Решил собрать все главы некоего... не то рассказа, не то непойми чего... Не знаю хватит ли сил у кого-то это прочитать. Пожалуй стоит только тем кому я все-таки интересен ибо тут скопище всяких там мыслей... Разных и немного сюжета... Произведение не претендует на особую литературность или еще чего... 
В общем кто прочитает - молодец... Не обижайтесь за все это)))

Изумрудное дерево.

Пролог.

Как же порой сложно чего-то ждать. Будь то выстрел стартового пистолета, минуты перед экзаменом или даже последний отсчет перед стартом ракеты. Откуда-то изнутри медленно, но непреклонно подкатывает огромный удушающий ком, заставляя истекать потом и нервно сгрызать ногти с пальцев. И даже если ты уверен, что ты самый быстрый, и пробежать сотню метров первым плевое дело, или же ты выучил все билеты наизусть, или если сотня человек детально проверила все расчеты и траектории, все равно ощущение будет то же. Ведь шип на кроссовке может оказаться чуть кривым, преподаватель в ужасном настроении, а один из сотрудников написал цифру шесть так, что она была жутко похожа на пятерку. Вдох. Время.
Раз овца.
Бедный маленький барашек зачем-то перепрыгнул через деревянную карду из уютного и теплого загона. Удивительно. Его кормят, его поят, не нужно бояться диких зверей или жаркого солнца, от которого всегда можно укрыться под навесом. Ему неведом страх ножа, потому что он понятия не имеет, что это, и все-таки он прыгает. Туда, где пространство не ограничено темной кошарой и небольшим пятачком на свежем воздухе, туда, где он не знает совсем ничего.
Моргаю. Белый потолок отражает чуть тусклый матовый свет от монитора, и мне кажется, что темноты не существует. Даже сквозь плотно сомкнутые веки я вижу какой-то свет. Действительно хочется уснуть, но Морфей как будто заигрался со своими дружками в покер на очередном корпоративе и совсем забыл про свои обязанности. А может, он зол на меня, потому что я знаю, что мне приснится, а это совсем против правил.

Два овца.
Эта грузная туша - совсем не тот ягненок, резво скачущий через людские ограждения. Нет. Он повидал много на своем веку, и, что самое важное, сумел этот век прожить. Не раз он слышал треск стригальной машинки и видел полупьяного овечьего цирюльника, резво поводящего гремящей штукой и снимавшего шерсть клок за клоком. Порой свалявшаяся шерсть застревала между зубьями, в такие моменты боль тысячей острых иголок пронзала постригаемое место. Но человеку было все равно. Есть овца, есть шерсть, есть он. А как удачно повезло заболеть, когда пришли трое с веревками? Тогда увели троих братьев и одну сестренку. Известное дело, куда. Ветеринар выходил – оставили еще на год. Нет. Есть всего лишь забор, а что за ним - не имеет значения. Выжить или нет - это уже не цель, скорее просто убраться от жвачного стада, а там положиться на удачу.
Дергаю ногой, скидывая ненавистное одеяло. Да я же вспотел. А сна как не было так и нет. Почему именно в тот миг, когда ты уверен почти на все сто, когда знаешь что, а, точнее, кто тебе приснится, – заветная грань между реальностью и сном так и не приближается. Пытаясь расслабиться, взбить подушку и еще раз закрыть глаза, я опять забываю детали. Забываю запах, секундный взгляд, кулон в виде забавного меча на шее – это все лишнее в этом мире, но вполне важно во сне. Кажется, что над тобой издеваются, но если задуматься, то получается, что ты издеваешься над самим собой. Может на самом деле этот сон не нужен, ведь осознание того, что это иллюзия, убьет начистую желание созерцать этот обман.
Три овца.
Эта овечка совсем не похожа на предыдущих. Она не бежит, чтобы просто бежать, не убегает от гнета окружения и прошлого – все куда более прозаично, ее дети уже давно перестали быть детьми. Пожалуй, только из-за них она все еще дышит воздухом и ест вкусные комбикорма вволю. Стадо к ней относилось с уважением, и ничего дурного никто никогда не посмел бы ей сделать. Только это же все абсолютно было не нужно. Сколько она уже видела, когда очередного чуть подросшего ягненка уводили. Люди… Их алчность и цинизм уже давно были не новостью. О том, что рождаются ягнята, знают только пастухи, так что если из двадцати новых голов пропадут, скажем, три, то хозяева даже и не заподозрят подвох. Всякое бывает, кто-то умирает, кого-то свои топчут. И что теперь ей этот забор? Дешевая сказка о хорошем внутреннем мире и плохом внешнем? Зубы диких оголодавших собак, в общем, не такой и плохой вариант…
Ударившись в стену затылком, я тихо выругался. На часах половина четвертого утра. Это уже выше моих сил. Каждая деталь памяти о ней огненными рунами высекает очередной знак на и так измученном сознании. Сон, семичасовое беспамятство – это же лучшее, что только может быть на свете. Только ведь это не для меня. Так же скучно…
Четыре овца.
Она стоит около забора. Я теряю контроль даже над своим воображением. Почему-то она смотрит на меня, поводя купированными ушами с небольшой меткой-серьгой. И я опять знаю ее историю. Этот барашек совсем не из стада. Удивительно, да? Скитаясь в одиночестве по огромным полям, он с полузаплывшей от укусов мух физиономией добрел до этой кошары. И прыгнул. Только внутрь. Сколько же было обмана в этой свободе под этим огромным небом. Ушел в поисках себя, или чтобы разобраться в себе – всего лишь слова, не имеющие значения. В тот миг ему казалось, что это самое правильное и очевидное решение. Уйти от боли… Чтобы врезаться в глухую стену полного опасностей внешнего мира. И только устав от этой нескончаемой мороки, суметь вернуться обратно, чтобы теперь понять, что это уже не его стадо.
Я знаю, почему он на меня смотрит. Предостерегая; он всего лишь плод моего воображения или одна из несбывшихся, но возможных реальностей. Его контур начинает таять в воздухе, а вокруг внезапно наступают вечерние сумерки. Как будто кто-то играется с реостатом и лампочка, освещающая все вокруг, медленно начинает угасать от нехватки энергии. Темнота…
Вокруг нет овец. Здесь вообще никого нет. Такая огромная и пустая кошара. Я узнаю этот нежный аромат духов, но никак не могу понять, откуда он доносится. Шагов не слышно. Это уже черта, и настолько далекая, что упущенное время лишь подстрекает сознание гнать во весь опор и гори оно все огнем…Как же порой сложно чего-то ждать. Будь то выстрел стартового пистолета, минуты перед экзаменом или даже последний отсчет перед стартом ракеты. Откуда-то изнутри медленно, но непреклонно подкатывает огромный удушающий ком, заставляя истекать потом и нервно сгрызать ногти с пальцев. И даже если ты уверен, что ты самый быстрый и пробежать сотню метров первым плевое дело, или же ты выучил все билеты наизусть, или если сотня человек детально проверила все расчеты и траектории, все равно ощущение будет то же. Ведь шип на кроссовке может оказаться чуть кривым, преподаватель в ужасном настроении, а один из сотрудников написал цифру шесть так, что она была жутко похожа на пятерку. Вдох. Время.
Моргнув, открыл глаза. Будильник прозвонит через минуту. Улыбнувшись и довольно прищелкнув пальцами, я пошел в ванную просыпаться.

