Чарующий взгляд его глаз заставляет трепетать многих… Его голос покорил сердца… Итак, это он – Джеральд Батлер.
Ж: Джерри, вы сыграли две такие потрясающие, но разноплановые роли – мрачный Эрик, Призрак Оперы, и симпатичный «папаша на прокат» из «Дорогого Фрэнки»… Какая из ролей вам ближе?
Д: не могу сказать однозначно, но в каждом есть я – это точно.
Ж: Какая роль была наиболее тяжелой я не спрошу – Призрак считается одной из самых сложных мюзиколовых и театральных ролей…
Д: Да это так, но это было весело…
Ж: Вы ведь не профессиональный актер? Вы же юрист?
Д: да, я юрист, но не думаю, что тот, кого я буду защищать, получит помилование… Корявый из меня юрист! Я учился на юриста. Я занимался правом пять лет. Я был даже президентом юридического общества в университете Глазго. Я стажировался в преуспевающей юридической фирме в Шотландии. Кроме, этого я ж еще и запойный алкоголик (смеется).
Ж: Как вы оказались Призраком Оперы?
Д: Мой агент позвонил мне и спросил, умею ли я петь. Я сказал ему, что пел в группе, а он спросил вроде: «Можешь ли ты петь, как Призрак Оперы?» - «Зачем?» - «Потому что звонил Джоэл и спрашивал, умеет ли Джерри петь». Джоэл увидел меня в «Дракуле». Таким образом, работа в подобном фильме, может сослужить свою службу (смеется). Он немного знал о моей жизни и видел разные составляющие моей работы. Он сразу сказал, я хочу, чтобы ты был моим Призраком, если ты сможешь петь. Вот дословно, как это было. До этого я ничего не знал. Я чуть не врезался в косяк, когда узнал о прослушивании… Нет, все же врезался… но потом, когда узнал, что получил роль!
Ж: Вы прослушивались у самого Маэстро, т. Е. у Уэббера? И как?
Д: Возможность выступить перед Уэббером казалась очень пугающей в тот момент. До тех пор я действительно размышлял, смогу ли я это сделать или нет. Смогу ли я спеть, вытяну ли? К счастью, все прошло хорошо. Весь процесс был веселый. Веселый, значит, рвать на себе волосы, угрожать напасть на музыкального директора, разбить стулья о стену, это весело, это часть творческого процесса. Было так. Я вошел и почувствовал, как мне становится плохо… Ну, я болею за кельтскую футбольную команду, которая вышла в полуфинал Европейского кубка, это был первый раз за много лет, когда они так продвинулись. Я пошел на игру в Глазго накануне прослушивания со всеми моими бешеными друзьями оттуда (из Глазго), которые вопили во всю мощь их легких целую ночь, а я должен был сидеть и хлопать в ладошки, чтобы сохранить мой голос, потому что я на следующей день должен был петь для Уэббера в Лондоне. Я не волновался. Я рассматривал эту вещь, как нечто нормальное, потому что было бы не сообразно, если бы они приехали ко мне сюда. Зато когда проходило само прослушивание, была настоящая нервотрепка. Когда звукорежиссер Саймон Ли начал играть на пианино в гостиной Уэббера, а Джоэл Шумахер сидел прямо напротив меня с широченной улыбкой, потому что изначально знал, что я пройду. Эндрю сидел позади, рукой подпирая щеку. Я вдруг подумал, а какого черта, я, вообще, сюда приперся? Бежать захотелось жутко… Я в жизни не учился петь и, вообще, все это мне не знакомо. Моя правая нога начала дрожать, я, честно говоря, не мог это контролировать, а Саймон Ли начал яростно играть на пианино, драматически вздыхая. Я еще подумал, Что, вообще- то, я один тут волнуюсь. Он мне потом объяснил, что пытался мне показать, что дышать тоже нужно иногда. Я спел… потом еще раз спел… А потом понял, что мне нравиться! Джоэл потом заметил, что я был хорош…жаль пришлось все портить гримом! (смеется)
Ж: Ну а что же Призрак? Какие у вас с ним были отношения?
