Обнаружила в интернете стихи неизвестного пока ещё автора: прониклась... Может, и вас они порадуют?;)
ЙОЛЬ ШВЕДСКАЯ ЛЕГЕНДА (ИЛЬЯ МАСЛОВ)
1.
То было немало столетий назад -
а сколько, никто не сумеет сказать.
Стояла зима, и Свея спала,
метель хороводы над нею вела,
и только один Океан лишь седой
на скалы бросал за прибоем прибой,
тоскуя по бегу лодей по волнам,
по скрипу снастей и по грозным боям.
...Разбужен дремавший в снегах Треннелаг
ударами гонга и лаем собак:
несут в небеса весть колокола,
что конунг Харальд принял веру в Христа.
Он Сигурда - ярла тот час же призвал
и к дочери Сигурда свататься стал,
к Раннвейг, знаменитой своей красотой:
"Что, дочке твоей будет плохо со мной?"
Но ярл отвечал ему: "Конунг Харальд!
Быть может, я браку сам был бы и рад,
но выпало дочери жрицею быть
и в роще священной обряды творить.
И прежде, чем будет знаменье дано
Раннвейг, чтоб сменила своё ремесло
на дом, на замужество и на детей -
нет воли и власти отцовской над ней!"
Но лишь рассмеялся на это Харальд:
"На душу Раннвейг покушается Ад!
Коль ты, ярл, покорствуешь лживым Богам,
то я твою дочь в рабство им не отдам,
не будет она зейд творить средь снегов -
со мною она вступит в брак во Христов!
А коль мне противиться будешь, так знай -
от Бога дан людям любой государь,
и коль непокорством себя осквернишь,
от стали падешь там, где ныне стоишь!"
Сверкнули у ярла седого глаза:
"Раннвейг ты позоришь, позоря отца -
в тебе не любовь, но лишь похоть живёт:
я дочь не отдам тому, сердце чьё - лёд!
Меня твои воины могут пленить,
а коль пожелаешь - и вовсе убить,
но бойся же скорого гнева Богов:
они не привыкли щадить подлецов.
Ты их оскорбляешь - и горе тебе!
Задумайся, конунг - ведь Йоль на дворе...
Сам Один со свитой несётся в полях,
и знает он все, что творится в сердцах!"
Нахмурился конунг, глаза он отвел...
Но в это мгновенье епископ вошёл,
который крестил и Харальда, и хирд:
"Язычеством, конунг, в сем зале смердит!
Еще за дверями я слышал, как ярл
тебе гневом бесов своих угрожал -
потерпишь ли ты нечестивую речь?
Ведь снять за нее мало голову с плеч!"
"Заморская мразь!" - крикнул Сигурд тогда -
"Всю Свею уже ваша ложь оплела -
посмотрим как ты защищаешься сам,
а дочь вам свою никогда не отдам!"
Рванулся к епископу ярл, и клинок
его пред священником воздух рассек,
но тот отшатнулся. Со всех же сторон
уж слышался лат и оружия звон:
то стража сбегалась. Ярл понял, что здесь,
в неравном бою, встретит он свою смерть,
и к Одину, к Тору и к Тюру воззвав,
он меч свой тяжелый сжал тверже в руках.
Рубился он долго, и многих убил,
но вот и его вражий выпад сразил -
упал Сигурд-ярл, и жестокий Харальд
к нему подошел: "Убирайся же в ад,
отродье языческой тьмы и греха!
Твой Один со свитой прискачет когда,
ему обеспечу такой же приём,
и будет тогда Сатана посрамлён -
ему ль устоять против веры в Христа?
А дочь твоя нынче же станет моя!"
2.
Раннвейг Златовласой прекраснее нет -
хоть Свею объедь, хоть объедь и весь свет:
Её синих глаз светозарный костер
подобен лишь глади финнмаркских озёр,
а волосы - будто бы Солнца лучи,
светло рядом с девицей даже в ночи.