Глава Первая. Велосипед.

Неповторимую городскую безмятежность пейзажа, всегда может нарушить какая-нибудь мелочь: будь то много воздушных шариков, парящих по всему городу к первому сентября, велокросс по самым большим улицам в поддержку программы антиспид, или даже большой баннер над проезжей частью в виде улыбающейся, желтой, круглой физиономии. Конечно, кто-то скажет, что это неотъемлемая часть городской жизни, но мне хочется верить, что это нечто особенное.

Маленький мальчик в серой водолазке сидел на сером и холодном бордюрном камне. Рядом, на траве, лежал новенький, поблескивающий на солнце хромированным рулем, желтый велосипед. Мальчик смотрел на него с какой-то тоской, будто раздумывая, что же с ним делать, но, видно, либо вариантов было слишком много, либо он просто не думал о нем, - на лице этого двенадцатилетнего ребенка явно не отражались детские мечтания. Если приглядеться поближе, то можно было бы заметить, что его карие глаза блестят будто бы от слез, но в такой жаркий июльский денек было тяжело сказать что-то определенное. Он просто сидел и смотрел вперед…

Утро вещь однозначно неприятная. Хотя бы тем, что нужно было выполнить обязательный ритуал похода в ванную и приведения своего внешнего вида в нормальное состояние. Наверное, именно поэтому я не люблю зеркала, из-за этого утреннего шоу, когда смотришь на страшное, небритое и заплывшее ото сна лицо, всклокоченные волосы, и пузико, которое проявляет тенденцию к росту. Это стекло, покрытое серебряной амальгамой, словно портрет Дориана Грея, показывает, кто ты есть, и кем ты меньше всего хочешь быть.
Голову под теплый душ. Быстро высушить феном, чтобы не опоздать на занятия. На кухне посвистывает чайник, а палка колбасы так и просится под нож для приготовления бутерброда. Знакомая картина, да? Горячий напиток окончательно выветривает сонное настроение, а ломтик лимона будто придает ежедневной утренней церемонии чуток английского изыска. Конечно, это всего лишь иллюзия, но благодаря ней я могу привести себя в должную форму.
Улица приветствует прохладным утренним дуновением ветерка. Он будто бы встречает и обнимает своего друга, которого не видел пару часов, но успел до одури соскучиться. И опять это дежавю. Я чувствую ее дыхание, будто бы сама природа решила меня обнять, как это было когда-то. Странное ощущение. Ощущение, как что-то, спрятанное за шестьюдесятью шестью печатями, поднимается изнутри и смешивается с ностальгией. Черт. Я закрыл квартиру? Не помню… Это становится уже паранойей – потерять уверенность в том, что ты когда-либо делал. Быстрым шагом, перескакивая ступеньки, я поднимаюсь на четвертый этаж, что бы еще раз убедиться, что все в порядке.
У подъезда меня ждал неприятный сюрприз. Кристина. И почему жизнь настолько иронична, будто ее специально под это программируют?
Хотя стоит рассказать подробнее. С Кристиной я познакомился еще давно, лет пять назад, когда она только переехала в квартиру этажом ниже. Мне тогда было всего шестнадцать. Настроение было довольно веселым, и, возвращаясь из школы, я застал «Газель», разгружаемую женщиной лет тридцати пяти, мужчиной, наверное, ее мужем, и их дочерью.
- А вы сюда переезжаете? – полюбопытствовал я
Мужчина, подмигнул мне и сказал что теперь мы соседи, а соседи должны друг другу помогать. Наверное, кому-то это показалось бы как-то по-хамски, но он так здорово говорил, что мне ничего не оставалось делать, как подхватить две связки книг и последовать за дружелюбным семейством. Стоит признаться, что день прошел весело. Разгрузив машину, меня пригласили на чай с тортом, за поеданием которого я и познакомился с Кристиной. Жизнерадостная белокурая девчонка, которая тут же рассказала мне о своих любимых компьютерных играх и по секрету шепнула о мальчике из школы, который за ней постоянно увивается. Не знаю, почему, но с ней мне было приятно общаться. Может, подкупало ее жизнелюбие, а может, она мне просто нравилась внешне – теперь я даже боюсь сказать, что было правильнее. Не сказать, что мы стали друзьями, но всегда запросто могли общаться за жизнь и практически на любые темы. Она была единственной, кому я все рассказывал о Ней, и выслушивал длинные лекции о том, какой я все-таки глупый ребенок, ничего не понимающий в девушках. Забавно, меня это всегда веселило, но никогда не обижало… Изменилось все после того, как на совершеннолетие родители ей подарили машину. Красивая синяя Хонда, которая при ярком солнечном свете выглядело особенно эффектно. Она стала часто пропадать в разъездах по городу, да и надо ли говорить, что в восемнадцать лет девушку волнуют амурные приключения куда больше, чем весь остальной мир.
Завидовал ли я? Конечно, чего уж тут спорить. Было немного некомфортно, когда она подвозила меня к институту или еще куда. В общем, если честно, не знаю, как так случилось, что мы перестали общаться, как раньше. Привет – кивок – каждый направляется туда, куда шел. Угнетали ее наши встречи? Опять же не имею ни малейшего понятия, но чувство дискомфорта, когда я был рядом с ней, меня не покидало.
- Привет! – она улыбнулась, и мне ничего не оставалась, как выдавить очень правдоподобную улыбку. – Я тебя подброшу!
Тон был безапелляционный, да и настроения спорить особо не было. Я провел ладонью по недавно вымытому капоту.

Опять воспоминания. Маленький мальчик, смотрящий на свой желтый велосипед. Кто же он? Да. Это я… Совсем давно, как мне теперь кажется. Мне подарили его родители, когда исполнилось двенадцать лет. Помню свой неописуемый восторг от вида этого чуда с большими широкими колесами, двенадцатью передачами, желтой, блестящей в солнечных лучах раме. Так не терпелось показать его своему лучшему другу – Толе. Мы вместе носились по окрестным дорогам и тропинкам, но тогда я совсем не понимал его тусклый блеск в глазах. Теперь вы понимаете, в чем заключается ирония? Моя и только моя глупость. Есть вещи, которые стоит просто принять. У кого-то всегда что-то будет лучше в разы, но даже когда это поймешь, избавиться от осадка будет невозможно. Его можно только растворить в чем-то кислотном и сильном.
Я катался один вдоль зеленых насаждений, которые рабочие заботливо обставляли бордюрами и невысокими железными столбиками. Что-то щелкнуло, и цепь слетела с шестеренок. Велосипед прокатился еще какое-то расстояние и завалился на бок. Ловко спрыгнув, я подхватил своей подарок и бережно уложил его на газон…
Сколько я так просидел? Не знаю. До дома было километров пять, а идти по такой жаре с велосипедом ой как не хотелось. Вам кажется, что натянуть цепь плевое дело? Ну, скажем, для меня тогда это было сродни покорения Эвереста.