Д: Сугубо профессиональные! Нет, мы с ним сдружились… Но на первых порах я был новичком – ничего не знал и каждый раз жутко боялся… Аппетит приходит во время еды… Вот так и здесь… Азарт пришел во время съемок, кажется, сцены Маскарада… Красный цвет меня всегда бодрит (смеется)
Я провел много времени в таинственной атмосфере фильма. Здесь присутствовали как эмоциональная сторона, так и технический аспект. Я люблю эту работу. Я часто работал в области, которую ненавидел, поэтому я пользуюсь возможностью работать с полной отдачей и совершенствоваться. Что касается пения, никто не смеялся надо мной, и я не смеялся над собой, но я много работал. Я был изумлен, как быстро я схватывал, но это были решающие десять процентов, которым я научился за 15 месяцев. Вот что стало наградой к концу процесса. Вы не закончили то, о чем думали, что сможете сделать. Вы закончили то, о чем вы думали, боже мой, я не могу это сделать. Роль была изнуряющей и физически, и эмоционально. Призрак переживает безумие, страдание, потерю и трагедию. Для получения конечного результата, когда вы видите мое уродство, я вставал в 3 : 30 утра и отправлялся на пять или шесть часов протезирования. Потом я выплакивал все мои глаза, вопил и кричал, и, наконец, добирался до кровати в десять вечера настолько разбитым, что я не мог спать. Я не видел фильм целиком, но я знаю, что я сделал все, что мог. Я взволнован этим фильмом больше, чем любым другим, в котором я когда-либо снимался. Я думаю, каждый его участник совершенно, абсолютно уверен. Я видел десятиминутный предварительный просмотр, и это заставляет меня трепетать, и я не могу сдержать слез.
Ж: Что дало вашей игре (имеется в виду актерской) ношение маски?
Д: Мне приходилось носить маску и протез (имеется в виду, все эти приспособления для натягивания глаза) и сниматься с этим во время пения и движения и делать это так естественно, насколько возможно, чтобы зрители смогли приблизиться к ужасу Призрака. Из-за маски многое говорилось исключительно глазами. Я не хотел махать руками и быть излишне театральным. Мне нужно было понять, неудобно ли для меня ношение маски тогда, когда это было неудобно для моего персонажа. Из-за маски было много ушибов. Иногда она была такая липкая, что когда ее снимаешь, чувствуешь, словно ты отрываешь кусок своего лица, и у меня оставались ссадины (по всей щеке). Я страдал из-за моей роли. Но вознагрежадение было потрясающим – целоваться с Эмми было здорово! (смеется)
Ж: Что значит жить и дышать музыкой «Призрака Оперы»?
Д: Ну, у этого есть свои плюсы и минусы. Но если ты оставляешь себя ради этого мира и этого персонажа, этот период окружен дополнительными деталями одежды того времени, костюмами и музыкой. Если слушать ее постоянно. ты уступишь и позволишь этой музыке стать частью тебя самого. Тогда ты сможешь жить и дышать этим, то есть именно то, что я пытался сделать. Я превратился из кого-то, кто не может петь, в кого-то, кто не может говорить. На протяжении длительного времени я только и делал, что пел. Я помню, у меня были серьезные проблемы с разговорами. Было забавно смотреть на толпу из массивных ребят с татуировками, возможно даже с бульдогами дома, штукатуров и плотников с этими их бочками и прочим добром, ходивших вокруг студии и напевавших «Past the Point of no Return» и насвистывающих «Masquerade», потому что они постоянно слышали эти песни. Ведь есть вещи и похуже в твоей голове.
Ж: Что было самым сложным в вашей роли?