А стан её тонок, как стан у берёз,
а кожа чиста, как дыхание гроз,
своей белизною подобна снегам,
слегка розовеющим по утрам...
По Йольскому снегу она босиком
бежит, за собою оставив свой дом,
зарубленных братьев, дружину отца,
что приняла смерть, как велели сердца -
должно быть, Харальд уже мчится за ней!
Хотя как найти след в такую метель?..
Ее же по снегу лишь сердце вело,
и путь выбирало одно лишь оно -
туда, где жил средь неприветливых скал
Ральф Кнутсон, прославленный хевдинг и ярл.
В свои двадцать лет много он повидал:
не раз он водил через море драккар,
в бою бился он лишь в передних рядах,
и в сердце отважном не знал, что есть "страх".
Ярл обнял Раннвейг, усадил к очагу...
"Харальд поступил, как прилично врагу,
а вовсе не конунгу. Смерть и позор
предателю, что затуманил твой взор
слезами о братьях, о смерти отца!
Заставлю его заплатить до конца -
дружину свою подниму и народ:
а там мы посмотрим уже, чья возьмет!"
"Любимый!" - вновь слезы в глазах у Раннвейг -
"Ты храбр и могучь, но ведь ты - человек.
Коль пасть предначертано в битве тебе,
одна я останусь на этой земле!"
Вновь обнял любимую Ральф и сказал:
"Держал бы в объятьях и целовал
тебя я всю жизнь, обо всем позабыв...
Но тот не мужчина, страшится кто битв!
Лишь тот, кто способен врагу отомстить -
имеет он право красавиц любить,
защитою быть им в опасности час,
чтоб слезы вовек не лились из их глаз!
И я... Слишком сильно люблю тебя я.
Седлай же коней, о дружина моя!"
И вскоре вдали сгинул топот копыт:
умчался за Ральфом вослед его хирд.
Раннвейг же плеснула меда в очаг,
и стала за знаком чертить она знак
пальцами в воздухе перед собой,
к древним Богам обращаясь с мольбой:
"Враны и волки, вас я скликаю -
тем отнесите, к кому я взываю,
горькие слезы мои и мольбу,
ненависть к веры исконной врагу,
к лживому гаду, к убийце людей,
место которому - мрачная Хель!
Вас заклинаю, древние Боги
ночью, в которой брела без дороги,
кровью отца, кровью братьев моих
и честною кровью воинов их,
к Ральфу любовью, похожей на боль,
Свеей - родною моею землёй,
морем, лесами, скалами, небом,
сталью и бронзой, златом и хлебом,
телом Имира, кровью Борея -
Ральфу на помощь идите скорее,
пусть его меч будет в битве могуч,
конь будет быстр, словно солнечный луч,
щит будет крепок и крепок доспех,
пусть его ждет в этой битве успех,
пусть он вернется снова ко мне,
Харальда же кровь пусть течет по земле,
чтобы увидела Свея моя
Одина силу и слабость Христа!"
3.
Знаки недобрые ждали в пути
Харальда, что с войском решился идти
навстречу восставшим, которых вёл Ральф -
впрочем, уверовал конунг, что прав,
и потому даже не посмотрел,
что им в лицо дует ветер с морей,
словно не слышал он воя волков,
что из-за дальних был слышен снегов...
Трижды споткнулся конунгов конь,
но ненавистник древних Богов,
веруя в силу и милость Христа,
принял решенье идти до конца.
Встали два войска на поля краях -
многим остаться придется в снегах.
Битва нелегкая воинов ждет:
следом за Ральфом идет весь народ,
но у Харальда, по конунга праву,
воинам хирда на свете нет равных -
трудно заранее будет сказать,
кто победит и кому отступать!
Ветер вдруг стих, и жестокий Харальд
кривнул врагам: "Всех отправлю вас в Ад!
Пасть вам за бабу, за Ральфову страсть -
вот для чего он вас вел умирать!