Сев в машину, я закрыл глаза. Еще не отойдя от ночных овец, мне пришлось сосредоточиться на том, о чем мы сейчас будем разговаривать. А будем ли? Наверное, да. Сначала о погоде, потом о общих делах, потом она несомненно спросит, как у меня ситуация с Ней. Вот же дьявол. Опять меня преследует этот образ и серо-голубые глаза. Такое ощущение, что спрятаться от этого невозможно, но если копнуть глубже, то я понимал, что балдею от подобных воспоминаний. Они дают силу идти в новый день. Кристина села за руль и плавно закрыла дверцу.

Кто-то подергал за плечо. Я открыл глаза и передо мной стоял Толик.
- Ну и чего ты тут уселся? – он глянул на велосипед и поспешно опять повернулся ко мне.
- Толян… тут, блин, цепь слетела, что с ней делать, ума не приложу.
Белобрысый мальчик недоверчиво посмотрел на меня, потом ухмыльнулся и громко рассмеялся.
- Ну, ты и баклажан… Цепь не можешь, что ли, надеть? Сколько с тобой катались, ни разу не думал, что ты настолько далек от своей техники.
Мне было немного стыдно, но почему-то это меня веселило. Какое-то необычное ощущение того, что как будто кто-то большим молотком разбил разделяющую нас с Толиком стену.
- Балбес, у тебя ключи-то хоть есть? – не спрашивая меня, мальчик потянулся к бардачку.
Возились мы не долго, а потом, довольные и веселые, пешком двинулись в сторону дома. Я вел велосипед рядом и чувствовал себя счастливым.

Кто бы мог подумать, что всего через семь лет Толик разобьется на своем мотоцикле…
Я смотрел на Кристину и сильно жалел, что так ничему в автомеханике не научился, может, так было бы проще? Мотор послушно заурчал, и машина плавно двинулась с места…

Глава 2. Укротительница Ящериц.

Задний ход. Как часто мы переключаем коробку передач в положение R и потихоньку, не сводя глаз с зеркал заднего вида, сдаем назад? Многие даже этого не понимают, но неизбежно делают тот самый шажок. Трудно поверить в то, что над бездной висит мост, особенно когда его не видишь. В такие моменты хочется, чтобы кто-то близкий остановил это реверсивное движение и помог сделать шаг вперед. Только зачастую мы отталкиваем таких людей от себя, повинуясь своим комплексам и страхам.
Машина мягко соскочила с тротуара, и вот, не успев проехать и трети дороги, мы уже стоим в пробке на Дмитровском шоссе. В колонках приятной и расслабляющей мелодией пела Dido, а я как самый настоящий осел сидел молча, абсолютно не зная, чего бы такого ляпнуть. Кристина изменилась. В ней больше не чувствовалось детской бесшабашности и игривости, наверное, она потихоньку становилась уверенной в себе хищницей, которая только-только начала входить во вкус охоты. Белая водолазка из кашемира с коротким рукавом, юбка непонятного серого оттенка ниже колен – строго, но, надо сказать, очень со вкусом. Часы с красным неразмеченным циферблатом и ремешком казались потрясающим завершающим штрихом к образу красивой, уверенной в себе девушки. Какого черта я согласился ехать?
- Знаешь… Когда я была маленькой и еще жила в Ростове, у меня была ящерка… - внезапно начала Кристина.
Мне пришлось вынырнуть из омута своих мыслей и сфокусироваться на том, что она говорит.
– Тогда мы жили еще в коммунальной квартире. На семью из трех человек полагалась одна комната, и то выделенная местным сельскохозяйственным НИИ, в котором работали мои родители. На самом деле, ужасная конура, но все же с чего-то начинали. В общем, родители постоянно пропадали в лаборатории с довольно смешным названием: “Физиология Растений”. Сейчас-то это, конечно, уже не кажется таким смешным…
Кристина запнулась. Мне казалось, она с трудом вырывает из памяти эти моменты, стараясь читать их, как книгу, а не переживать вновь. Может, надо было что-нибудь сказать? Ну, глупости мне было не занимать, поэтому я как форменный болван молча кивнул.
- За институтами подобной специфики обычно закреплялось несколько гектаров полей под экспериментальные сорта зерновых, так что когда мы гуляли рядом с домом у нас было такое ощущение, будто бы мы островок природы в огромном городе. Времени свободного после школы у меня было навалом, и я там любила гулять или кататься на велосипеде. Родители, конечно, не разрешали, но кто же их тогда слушал? Ты знаешь, когда становилось жарко, там часто можно было поймать выползающих погреться ящериц. Было очень здорово гоняться за ними с трехлитровой банкой и, поймав, закидывать туда. Ну и чего ты на меня так смотришь? Кто-то тащит домой брошенных щенков и котят, ну а кто-то за ящерицами прыгает!
На самом деле, я смотрел не с осуждением или удивлением. Скорее с приятным любопытством, я вдруг представил, как эта эффектная блондинка бегает по полю с большой стеклянной банкой и, уткнув взгляд в землю, пытается высмотреть коричневых или зеленых ящериц. Эта фантазия меня развеселила настолько, что пришлось подавить истерический смешок. Получилось, будто бы я прыснул, но успев прикрыть рот ладонью. Я виновато посмотрел на Кристину, но та ни капельки не обиделась, и даже весело улыбнулась.
- Блин, ну ты все-таки! Ладно. В общем, как-то притащила я двух ящериц домой и решила сделать им жилище. Начитавшись “Таинственный остров” Жюля Верна и находясь под впечатлением изобретательности Сайроса Смита, после прочтения в голову приходили всевозможные ухищрения, для облегчения быта моих питомцев. У нас на кухне был один полуразвалившийся шкаф, который никто из жильцов не использовал, так что, вытащив из него одну полку и вытряхнув все ее содержимое, я получила прекрасные пол и стены для будущего домика. После продолжительного моего нытья, отец торжественно выдал кусок стекла по размеру, для крыши, предварительно обмотав края несколькими слоями изоленты. Хех. А я все равно умудрилась порезаться. Вот же. Черт! Урод!
Я так заслушался, что перестал смотреть на дорогу, но, к счастью Кристина, была куда собраннее, и когда огромный серебристый Туарег вклинился в обход всех этических и правовых норм в место перед нашей Хондой, она вовремя успела притормозить.
Стоило признать, что девушка быстро успокоилась и, виновато глянув на меня, неловко улыбнулась, будто извиняясь за свой водительский порыв. Чуть погодя, она продолжила.
- Наверное, чтобы ты понял все до конца, надо немного рассказать о нашей общей кухне. Поверь, в коммунальной квартире это место самое важное. Важнее, чем сердце у человека, важнее, чем солнце для нашей планеты, важнее, чем Большой взрыв для вселенной. На общей кухне можно увидеть и услышать что угодно. От батальных схваток за конфорки до всех пикантных подробностей жизни соседей. Но ты там ничего особо не думай, мне было восемь лет и мои ящерицы для меня были важнее благополучия всех этих людей вместе взятых. Стоило признать, что соседи были у нас вполне нормальные. Лаврентий Степанович из дальней комнаты – добрый дядька. Всегда угощал конфетами, работал техническим переводчиком. Правда много пил… Как-то возвращаясь с работы он слишком близко подошел к краю платформы, когда рядом проходила электричка. Его затянуло вниз.
Помню еще Бабу Валю. Теперь мне кажется, что в каждой коммуналке была своя баба Валя. Этакий нравственный радиоцентр всей квартиры. Нравственный, потому что количество поучений и жизненных наставлений от нее зашкаливало до предела, а радио, как не трудно догадаться, потому что все подробности и слухи, которые узнавала она, через десять минут знал весь дом. Но вообще терпимо.
Я опять поразился странной интонации, с которой она это все рассказывала. Не понимал, или не хотел понимать, зачем через силу выдавливать из себя что-то.
- Ящерицы жили у меня где-то с месяц. Такие забавные. Каждое утро я рвала им свежей травы и давала кусочек хлеба, а иногда даже колбасы, которую за ужином прятала к себе в карман. Было так смешно наблюдать, как сначала осторожно, а потом с поразительной прытью эти создания набрасывались на еду. Как-то с помощью картона, изоленты и пластилина я соорудила им подобие лабиринта. С, не помню уже, какой попытки они даже смогли его проходить. Белла и Кася – я их так назвала. На самом деле их половая принадлежность была для меня загадкой, но тогда я была полностью уверена, что это две девочки. Кто-то игрался с куклами, я с ящерицами… Помню, когда мама впервые увидела, как сначала Белла, а потом Кася прошли мой незамысловатый картонный лабиринт, она назвала меня укротительницей ящериц. Тогда в первый раз я ощутила прилив огромной гордости и не менее яркой радости. А на следующий день ящик оказался пуст. Стекло было на месте, но в коробке остался всего лишь зеленый хвост Каси и несколько капель крови…
Вот теперь ее голос действительно задрожал. Нет, она не плакала, на лице все так же сияла улыбка, руки ловко крутили рулевое колесо, но я был уверен, что сейчас она на грани срыва.
- Родители понятия не имели, что случилось. Соседи тоже молчали. Да и допытываться я не могла, потому что весь день рыдала. А потом еще… Тогда мне отец подарил котенка. Красивого, дымчатого и очень пушистого. Да… Мне стало легче… Намного. Но все-таки не так, как раньше. Тогда, когда мне было всего лишь восемь лет, я получила свой первый урок потери… И замены этой потери… Кстати, приехали…
Она остановилась.
К чему это она все рассказала? Я не люблю не понимать что происходит, но пара вот-вот начнется, а Кристина припарковалась под запрещающим знаком.
- Спасибо! Ты меня прямо выручила, – я бросил дежурную фразу, улыбнулся и вышел из машины.
- Пока! – бросила она, поворачивая ключ зажигания. Мотор тихо загудел.
- Пока… - я пошел в сторону проходной…
Ящерицы… Наверное, забавные создания. Я видел их только в походах, когда они, махая хвостиками, юрко проносились из одного куста в другой. Ни разу не видел, как ящерица отбрасывает хвост. Интересно, как это бывает? Он просто отламывается, или висит на ошметках кожицы? Но все равно, наверное, больно терять то, к чему привык. Даже когда это заменяют чем-то таким же прекрасным. И вот тут меня будто током ударило. Секунда… Я понял, к чему Кристина мне все это рассказала, и почувствовал, будто меня с размаху приложили о бетонную стену. Какая к черту машина… Да причем тут вообще могла быть машина?! В голове быстро пронеслась хронология моей жизни: два года назад: тогда я встретил Ее, а потом Крисе подарили машину… Кажется это было пару месяцев спустя.
Почему у меня нет хвоста? Я бы его отбросил… И спрятался. Очень хотелось спрятаться.

