго ли коротко ли, но вернулся наш окаянный на родину. В Покровское, в дом отца. С женой Прасковьей, кою и лупил как не лень, кладя животом на сей милый табурет. Понятное дело, обстановка в доме была нищенская. Работать Гришка не хотел, ибо не признавал труд, как таковой, считая, что он не от Бога. Колотили его за воровство не раз и не два. Будучи вышколенный жизнью в бытность свою конокрадом, наш драгоценный, чуть отлежится, раны залижет, и снова здорово: давай горячую чарками хлестать. А уж сколько баб на селе попортил, так не счесть. От такого своего распутства, и получил он говорящую фамилию. Мужики, уже после революции, сказывали, что исправник Каземиров отказался его переписывать ни как Новых, ни как по батюшкиной прежней фамилии, Вилкина. “Ты, паскудник такой, самый что ни наесть Распутин! А коли так - радуйся, что таким запишу, иначе хуже может быть.”
Стоит признать, что гаденыш обладал невероятным животным магнетизмом, умел ловко манипулировать людской психикой, а уж от его тяжелого взгляда порой робели кузнецы, неловко опуская глаза в сторону. Мстительный был человек Гришка, поэтому и связываться с ним не хотели, предпочитая предоставить этого мутного человека самому себе. Бабья дурость, прослышавшая о том, что в Покровском есть некий божий старец, который от греха отчистит и на путь наставит, отправилась к нему челом бить. Гришка не растерялся, говаривал: “Ты, дура такая, куды ко мне лезешь? Сначала надо в баньке испариться, ноги омоешь мне, а потом и потолкуем о твоей жизни”. Блудил паршивец так, что любой кот завистливой слюной подавится, все было ему мало. Чьи только филейные части не сиживали на этом стуле: от Тюменских миллионщиц, до послушниц, невест божьих. Грех - он пуще наркотика, если раз попробовал, то неминуемо покатишься по натоптанной. Это я тебе, Олег, как человек бывалый, говорю…
Но не о Распутине же у нас речь, а о этом зеленом плотничьем творении. Врят ли мастер задумывался над тем, что пройдет его мебель, все одно дорога дереву в печь, но бывают исключения. Сложилась жизнь Гришки так, что к себе в Мосвку позвал его не кто-нибудь а протоиерей Иоанн Восторгов как глашатая среди мужика от партии “Союз русского народа”. В Тюменск пришло письмо “Немедленно выслать в Москву Григория Распутина”, а исходя из славы этого малопочтенного господина, местные решили, что зарвавшемуся старцу хотят галстук под размер подогнать. Так унтер-офицер, погоняя Распутина его же табуретом, конвоировал в будущем одну из самых влиятельных персон в России, да и во всем мире, начала XX века.
Что случилось дальше не сия история, но унтеру очень понравилась эта зеленая табуретка. Эх, юноша, сами понимаете, отследить историю предмета очень сложно, но в одном из газетных репортажей того времени, я остановил взгляд на фразе: “Среди этого хаоса обломков и смертельного тлена, нетронутым остался только новенький, зеленый крестьянский табурет, как бы в назидание Петру Аркадьевичу Столыпин, об опасности заигрываний с аграрными вопросами…” Она снова всплыла спустя всего несколько лет, после взрыва казенной дачи на Аптекарском острове.
Эсеры тогда лютовали так, что все особы забились по щелям. Однако Столыпин твердо верил в свою звезду, ну и, конечно, мало кто ожидал такой дерзости. Около полусотни человек остались мертвыми в этом огненном вихре из осколков и обломков рухнувшего здания. Дочери Петра Аркадьевича пришлось ампутировать ноги, сын тоже получил серьезные ранения… Судя по реакции, премьер даже посидел на стульчике, всего пару дней спустя начались жесткие меры. Третье отделение мело широким гребнем и правых и левых. Любой, кто был хотя бы издали связан с террористической деятельностью, тут же отправлялся в ссылку, иные же на месте приговаривались к смерти. “Столыпинские галстуки” – вот какое выражение вошло в обиход того времени, меж тем зеленый табурет опять пропал из каких-либо упоминаний.
Не знаю, как этот предмет прошел революцию, но что-то мне подсказывает, что там, где было больше всего крови, можно было смело искать следы его присутствия. Он прошел через жерло первой мировой, гражданской и Великой отечественной войн. Когда повсюду была кровь – глупо обвинять один стул, но бесовский дух в нем креп. Отчаяние, агония, страх, ненависть – вот что питает окружающие нас вещи. И так будет бесконечно.
Ты спросишь, как я вообще нашел этот стул? Ха. Конечно не специально, просто встретил однажды на барахолке. Им торговал один из местных бомжиков.