Да за поганых за идолов он
вас вел, бесовством своим ослеплён!
Где ваши Боги! Я видеть хочу,
кто из них вызов бросит мечу,
что за Христа я сжимаю в руке?
Кто же из них?.."
...Дрожь пошла по земле,
встали стеною от ветра снега,
землю покрыла полночная тьма,
взвыла поземка, и средь зимних туч
гром раскатился, суров и могуч.
Всякого дрогнула в миг тот душа:
конного войска поступь слышна!
И из клубящейся снежной стены
двинулись рысью свободной полки
в черных плащах, в вороненой броне,
в призрачном, зеленоватом огне.
Сразу готовы вступить они в бой!
Вел за собою их конунг седой,
ехал он на восьминогом коне,
отблеск зарницы играл на копье.
Дрогнул Харальд, ужаснувшись тогда -
глаз лишь один у того старика!
Плащ его реял, как знамя побед -
и мертвые воины ехали вслед.
Встали они из курганов своих,
чтобы их землю не взяли враги,
чтобы не пели предкам в хулу
заморскому Богу в Свее хвалу!
Грозно вскричал седовласый вожак:
"Ты ль вызывал меня, Истины враг?
Вот - я пришел, и дружина - со мной:
пусть грянет бой - и безжалостный бой!
Видишь, Харальд, кто за мною идёт?
Воины прошлого: там и твой род -
ныне они отреклись от тебя,
ныне им смерть твоя только нужна!
Там и погубленный Сигурд - смотри:
ты его бросил собакам в крови,
но ты сгубил только тело, не дух -
Сигурд со мною, как витязь и друг!
Так защищайся, конунг Харальд:
жил ты как раб - хоть умри, не как гад.
Нету пощады пришедшим с тобой:
многим несли они гибель и боль.
Скоро слетится на пир вороньё...
Знай же, Харальд - Один имя моё!"
Сотни копыт взрыли снег, как песок,
вслед за клинком к небу взмылся клинок,
павших героев загробная рать
к войску Харальда неслась - убивать.
Йоля метелица вновь поднялась,
снег превратился в кровавую грязь,
и повалился Харальд из седла,
насмерть сраженный ударом копья...
Битва закончилась быстро, как сон,
стихли лязг стали, удары и звон.
Один приблизился к Ральфу и рек:
"Время, как видно, меняет свой бег.
Будешь ты счастлив с женою своей -
много в семье твоей будет детей!
Если же сердце твое жаждет битв -
к Свену Форкбьерду ступай, в его хирд:
верен он предкам и древним Богам,
грозен он их вековечным врагам -
там ты стяжаешь и славу, и честь!"
И не успел Ральф еще произнесть
слова в ответ, как пропали из глаз
Один и воинство мёртвых тотчас,
словно не шёл здесь безжалостный бой...
Так в Треннелаге закончился Йоль.
http://www.stihi.ru/poems/2005/12/22-1601.html
БАЛЛАДА О ЯЗЫЧНИКЕ
В вековечной глуши, где шумит и вздыхает бор,
старый воин решил отдохнуть и развел свой костер.
Он сидел неподвижно, и в пляске огня и ветвей
он как будто опять видел кровь и бесчинства князей...
Ими вертят чернявые греки-попы, как хотят,
на своих же, на русских, гоня за отрядом отряд,
разоряют селенья, как будто лютейшим врагам,
тем, кто верен остался прадедовским старым богам.
И пощады не жди, и о милости их не проси:
нету Правды отныне на некогда светлой Руси!
Лишь в лесах схоронившись, возможно меча избежать -
жить в землянках, да волю безумных князей проклинать.
Воин сжал рукоять - меч прошел не одну с ним войну...
И услышал он глас, из чащебы взывавший к нему:
"Из восточных степей, от далекой китайской стены,
мчатся конные тысячи дикой татарской орды.