Глава 3. Балбеска.

Представьте, что вы идете по улице, наслаждаетесь неповторимым ароматом выхлопов мегаполиса и распрекрасным пейзажем замусоренных улиц, и тут вам откуда-то сверху на голову падает что-то тяжелое. Не настолько что бы проломить череп, но достаточное что бы от неожиданности спотыкнутся и упасть. Если вы человек сдержанный, то сумеете сдержать порыв стремящейся вырваться нецензурной тирады, ну а если нет, то обольете проклятием все и всех вокруг, и только после этого решите посмотреть на предмет, который поднял весь переполох. Допустим, это будет небольшой, но довольно туго набитый, кожаный кошелек. И все вроде бы отлично, словно к паре на двойках присоединились еще три туза, но ощущение будто бы в тебя не просто так это кошелек зашвырнули. В такой момент паранойя достигает такого пика, что вместо того, что бы вытащить пачку американских рублей, ты вскакиваешь и во весь опор убегаешь от этого места.

- Апчхи – я громко чихнул, подняв в воздух очередной слой пыли, и, сдав немного назад, головой приложился аккурат об край стола, из-под которого начал слишком рано вылезать.
- Не до полз… – резюмировала Кристина, разразившись заливистым и крайне заразительным смехом.
Почесывая занывшую макушку, и с не удовольствием глядя на свои испачкавшиеся руки, я состроил ерническую гримасу.
- Ты бы его что ли пылесосила там или протирала, набьется там пыли и накроется твой железный мозг… А, бес с тобой чертяка языкатая, нарастил я тебе оперативки… Кстати, там пожрать как?
- Ну в общем готово… Только я это… Посолить забыла – девушка немного виновато улыбнулась.
- Крис, ну ты… Балбеска в общем одним словом - мы направились в сторону кухни…

Я сидел в университетской столовой, дожидаясь пока разогретая до неимоверной температуры пицца, хотя бы немного остынет. Ожидание просто добивало, потому что воспоминания связанные с Кристиной решили вонзаться иглами в мозг медленно, смакуя каждый миллиметр моего серого вещества.
Все желание идти на пары пропало еще когда я только поднимался по лестнице родной alma mater. Каждому нормальному мужчине известно, что размышления продуктивнее всего, когда есть пища не только для ума, но и для желудка, по этому остывающий полуфабрикат успокаивал нервы и сдерживал огромную волну ощущения вины. Интересно в чем, хотя на самом деле это не имеет значение, ведь она смогла мне все рассказать, а я так и не смог понять этого раньше. Может, кто-то сочтет это новой точкой отсчета, хотя ручаюсь, что мы с Кристиной поняли, что это на самом деле это точка остановки.

