Надежда, в большинстве своем, штука жестокая, иногда очень вредная. От нее болит, она царапает, она живет даже тогда, когда разум уже отмел все доводы за и раз за разом подсовывает доводы против, пытается убить ее или заставить хотя бы просто уйти. Она делает из человека мазохиста, он наслаждается этими больными моментами прихода надежды, когда она давит по живому, еще не остывшему и кровоточащему. Она часто дает пустые обещания, которые резко диссонируют со знанием, от чего становится еще больнее. Она - глумящаяся, злая тетка, заставляющая жить нечто в душе, вместо того, чтобы дать этому чему-то умереть и позволить самому человеку жить дальше. Строить новое. Стать счастливым. Она же - прекрасная, добрая фея, поддерживающая, удерживающая, дарящая сама себя.
Это с одной стороны. А с другой стороны - безысходность. Это когда надежда все-таки ушла, а сил строить новое пока не накопилось. Безысходность не так жестока, как надежда, хотя, часто кажется, что это не так. Безысходность может убить, надежда позволяет жить.
Сил на то, чтобы убить безысходность требуется гораздо меньше, по сравнению с количеством сил, направленных на убийство надежды, зато если справишься с безысходностью, можно опять же таки начать жить снова, а с уходом надежды может прийти либо та же безысходность, либо эта надежда окажется настолько живуча, что будет отравлять всю оставшуюся жизнь своими миазмами.
Мы никогда по своей воле не выберем безысходность. Надежда часто просто не спрашивает приходить ей или нет.
А есть еще чудесная штука - вера. И уверенность, ее младшая сестра. Они могут победить надежду с безысходностью, они помогают, поддерживают, дают возможность почувствовать жизнь и вылезти из темного, мрачного подвала. И дышать.