“Что за противного вида мужик, весь грязный, вонючий и с таким запахом перегара, что блевать тянет” – думал тогда я. Ну и как не назвать после этого судьбу дамой с камелиями, пропитанную безысходной иронией ко всему. Звали мужичка дядя Саша. Удивительное дело, у какого-то затюханного, падшего человека, нашелся предмет подлинной старины. Ворованное тащить в дом не хотелось, так что я просил подробно рассказать, о месте приобретения сей вещички.
“Да братец тут целая история. Попала она ко мне в наследство, что б ей не ладно было! Все говорили - проклятая, я же только насмехался. Слыхал, про Норд-Ост? Ну, теракт на Дубровке? Так вот когда дым то рассеялся и начали разбираться что там и куда, то за сценой стояла симпатичная зеленая табуретка. А у бати моего в то время как раз сломался на кухне стул, служа в ведомственном чине и не мудрствуя лукаво, он ее и прихватил домой. Пошел в ту пору разлад у него с матерью, жили душа в душу тридцать лет, а тут как белены объелись. И все бы дело закончилось плохо, если бы не стало еще хуже. Погиб папашка через год 9 декабря у гостиницы Националь. Не по службе, просто там что-то надо было, а обколотая шахидка шарахни себя, что мозгами на весь асфальт. Мне вот перешла, и нашла коса на камень. Проигрался в пух и прах, да так что сам видишь - вещи распродаю. Может, конечно, чушь, но если не боишься, бери, говорят старинная вещь.”
Вот же дурак я был жадный. Взял, не задумываясь, и домой поехал. Как сейчас то самое 6 февраля помню. Ехал значит по зеленой ветке до Театральной, а тут как раз на перегоне к Павелецкой что-то хлопнет, окна моментом вылетели, на голову посыпался град осколков, уши заложило, а я все вцепился в эту табуретку как окаянный и не отпускаю, вокруг все раскурочено, а на ней ни царапинки. Это ж тогда 42 человека погибло, раненых вообще не счесть. Кого осколками задело, остальных в панике потоптали. И все на мне, понимаешь, на моей совести. Кошки вся жилы по вытягивали спасу нет. Мне бы сжечь ее тогда, но нет, прогрессивный человек вошедший в новый век космических завоеваний и нанотехнологий не будет верить в беса, в каком-то кухонном стуле.
Теперь смотри… Вот он я… Жена погибла в автомобильной аварии, сын сел в тюрьму, а о дочери, лярве вокзальной, вообще говорить не хочу.
Сигарета так и осталось во рту не зажженной, я настолько ушел в повествование дяди Коли, что совсем забыл о времени, и вообще обо всем что меня окружало. Стало жутко, я как будто ощущал всю злобу и ненависть всего мира исходящего от этого стула. Сколько он накопил в себя самых порочных чувств человека, мразаты и грязи, которой мы так чураемся и стараемся оттереть мочалкой, не запачкаться в своих же испражнениях.
- Олег! Ау! – Кристина кричала откуда-то снизу
- Я тут, не поднимайся! – крикнул я и уже тихонько дяде Коле – А почему вы его не сожжете?
- Это ж конечно была такая идея, а если бес не изойдет? Как ты думаешь, почему бетон в копоти? Это здание давно стало пристанищем зеленого табурета, а я по мере сил и возможностей стерегу его… Абсолютно бесполезно занятие. А главное, никто и не узнает...
Мне стало так грустно и противно. О скольких вещах мы не знаем, спя спокойно в своих теплых постелях на мягких матрасах? Шагая по улицам, стоя в автомобильных пробках. Я кинул бомжику кошелек, вытащив оттуда фотографию и кредитку.
- Скажу, что тоже уронил!
Дядя Коля лишь улыбнулся.
- Ай, твою налево! – я спотыкнулся об арматуру на ступеньке, и сбежал вниз, что бы хоть как-то удержаться на ногах.
Похоже, пробил ботинок, и пропорол ногу. Да что же за место такое.
- Вот ты где! Как же ты умудрился уронить ключи-то? – ехидным тоном спросила Кристина
- Да иди ты! – нога и так ужасно ныла, а еще эта курица…
Я замахнулся на девушку и тут с ужасом осознал, что творю. В глазах моей любимой читался ужас, смешанный с непониманием происходящего. Я на нее даже не орал ни разу, не то, что поднять руку.
- Пошли отсюда – я нежно обнял девушку и силком начал толкать к выходу – Мы больше НИКОГДА сюда не приедем…
Сколько еще проживет дядя Коля с таким опасным соседом? Сколько еще расуптинщины переживем мы? Мрачные, недружелюбные, озабоченные своими страхами и комплексами люди? Разве не глупо становится жертвами бесовского духа, какой-то проклятой зеленой табуретки?