- Мне страшно… Понимаешь? Очень страшно… Я боюсь, не знаю что будет завтра, повсюду темно. Даже со светом – девушка сидела, в который раз вытирая рукавом покрасневшие глаза – Ты извини… Но я просто так больше не могу. Не знаю. Я тут одна, совсем-совсем, ты не обязан…
Я не видел этих слез. Не мог на них смотреть, просто обнял, неуклюже, как умел и прижал к себе. К горлу подкатил комок. Наверное, организм всеми силами пытался показать, что мне надо заткнуться и молча выслушать все, что хочет сказать ночная гостья.
- Когда же приедут родители. Еще Ваня, черт ненавижу урода, ненавижу. Дура… – опять всхлип, опять дрожащий и срывающийся на крик голос, мне уже становится дурно и все вокруг начинает расплываться, словно кто-то выкрутил размытие картинки на максимум – Он мне опять звонил. Даже извинялся, хотел друзьями… друзьями… Ненавижу - это слишком мягкое слово.
Опять тишина, нарушаемая гудением кулера. Губы подергиваются в смятении, не зная какое выражение приобрести, уши начинало потихоньку закладывать от всего что скопилось внутри, и сине-зеленые круги перед глазами вычерчивали невообразимые пируэты предвещая счастливое беспамятство.
- Ну чего ты молчишь? Блин! Прошу… Назови балбеской, отпусти скабрезную шуточку и сделай вид что тебе пофигу. Ну… Пожалуйста.
Этот тихий шепот был громче артиллерийского залпа. Я словно потеряв надежду, затянутый под лед, нашел спасительную полынью.
Всего усилие. Воздух. Свет.

Мы вольны выбирать что правильно, а что нет. Или мы свободны в этом выборе? Да… Может это и одно и то же для кого-то, но не для меня и уж точно не сейчас.
Свобода? Заманчиво. Я свободен, что значит не зависим от кого-то по крайней мере в той области в которой считаю себя свободным. Только вот у этой свободы есть цена… Этакая пошлина, выплачиваемая не золотыми монетами или зелеными бумажками, а той скверной которую мы вбираем в себя на это время. Завися от начальства, денег, родных, любимых – мы строим стены и барьеры, которые всегда сдержат от необдуманных поступков, но в миг сносим их, когда привязь рвется. И делая отчаянный рывок, попадаем на волю, у которой нет никакой цены. Она просто воля, место где каждый пытается найти что-то, понять и, наконец, признать что его воля там где нету никакой свободы.
Я не мог, даже если бы знал о чувствах Кристины быть с ней. Потому что она не моя свобода, она скорее барьер, который всегда сдерживал меня от необдуманных поступков, и как только барьер пропал, воля открыла передо мной свои объятия. Я познакомился с Ней. Черт…

- А с чего ты вообще начал называть меня балбеской? – девушка посмотрела мне прямо в глаза
- Ну… Не знаю. Потому что ты балбеска! Вот! – сказал я и тут же получил подзатыльник.


Я вздрогнул, но не от того, что телефон внезапно начал громко верещать. Нет. Просто только один человек в моей записной книжке имел свою персональную мелодию, и вот уже пол года я не слышал эту музыку.
Закрыв глаза, сделал глубокий вдох, нажал кнопку принятия вызова и стараясь ничем не выдать своего состояния полушепотом сказал:
-Привет, Ксюш.

Глава 4. Камни.

Всегда есть вещи, которые приковывают нас к тому или иному месту. Они создают то, что позже мы будем называть ностальгией или тоской по прошлому. Не надо заблуждаться – по людям никогда не будешь тосковать так, как по этим особым вещам, хотя бы потому, что без этих людей эти предметы, дома, деревья, – в общем, у кого что, не имели бы вообще никакой ценности. Окружающие лишь наполняют памятный предмет своими поступками или действиями. В конце концов, люди или отношения с ними редко бывают столь долговечными как эти самые вещи.

 На том конце трубки было тихо, и я уже начал думать, что она ошиблась номером.
- Привет… - голос был знакомым до боли в самом прямом смысле слова, желудок будто скрутило, а уши вдруг сразу вспыхнули пунцовым оттенком.
- Что-то случилось? – глупый был все-таки вопрос, конечно, что-то случилось, иначе бы она не звонила.
- Я тут попала в небольшую историю. В смысле, ты там не подумай, я в полном порядке, просто стою у отделения милиции Нагатинского района, и в кармане нет ни копейки денег… Ты же тут рядом учишься, не поможешь?

 Я помню, как мы с отцом ездили в деревню, где он вырос. Вообще-то мы туда часто ездим, но этот раз оказался особенным, потому что в этот раз он собирался показать ту вещь, которая заставляла его вспоминать о своем детстве и тем самым являлась частью его жизни. Как оказалось иномарки с низким клиренсом очень неудобный вид транспорта для Оренбургских степей. Здесь куда бы лучше сгодился какой-нибудь полноприводный УАЗик или потрепанная временем, но проходящая где угодно Нива. В общем, пришлось пройтись пешком пару километров по степной местности. Тот, кто думает, что в мегаполисах летом жарко, наверное, просто никогда не был в летнюю жару в степи. Сухая трава режет ноги, в лицо то и дело влетают какие-то мошки, кузнечики и прочая местная фауна, ну а в довершение идиллической картины - очень неприятный пот обильно смачивающий волосы и противно стекающий по лицу. И все-таки, мне казалось, папа был счастлив.

 - Угораздило ж меня потеряться… - я вспомнил старый анекдот про неудачливого индейца и его любвеобильное племя, улыбнулся и был полностью уверен, что девушка на том конце трубки тоже улыбнулась.
- Все остришь, а мне, между прочим, совсем не до смеха было, – Ксю тут же взяла резкий тон. – Так что приедешь?
- Нагатинский… Это рядом с Коломенским парком, что ли?
- Угу… Слушай, давай только подробности при встрече?

 Странное это зрелище понимать, что стоишь на берегу моря, которого нет. Несколько тысяч лет назад здесь было его дно, прошло время и море стало рекой, потом речкой… А сейчас это был огромный, немыслимо широкий овраг. Хотя и так-то его уже было нельзя назвать, скорее курган или холм, а далеко-далеко еще такой же.
Отец наклонился и поднял причудливый камень. По форме он напоминал палец.
- Это не камень… Это окаменелость. Тут их много. Окаменелость белемнита или, как его прозвали в народе, – чертов палец. Похож?
- Очень… - я в восхищении начал разглядывать эту странную штуку, пришедшую из кайнозоя. – Да они тут десятками валяются.
Я находил все новые и новые чертовы пальцы и выкидывал старые, выбирая сам идеальный, не сколотый, гладкий и устрашающе красивый.