Д: Петь было сложно. Я начинал как актер, который исполнял эту роль, но всегда рассматривал стихи как диалог. Но это был эмоциональный путь, который он должен был пройти, и выразить его чувства было более важно, чем просто спеть прекрасную песню. Когда видишь его спор в бешенстве и ярости, это были пять недель непрерывных съемок с 3-4 часами сна в день. Я ложился спать около 10 вечера, не спал до 11, а потом вставал и одевал все протезы на лицо часов по пять, чтобы быть готовым к трем утра.
Ж: роль папаши? Как она вам? И что же это за кино «Дорогой Фрэнки»?
Д: Мне не нужно было много готовиться к роли в «Дорогом Фрэнки». Я знал это. Я прошел все это. Отца ведь у меня не было (комментарий переводчика: сирота казанскаааааая!) Для меня это было все равно, что влезть в пару удобных, давно разношенных ботинок. Это история маленького глухого мальчика, Фрэнки и его матери, блестяще сыгранной Эмили Мортимер. Мортимер сбежала от жестокого отца Фрэнки, но она создает фантазию для ее сына. Она сообщает ему название реального судна и говорит, что его отец - моряк и даже пишет письма от этого воображаемого отца, и посылает их по почте. Фрэнки (сыгранный Джеком Макелхон) отслеживает путь судна по миру, и когда оно заходит в док Шотландского города, в котором живет их семья, он естественно ожидает его визита. Мортимер нужно найти для него отца на один день. Тут и появляется я. Красиво так появляюсь! Обман налицо. Кроме всего прочего, доведенная до отчаяния мать, пытающаяся в столь короткий срок найти замену отцу мальчика, неизбежно получила кого-то похожего борца сумо в обхвате и ростом с белоснежкиного гнома. Вместо этого - задумчивый я ростом 6 футов и 3 дюйма в спортивной кожаной куртке а-ля Элвис - попадает к ней в руки. Как будто. И если буквальная правда «Дорогого Фрэнки» натянута, то эмоциональная правда крайне убедительна. Мы хорошо знали, что мы должны держаться подальше от слащавости и чрезмерной сентиментальности. В целом, нам это удалось.
Ж: Правда, что Аудитория фильма на Каннском фестивале страдала «синдромом мачо» в меньшей степени. Фильм приветствовали одобрительными возгласами, ему аплодировали стоя, это было настолько неожиданно,
Д: Да, это так… Но я сомневаюсь, что что-либо в моей карьере заставит меня почувствовать себя так снова.
Ж: Вас привлекал это роль, потому что вы сами росли без отца?
Д: Да… Точно… Это был действительно очищающий опыт. Это была одна из самых легких ролей, которые я когда-либо играл, потому что я так естественно себя чувствовал, я прекрасно понимал, что происходило. Я действительно чувствовал характер героя и делал все, не задумываясь. Каждая сцена была именно такой, как я надеялся и представлял. Есть сцена, где Фрэнки убежал, и я проигрывал ее снова и снова в своей голове, словно прокручивая ленту с моим личным кинофильмом. Я знал эту сцену: кто где стоял, кто что чувствовал. Иногда мне больно, если действие происходит не так, как я это себе представлял. Я сказал: «Они должны стоять здесь и здесь и здесь... Я просто очень сильно чувствовал, каково должно быть физическое воплощение этого. Я так много раз видел это в моих мыслях, как она говорит: «Фрэнки, это твой папа», и он поднимает глаза. Это каждый раз берет меня за душу.
Ж: Весь фильм раскрывается в выражениях вашего лица. Вы говорите так эмоционально, что становиться трудно распознать, говорите ли вы о себе или о Фрэнки. Вероятно об обоих.
Д: Потому что это ребенок, и когда вы думаете о себе в те прекрасные мгновения детства, вы чувствуете себя такими уязвимыми и незащищенными. И этот маленький мальчик не просил об этом. Что он кому-нибудь сделал? И внезапно он оказывается в положении, когда ему говорят: «Это твой папа. Вы воображаете его поднявшим глаза и размышляющим - о чем он думает? И я думаю о годах, когда я задавался вопросом: «Где мой папа?» Не поймите его неправильно», - Это не сломало всю его жизнь, отсутствие отца. Но это преподавало ему урок.