Не сегодня, так завтра пойдут они Русь разорять -
выходи, русский воин, свой край от врага отстоять!"
И со злостью воин задвинул в ножны свой меч:
"Мне ль князей, да бояр, да попов ты прикажешь беречь?
Где та Русь, что когда-то отец наказал мне хранить?
Ее греческий Бог до татар уж успел разорить!
Сожжены города и зарублены наши волхвы,
непокорного кривде клеймят, как слугу Сатаны,
Красоту наших жен, наши песни и славу побед
объявили грехом и пороком - Руси больше нет!"
Но ему возразил из чащебы стенающей глас:
"Русь жива, ведь дух русский покуда еще не угас!
Синеглазое племя однажды поднимет свой меч:
не родившихся воинов должен ты ныне сберечь -
и коль русская кровь в поколениях будет жива,
Русь поднимется снова, отвергнув обманы Христа!"
Не ответил чудесному гласу язычник тогда.
Погасил он костер, подозвал он свистом коня,
облачился в доспехи, на голову шлем он надел,
и помчался к Восходу, где первый луч солнца затлел...
***
В стольном Киеве воинов спрашивал киевский князь:
"И откуда в вас сила и доблесть такая взялась?
Ведь никто прежде вас не сумел тех татар одолеть,
коль встречались мы с ними, так всякий сулил себе смерть!"
Воевода ответил: "То страшная битва была:
кого меч пощадил, того вражья сразила стрела.
Уж прощались мы с жизнью, и кровь застилала глаза...
Но нежданная помощь из леса тогда к нам пришла!
Некий витязь отважный из чащи помчался вперед:
его взор так сиял, как сияет мерцающий лед.
С громким кличем "Ура!" он врубился во вражьи ряды -
кто вставал на пути, ни один не сносил головы.
И тогда мы, забыв про усталость, про раны и боль,
в бой помчались - нас витязь тот вел за собой.
И бежали татары, кибитки свои побросав -
басурманская кровь застывала на наших клинках...
Но когда их остаток вдали бесследно пропал,
тот таинственный воин мертвым на землю упал.
От полученной раны, сражаясь, он кровью истек,
не узнали мы, кто он - шагнувший за смерти порог!
Ради нашей победы пожертвовал воин собой."
"Кто же он?" - князь промолвил - "Должно быть, великий святой?"
Воевода ответил: "Не знаю таких я святых,
и не слышал я прежде о воинах о таких.
Но сиял на щите его красный изломанный крест,
и когда он упал, то заплакала чаща окрест.
Он, бывало, врагам по три головы сразу срубал...
И - прости меня, князь! - но к Перуну в бою он взывал."
Помрачнел князь, и долго он молча сидел,
и невидящим взором на крест над дверями глядел...
И промолвил: "Отныне вы так вспоминайте тот бой:
мол, пришел на подмогу в бою к вам Егорий святой.
Мол, на небо вознесся он после, а не погиб,
и, мол, видели вы, как над шлемом сиял его нимб!"
***
...Там, где вечно бегут в неизвестность стада облаков,
выше сосен столетних, и выше горных снегов,
по туманам, по радуге, будто бы по земле,
ехал воин славянский на верном красавце - коне.
Ехал в синюю Сваргу, в небесную светлую Русь...
Но терзала героя земная и плотская грусть:
как он сможет в Раю пировать и славить богов,
если там, на земле, льется красная русская кровь?
И воскликнул он: "Боги! Назад отпустите меня!
Мне напиток Бессмертия горек, коль стонет родная земля!
Молодильные яблоки черствы, и Вечность - не радость, а боль,
коль на русских идут басурмане с огнем и войной,
Коли рыцари - псы разоряют и губят славян,
коли Правда и Честь уж неведомы нашим князьям!"
Грянул гром - взор героя неведомый свет вдруг затмил...
...А потом он проснулся в своей колыбели, и мама склонилась над ним.
http://www.stihi.ru/poems/2005/04/18-689.html