- Ты позвонила мне только потому, что я учусь рядом?
- Да… - повисла пауза, девушка явно ждала моей реакции, но я молчал. – Нет…
А вот это уже было интересно. Можно предположить, что ощущения от этого “нет” было будто бы, когда ты падал, тебя вдруг кто-то зацепил и крепко держал, не отпуская, но и не вытаскивая на твердую поверхность. А ведь падал я уже полгода. Небось, забыл как это – когда под ногами твердо.
- Блин, знала что так будет, – девушка шмыгнула носом, а я продолжал молчать. – И почему у нас все так… было… стало…
- Будет?
- Будет, – утвердительно ответил женский голос. – Скорее всего, опять.
- Хреново, – каким-то отстраненным тоном заметил я

  - Вот оно! – отец присел на жесткую степную растительность и закурил сигарету, я же уставился на то, что он мне показал.
Странное это было… Даже не знаю, как сказать, что это такое было. Представьте чистое поле, а посреди него лежат камни. Эка невидаль, подумаете вы. А если камни лежат идеальным кругом? Ну, насколько это возможно для камней.
Кругов было много. Некоторые маленькие метра два в диаметре, а некоторые были все семь, а то и десять. Сами камни были действительно капитальные в самом сильном значении этого слова. Было видно, что из земли торчат только крохотные их участки, скрывая под землей истинные монолитные исполины.
- Мы так и не поняли, что это… А копать боязно – вдруг какое захоронение или еще какая-нибудь ерунда ,– я оглянулся на отца, вот уж никогда не думал, что он подвержен таким предрассудкам. – Люди знают это место. Ходят иногда сюда… Не знаю, копал ли кто, но говорили, что даже один камень вытащить не смогли. Когда были детьми, чего только не гадали. И инопланетян, и татар, и немцев, – кого только не поминали словом, а вот копать боялись… Да и пустое это…

 - Где встретимся?
- Ты там что, ешь? – голос у девушки был какой-то насмешливый
- Эээ… Да! Как догадалась? – я был более чем обескуражен
- Да ты когда ешь, почему-то глупеешь! – она засмеялась, по моим губам тоже пробежала улыбка. – Я около Коломенского парка! Где мы там ЕЩЁ можем встретится?
- У дерева? – на меня накатил очередной приступ какой-то тоскливой горечи.
- У нашего изумрудного дерева… - решительно сказала девушка и дала отбой.

 Всегда есть вещи, которые приковывают нас к тому или иному месту. Для моего отца это были каменные круги. Он побывал со мной там лишь один раз, но те ощущения я точно никогда не забуду. Его выражение лица, тон голоса, даже манера поведения на небольшое время изменилась.
Кто-то наверху явно решил выписать мне штраф за грехи и оплатить его тем же днем. Интересно, приведу я своих детей когда-нибудь к тому, Изумрудному дереву, и что скажу, и скажу ли вообще..?

Глава 5. Золотой блеск изумрудов…

 Июнь месяц хороший. Ведь лето формально только началось, а теплые лучи солнца уже ласково раздевают всех до маек, легких джинсов или шорт. Коломенский парк всегда был одним из моих самых любимых мест, особенно недалеко от воды, где легкая прохлада едва ласкает кожу, будто бы дразня и играя, а мягкая трава кажется в разы удобнее домашних кресел. В такие дни действительно хорошо быть с кем-то, чтобы ощущение счастья и полета уходило не в пустоту, а хоть к кому-нибудь.
- Попался! – сзади кто-то неожиданно запрыгнул на мне спину, и лишь благодаря нелепой случайности я удержался на ногах.
- Едрить тебя, вот как… – я чуть наклонился и перехватил налетчицу за талию, девушка начала падать через мою спину, но через секунду снова укрепила свое положение, крепко обхватив меня за шею.
- Вперед! – она вытянула руку, показывая в сторону рощицы, и игриво стукнула меня пяткой, словно заправская наездница на ретивом коне.
Послушно фыркнув, я все-таки повиновался и под ее заливистый смех пошел в указанном направлении.
- Ксюндель! Ты хамка! – перехватившись поудобнее, я чуть сбавил шаг, и попытался повернуть голову
- Я такая! – она опять рассмеялась, и нежно укусила меня за ухо – Не останавливайся! Мой, мой, тебе говорю, коняшка!

Октябрь всегда был одним из моих самых не любимых месяцев. Не то что бы я питал к нему негативные/плохие чувства, просто это постоянные дожди, мокрые липкие листья и странный холод, когда еще рано одеваться тепло, но и в легкой одежде более чем неуютно. В такие дни, как сейчас, больше хочется сидеть перед монитором, с теплой кружкой чая и пакетом сушек, чем идти по до боли знакомым местам, тротуарам украшенных осенним пейзажем. Все те же лавочки, те же асфальтированные дорожки. Услужливый мозг подсовывает воспоминания, которые не успели померкнуть, и которые, как я уверен, никогда не пропадут из памяти. Может, это и принесет какое-то облегчение, но чувство утраты чего-то большего будет несоизмеримо.
Долго идти не пришлось, от входа в парк до дерева я мог пройти буквально с закрытыми глазами, хотя, наверное, это было уже совсем лишнее. Прислонившись к стволу, я вытащил наушники и стал ждать.
- Ты долго… - ее голос был каким-то другим, не таким, каким я его помнил, или думал, что помню.
Оборачиваться я не стал, она стояла с той стороны дерева, наверное, это было символично, ведь когда-то мы всегда были под ним вместе.
- Да, задержался… Ты как? – дежурные фразы, нужно было как-то начать и что-то сказать, а это всегда самое сложное.
- Все в порядке… Нет, конечно, было не очень приятно сидеть в отделении, но что уж говорить. Родители если узнают, точно убьют…
- Балбеска. На всю голову… - я улыбнулся, наверное, она тоже.

- А тут классно! – я присел, давая девушке слезть со спины
- Ага! Это дерево… Такое большое, давай под ним устроимся?
- Почему бы и нет? – мы разложили свой нехитрый скарб: бутылку минералки, пару бутербродов, фотоаппарат, – в общем, минимум, чтобы весело и недолго провести время на природе.
- Я соскучилась… - она буквально силой усадила меня на траву и прилегла на траву, положив голову мне на колени. – Очень-очень… Чего-то мы не часто выбираемся погулять.
- И кто бы в этом был виноват? – мой сарказм всегда был не лучшим качеством, но что-что, а его контролировать было сложно.
- Я! – она посмотрела на меня снизу вверх.
В Ксюше мне всегда больше всего нравились ее глаза. То с язвительной хитринкой, то радостно светящиеся, то задумчиво-печальные. Она всегда могла говорить что угодно, но по глазам, как бы банально это ни звучало, я всегда мог понять, о чем она думает. Это только поначалу кажется, что понимать, о чем думает близкий человек хорошо, потом это гнетет. С другой стороны, я всегда знал, когда ей нужна моя поддержка, думаю, она это ценила больше всего.
- Мы поженимся!
Я поперхнулся минералкой, чуть не разбрызгав ее на лежащую на мне Ксюшу. Она опять рассмеялась.
- Идиот! Я в смысле, что когда-нибудь, и не смей думать, что это чушь! Состроил рожу, будто бы я не знаю что у тебя в голове. Мы не поссоримся! А если и так, то все равно помиримся, и вообще ты мой, не смей этого забывать.
Как же я любил, когда она так говорила, это было и забавно, и мило, и приятно, и вселяло надежду, что все-таки одиночества не существует.
 