Ж: Как вы жили до кино и театра?
Д: Никак! Я был псих… неуровнавешанный… Я пил… много… Я однажды перепрыгивал со столба на столб на крыше 46-этажного здания. И я буквально висел, пьяный на перилах круизного судна в пять утра и пел «Мы плывем». Они хотели выкинуть меня следующим утром. Проблема была в том, что я потратил годы, создавая жизнь, которой он на самом деле не хотел жить. Я был несчастен. Я возвращался домой и считал часы до того, как мне нужно будет вернуться на работу. Я не мог спать. Когда мне было 16, у меня были ужасные приступы паники, подобные умиранию. Я ожидал столь многого. В 24 года я думал, что смерть могла бы быть освобождением. За неделю до получения квалификации меня уволили из юридической фирмы. Мне было сделано предупреждение, и я просто... выходные и... (пауза)- Я едва ли был таким человеком, который мог бы удовлетвориться правилами кодекса поведения и честности. Подобраться к цели так близко и быть уволенным, это звучит, как преднамеренный саботаж: я не хочу делать это, но я не могу сказать так, так, пожалуйста, увольте меня. Возможно, - говорит он. - Точно так. Я претендовал на то, чтобы быть этим юристом в очень традиционной эдинбургской фирме, но я чувствовал себя, как маленький мальчик из Глазго, который был в море и едва мог наскребать себе на еду, уже не говоря о ведении дел с клиентами и выполнении сложной юридической работы
Я однажды слышал, как один парень сказал, что вы не можете сожалеть о чем-либо до дня своей смерти, потому что только тогда все встает на свои места. День, когда я был уволен, был худшим днем в моей жизни, но сейчас я думаю, если бы этого не случилось, где бы я был? Был бы я жив?На следующий день после увольнения я уехал в Лондон, чтобы начать свою актерскую карьеру, начав с небольшой роли в «Кориолан». Я остался ни с чем после всех тех лет обучения, так почему бы не устремиться к звездам! (примечание: Батлер больше не пьет. Но есть у него одного пристрастие - он курит 60 сигарет в день, и на день после этого интервью он назначил свою 26 попытку избавиться от этой привычки. Работа актера также стала его пристрастием. «Я натура очень увлекающаяся, и, к сожалению, я пристрастился к своей работе. Я люблю играть - и это здорово - но это не решает проблему. Как актер, Вы окружены людьми. Но это часто новые люди на каждой новой съемочной площадке. Отношения трудно поддерживать». )
Ж: У вас есть лучший друг?
Д: Да, такой же как я… Мы плачем (комментарий: плачут? Джерри плачет?) от романтичных фильмов и у нас высокие романтичные идеалы. Но на самом деле это все чепуха. Я уверен, что найдутся несколько бывших подружек, читающих это и думающих, да, ты совершенно прав, приятель (смеется). Но мне бы хотелось стать отцом однажды. Бывают моменты, когда ты думаешь, Боже, было бы здорово иметь малыша».
Д: Когда вы слышите слово «отец», что вы при этом чувствуете?
Д: (Он выдыхает медленно, глубоко, словно с этим дыханием он мягко выпускает свои мысли. Следует долгая пауза. ) Я не... я даже не... слово «отец» вызывает у меня чувство, но я не знаю, как выразить его словами. Вы почти хотите начать описывать функции отца, но у меня на самом деле никогда не было настоящего отца. У меня замечательный отчим, но настоящего отца я не знал. Слово «отец» заставляет меня чувствовать что-то. Оно заставляет меня чувствовать что-то, но я не знаю... я думаю почти... страдание.


Это более серьезное интревью… Даже слезы наворачиваются…