Снова и снова хлопая дверью дома, выбегаю на улицу в раздражении. Как будто несколько дублей подряд сразу. Я иду по проспекту Жирного Города. Иду по шоссе, которое….ну нет! Не буду я этого вспоминать. Я буду идти , идти…вколачивать пятками свои неудачи в избитое ,(но ведь не только же мной одной!), тело земли.
Я в какой-то сельской местности? Вижу высокий одноэтажный дом. Я прохожу по дорожке к дому мимо собачьей будке, когда-то выкрашенной в желтый цвет. Чуть не споткнулась о миску с …наверно, это суп. А рядом с миской поблескивает ложка.
Вздрагиваю от внезапного рыка: из будки выскакивает….девочка. Ей, может быть , лет 8. Если вы подумали, что это изможденный бледный ребенок, вы ошиблись: вид у нее вполне цветущий. Она некрасива, но и правда напоминает щенка с толстыми лапами, прижавшегося одной щекой к земле – игра! Потом, фыркнув, берется за ложку и ест суп, все также на четвереньках.
- а почему ложкой? – со смешком спрашиваю я.
Она не отвечает, мотает головой.
- ты…живешь здесь? – киваю я на будку.
Девочка отвечает подумав и пожевав: - моя собака умерла.
И голос ее неожиданно низкий. Женский голос.
А я думаю, что у нее и не было этой собаки.

- А ..а зимой ..как же?….- спрашиваю это и чувствую, что разговор не клеится. Она видит меня насквозь. Но в то же время не напряжена и даже как будто довольна происходящим.
- Зимой? – она улыбается, чуть опустив уголки глаз. И глаза обращаются в тарелку. Аудиенция окончена.
Я стучу в дверь непонятного одноэтажного строения: вероятно, внутри очень высокий потолок. Как в церквях. Дверь мне не открывают. Откуда-то из-за дома выходит женщина, худая, очень старая и очень красивая. Тебе что-то нужно. Я принесу тебе воды. Я мотаю головой. Я вдруг понимаю, что мне очень хочется войти в этот дом. Не просто хочется, а затягивает. В глазах встают оранжевые пятна:
- пусти меня в дом!
- Нет. Я никого не пускаю. – она говорит это совершенно спокойно и свободно.
- А что в нем? – я вцепляюсь руками в ворот своего свитера, мне плохо, я не понимаю, что, что происходит. Почему все такое серое с какими-то неожиданными оранжевыми и отвратительно-лиловыми пятнами!..
- Он пуст.
- Тогда почему?…
- Именно поэтому.
- А девочка?
- Она живет в собачьей будке.
- А зимой?
- Зи-мой?….(те же удивленные глаза, что и у девочки), не знаю…может, в лес убегает?.. (это она шутит так?)
А если я…куда же я пойду? Озвучиваю эту мысль хозяйке небольшого, но почему-то высокого дома.
- Здесь церковь была. Но я неверующая. А место хорошее. Купола теперь нет, видишь? Получился такой высокий и светлый дом, - радостно и гордо говорит она. – тем же тоном: а ты уходи , нам тебя не надо.
- Куда? Мне? Идти? - это не крик. Это слова выходят каждое отдельно с посылом просьбы и упрека. – мне сказали, что здесь живет моя мать.
- Ее здесь не было никогда. Иди. Здесь рядом дом священника. Там никто не живет. Но ты можешь и не войти туда.
Повернувшись от двери, я вижу, как от будки невысоким, но длинным прыжком преодолевает тропинку девочка и исчезает из виду.
- Значит, скоро зима. – говорит за моей спиной женщина.

Я иду опять. А воздух светлеет. Среди мокрой травы вырастает дом. Петербургский. С окнами и желтым облаком неба, приклеенным к крыше. Это дом кота, я помню! Я часто ходила мимо него по утрам и переглядывалась с Котом. Он, наверно, тоже никого не пускал в дом, пришло в голову. потом я про него забыла и дом в отместку пропал. Не могла я найти на набережной дом Кота. А он здесь скрывается в таких случаях. В случаях забвения?