- Что будем делать? – мне казалось, она переминалась с ноги на ногу, может быть, замерзла, а может, еще что-то, даже не знаю.
- Ксюш, давай это решишь ты… Я постоянно что-то сам решал, и кончилось это совсем не весело, – чуть подумав, я все-таки добавил – Для меня…
- А мне, думаешь, было весело? – и почему именно такую реакцию я и ждал?.. А раз знал, что так будет, зачем сказал?.. Но ,как говорится ,“сказал А, говори Б”.
- Не знаю… несчастной ты не выглядела.
- Сволочь! – она тут же подбежала ко мне, и отвесила подзатыльник, а потом сразу обняла.
- Вот же бля… - странное дело, но ничего умнее в этот момент мне выдавить из себя не удалось, и почему-то она даже не удивилась.
- Да я… ты знаешь… ты вообще что знаешь? Сколько я плакала! Сколько! – вот теперь это начало напоминать истерику.
И тут настало такое ощущение, которое на латыни называют Tabula Rasa. Когда человек, словно новорожденный, без какого-либо опыта или эмоций. Точнее, у него есть эмоции, но он абсолютно не умеет ими пользоваться, не имея ни малейшего понятия, что они означают. Как будто я снова увидел Ксюна, таким, как в первый раз. С задорным и игривым блеском в глазах, улыбкой и чуть вздернутым носиком.
- Ты знаешь, почему я не разговаривал тогда с тобой? – она все плакала, уткнувшись мне в плечо, и каждое следующее слово давалось все труднее и труднее.
- Откуда, если ты со мной не разговаривал? Обида, злость, я… я понимаю… И поэтому смирилась. Раз ты так решил…
- Да… - я опять улыбнулся – Именно, что я так решил… А ты не решила наплевать на мое решение.
- Идиот! Только у тебя может возникнуть подобное мнение!
- Знаю. Как там твой Макс?
Я тут же получил еще один подзатыльник.

Мы уже несколько часов лежали под деревом. Почему-то оно вдруг стало казаться особенным, как если бы вдруг все исчезло, то остались бы только я, Ксюша и это дерево. В какой-то миг оно стало частью нас, без которой уже было бы грустно и одиноко, но когда она была рядом, казалось, что все будет лучше, чем у других в разы.
- Я дарю тебе это дерево! - я провел рукой по ее волосам
- Ой, ну я даже не знаю, а правда подаришь?
- Ну конечно, кольцо ты от меня только на свадьбе дождешься, а вот это изумрудное чудо теперь твое!
Она вдруг поднялась и посмотрела мне в глаза.
- Не мое…
- Не твое?
- Наше! Вот! Оно будет нашим…

В октябре все деревья облачаются в желтые платья, чтобы немного разнообразить весенне-летнюю насыщенность зеленого. Сейчас на нашем изумрудном дереве не было ни одного листочка, но я почему-то знал, что оно все равно будет вечнозеленым, просто сейчас ему захотелось облачиться в золото, что бы показать мне и Ксюну, насколько же мы все-таки идиоты. Даже не знаю, удалось ему или нет.
И лишь пара желтых листков, которые так и не смогли поодиночке оторваться от ветки, не спеша падали на землю, подхватываемые легким осенним ветерком.

Глава 6. Медынская 6Б.
 
Воняло. По-другому сказать было сложно, но выбирать особо не приходилось, ведь время до конца задания пока еще никто не отменял. Таймер неумолимо отсчитал нам пятьдесят три минуты до конца. Кому-то покажется это мало, кому-то много – по мне так самый раз. На самом деле место было очень жуткое. И дело не в том, что осенью ночи на редкость темные, и даже не в том, что напротив заброшенного детского сада располагался опорный пункт милиции, на меня давил сам внешний вид этого здания. Очень странно наблюдать в Москве, посреди жилых домов, по соседству с музыкальной школой такой вот, с позволения сказать, объект. Прямо перед местом, где некогда был подъезд к садику, стояло несколько мусорных баков изрисованных какими-то граффити, парой непечатных слов и заполненных до отказа. Само здание напоминало обычный Берлинский домик после прихода Красной Армии. Выбитые стекла, разбитые чем-то стены, много стекла под ногами, а в довершение идиллической картины свастика и лозунги нацболов – в общем обычная заброшенное строение в столице, но почему-то оно чем-то давило. Думаю, будь это какая-нибудь захудалая стройка или еще какое-то здание, такого ощущения не было. Здание 6Б по улице Медынская ожидало, когда мы войдем внутрь.

- Ань, я не знаю… Честное слово, я уже понятия не имею, что происходит в моей голове. Вторую неделю сплю по три часа, остальное время плюю в потолок в надежде на какой-нибудь движняк. Это уже просто… просто… - я не стал продолжать, лишь допил темной Крушовицы, и жестом попросил официантку повторить заказ.
- Ну, вы вроде бы снова вместе же? Или я чего-то перестала понимать? Слушай, мне уже даже из принципе интересно посмотреть на твою Ксюшу, от который ты как-то тупеешь на глазах.
Аня… Вот уж один из самых странных людей в моей жизни. Вообще если верить что в мире существует какая-то гармония, то если есть человек, который тебя за минуту может вывести из себя, то должен существовать и человек, с которым ты просто не можешь поссориться в принципе. Это как кривая Гаусса, где почти все находится посередине и существует очень редкие крайние случаи. Пожалуй, что она была именно из таких. Понятия не имею как мы начали общаться, просто вдруг начали и все, и сам того не понимая, я проникся к ней каким-то поразительным доверием. Мы просто были из одной команды и играли в одну игру пусть и сопряженную с риском, мы просто общались в сети, мы просто… были. И в какой-то момент я вдруг осознал, что отношусь к ней как к родной старшей сестре. Странное чувство, что тут сказать, но так бывает. Ну, по крайней мере, я надеюсь, что так бывает, иначе в ближайшем будущем меня могут ожидать крупные разочарования.

Что-то зашумело в конце улицы, тихий шум подъезжающей иномарки. Мы мигом выключили фонарики и пригнулись, наблюдая, как черный Форд Фокус медленно проезжает вдоль забора, явно нацелившись где-нибудь припарковаться. Я взглянул на Леху, тот только пожал плечами. Все ясно. Приехали конкуренты, а значит, тут сейчас будет много народу. Придется повысить бдительность, и поменьше трепаться.
Самое неприятное, что может произойти ночью в жутком месте, это неожиданный вопль мобильного телефона. Парни недовольно обернулись на меня, я пожал плечами – штаб звонит.
- Да Ань.
- В общем, пришла вторая подсказка: один код на трубе на втором этаже, один в туалете, один на шкафчике.
- Угу – я старался шептать как можно тише
- Как там?
- Жутко, что просто… - я не удержался от крепкого словечка наиболее точно описывающее мое душевное состояние – В общем, кэп, принято, давай отбой как найдем коды позвоню.
Вторая подсказка. Значит, осталось полчаса. Интересно, куда делись двадцать минут? Наверное, внешний осмотр занял больше времени, чем показалось. Адреналин гасит все, даже страх который его породил. Для чего я здесь? Почему лазаю по какому-то бомжатнику, вместо того что бы мирно спать дома или зависнуть на каком-нибудь концерте. Глупый вопрос. Хотя бы эту ночь не думать о ней, лезть куда по выше, в самые страшные места, все ради порции адреналина, заставляющей забыть…

 - Ты трус…
Я поперхнулся. Значит, как лазить на ЛЭП, в какие-то канализации, бомжатники, заброшенные стройки и прочие прелести московского андерграуда, так все нормально, а теперь трусом стал. Пожалуй, мой взгляд был достаточно выразителен, что бы Аня поправилась.
- Ты не понял… Бегать с шашкой на голо, это еще ничего не значит. А уж вместо того что бы признать очевидное, лезть в самое пекло это вообще верх идиотизма.
Было обидно. Особенно потому что она была права.
- Очевидное? – я решил идти до конца
- Да. Сколько ты так будешь жить? Год? Два? И чем это кончится. Вон уже куришь. Кстати… – она отобрала сигарету и выкинула в пепельницу – А что дальше?
- Не твое дело – я начал заводится
- ЧЕГО?
- Прости… - пожалуй, я на пару секунд даже испугался, никогда не видел Аню злой и мечтал, что бы это время продлилось как можно дольше – Прости, пожалуйста.
- Ты ей нужен, но она не будет с тобой. Неужели непонятно.
Вот она женская логика. Бессмысленная и беспощадная.
- Если честно нет.
- Ой дурак, прости Господи…Слушай давай проще. Тебе с ней хорошо?
Я кивнул.
- А ей с тобой?
И вот тут-то я задумался. Терпеть мои выходки, и неизменно продолжать какое-то подобие отношений. Ради чего? Уж точно не ради моего обаяния или внешности. Нет. Не понимаю. Отказываюсь все это понимать. Но все равно утвердительно киваю. Я тряпка. Определенно.
- А тогда в чем вообще проблема?
Хороший вопрос.

 Вера штука сложная. Никогда не знаешь чему можно доверять, а чему нет. Хорошо, когда есть определенность в виде чего-то простого и не сложного для понимания. Вот как сейчас. Я верю только белому лучу фонарика, который не дает мне вляпаться в какую-то скверно пахнущую мочой лужу, или спотыкнуться о выбитую из пола доску. Пожалуй, этим я люблю Дозоры. Игра, где без веры во что-то определенное станет невозможно играть. Нельзя лазить по опасным местам, когда не уверен, что если вдруг какая ерунда, тебя подстрахуют. Сейчас все просто. Синяя строка из цифр и букв D и R, пока веришь в то что это есть все нормально, хотя бы ближайшие девять ночных часов. Почему вне игры все становится на несколько порядков сложнее?
Что-то шевельнулось, и я невольно сделал шаг назад, луч дрогнул, но тут же вернулся на прежнее место. На сооружении из тряпок и досок похожем на топчан, лежал какой-то бомжик. Я осторожно посветил на него, но тот даже не шелохнулся. Пусть лежит, у него свои проблемы и свои беды, раз дожил до такого состояния. Я равнодушен, адреналин убивает не только страх.
Следующая комната заставляет меня вздрогнуть. Нет, тут не было ничего ужасного или страшного, крысы не ходили строем, всего лишь подобие кладовой. Судя по тому что тут валялись разбитые детские шкафчики, раскуроченный пианино, детали которого валялись по всей комнате, да постаревшие и заплесневевшие штуки, отдаленно напоминающие игрушки, сюда просто все стащили как в самое большое помещение. Я понял, почему на меня давит это место. Его просто забросили, в силу каких-то причин. Они могли быть вескими, а могли быть и глупыми, не важно, зато все как у людей. То что не нужно обычно забрасывают, ведь в любой момент можно вернутся, снести и воздвигнуть заново. Только садик будет не тот. И шкафчики будут другие, и даже это пианино зазвучит по-новому. Когда что-то бросаешь, не стоит думать, что вернешься на то же место.
Кто-то дотронулся до плеча.
- Ох мать твою етить… - я шарахнулся чуть ли не в другой конец комнаты, и только после этого обернулся.
Похоже, Саня пожалел, что не окликнул голосом, потому что сам очутился в другом углу.
- Ты б… того… нервы полечил
- Взаимно… – я глубоко вдохнул, что бы успокоится и тут же пожалел, смрад явно не собирался жалеть мое обоняние.
- Мы нашли все три. В другом крыле.
- А… - у меня будто камень с души упал, дальше идти не придется.

 - Я, похоже, уже пьяный…
- Грустно, а до награждения еще полчаса. Быстро же ты нарезался. Ребята минут через двадцать подойдут, а мы тут с тобой… Ептыж нафик. Сказала же - не кури.
Вторая сигарета отправилась в пепельницу.
- Ты что-нибудь придумаешь? – я виновато улыбнулся.
А что еще оставалось делать? Только улыбаться… И чем больше вины и печали в улыбке, тем меньше шансов с утра получить по голове.
- Куда же я денусь… - Аня вздохнула и потрепала меня по волосам – Я ж Кэп. А ты пьянь. Что другие команды-то подумают?
- А нас рать…
- Идиот – она скорее констатировала, нежели пыталась пошутить – Ты же уже все понял и без меня, тогда к чему весь этот разговор?
- Осознание… - я приподнял голову со стола – Не есть понимание. Да. Теперь понял. Да. Хочу спать.
И уснул.

 Мы стояли около машины и смотрели как пять белых лучей, скользят по окнам и стенам бывшего дет. сада. Интересно ради чего играют они? А ради чего играют те, кто со мной рядом? Как-то никогда не спрашивал. Наверное, это не писаное правило, не дающее людям лезть друг другу в душу.
Заброшенный и никому не нужный. А ведь когда-то его любили и приходили туда каждый день. Детский смех и улыбки взрослых. Я думаю, будь у этого здания душа или что-то вроде нее, он бы не был в обиде, ведь было время.
- Лех, угости что ли… – я потянулся к его пачке, тот подозрительно посмотрел на меня, но возражать не стал, молча протянув зажигалку.
Тактичность – это одно из главных преимуществ разумных существ.
Телефон тренькнул – это пришел следующий адрес, а я вдруг понял, что люблю Ксюшу. Хотя и знаю, что все скорее всего кончится как и с этим детским садиком.