Он снимался в фильмах Франсуа Озона, Филиппа Гарреля и Михаэля Ханеке. Хороший актер и обаятельный человек Даниель Дюваль и сам неплохой режиссер. Его фильм «Путешествие Амели» номинировался в Каннах. Достоинства этого человека несомненны. К тому же он интересный собеседник, в чем я недавно смог убедится. Наш разговор состоялся во время недели французского кино, проходившей во Владивостоке в декабре этого года. [550x733]


Даниель, я знаю, что вы не только актер, но еще и режиссер. Скажите, как могут сочетаться две такие разные специальности в одном человеке?

Для меня они существуют отдельно друг от друга. Когда выступаешь в качестве режиссера, то в этой работе ты такой, какой есть на самом деле. Потому что в своих фильмах рассказываешь о своем собственном мире. А когда ты актер, то приходится передавать мысли и чувства других людей – создавать образ.

Но история кинематографа знает примеры синтеза и актерской и режиссерской роли в фильмах...

Это невероятно сложно – сочетать одновременно обе деятельности. Нужно быть очень эгоцентричным человеком, чтобы сочетать их в себе и в одном фильме. Когда режиссер – это еще и актер, его команде на столько же легче работать с ним, на сколько этому человеку тяжелее такое совместительство. Мне такое не удавалось еще ни разу. Я не эгоист и достаточно щедрый человек. Мне важнее найти хорошего партнера, с которым интересно и приятно работать. Идеи и мысли другого человека – это достаточный повод, чтобы не выпячивать свое «я».

И как вам работалось с Михаэлем Ханеке?

Это было великолепно. Мне приходилось иметь с ним дело дважды, и каждый раз было невероятно интересно сниматься в его фильмах. Мизансцены Ханеке невероятно точны и лаконичны. Между ними и его жизнью нет никакой грани – все настолько закончено и завершено, что добавить или отнять какие-то детали попросту невозможно.

А не было ли какого-то хулиганства на съемках фильма «Скрытое», где Ханеке – режиссер, а вы - актер?

Нет. Стиль Михаэля – лаконичность и точность. В то время как у Франсуа Озона есть такая специфичность – он немного притормаживает все эмоции в своих фильмах.

Во Франции, как признались представители «Юнифранс» российское кино известно больше как искусство арт-хаус, а смотрели ли вы какой-нибудь из коммерческих фильмов нашей страны?

Я человек, который не часто ходит в кино. Для меня более интересны вещи, которые связаны с людьми, с обществом, с какими-нибудь геополитическими изменениями. Поэтому искусство, которым я занимаюсь, - это особое удовольствие.

Если уж мы заговорили про общество, то хочется спросить про бурные две недели Парижа, которые будоражили мир в ноябре. Какова ваша реакция на беспорядки в пригородах столицы Франции?

Знаете, те дни были не такими уж страшными. Информация имеет свойство деформироваться на расстоянии. Я, к примеру, направляясь во Владивосток, искренне полагал, что здесь, как в Сибири – ужасная погода, дикие звери бродят по улицам. Конечно, это немного утрировано, но тем не менее... Так же, я полагаю, и до вас доходили новости. На самом деле, то, что происходило в Париже, не похоже на какие-то террористические акты. Это скорее скопление гнева африканцев, алжирцев, арабов, которые пытаются выразить свое отношение к сложившейся во Франции ситуации. Дело в том, что среди этих народов высокий уровень агрессии и негатива, чем среди белого населения. Да, я был свидетелем - само действо было ужасным, но все же не таким, как его показывают. Человек по натуре своей хищник и он всегда знает, что есть кто-то слабее его.
Помните горящие машины, которые постоянно показывали по телевидению? Обратите внимание, автомобили сжигали не в богатых районах. Они горели там, где жили те самые алжирцы, арабы и африканцы. То есть эти люди вымещали свое зло на себе.

Фильм Ханеке, кстати, многие называют откровением и предсказанием этих самых событий в пригородах Парижа.

Я считаю, без преувеличения, это кино именно таким. Возвращаясь к конкретике, к тем самым сожженным автомобилям, хочется сказать, что такое положение дел сложилось не сегодня. Недовольство зрело давно, и акты вандализма в виде поджогов были. Просто это было как-то немасштабно, разрозненно, а сейчас соединилось в одно целое. И возраст этих хулиганов, как известно, от 12 до 14 лет.
К тому же, недовольство высказывает часть населения, которая исповедует ислам. Во Франции сейчас очень яркая смесь культур. Я, например, наполовину итальянец и во мне сочетается демократичность и экспрессия. Чистокровных французов попросту нет. В нашей стране многонациональность – это уже сложившаяся структура. Возвращаясь к мусульманам, следует сказать, что очень сильное влияние на них оказывает исповедуемая ими религия. И в этом-то причина. Эти люди просто не могут принять в себя эту смешанную культуру Франции и остаются отделенными в силу своих религиозных убеждений. Думаю именно в этом, и заключается основа бунта.

Такие социальные переживания – богатый материал для искусства. Вы возьмете что-нибудь для себя, чтобы использовать в режиссерской и актерской работе?

Думаю, нет. Расизм, я считаю, не то, на чем стоит акцентировать внимание сейчас. Потребуется еще лет 30 или 40, чтобы произошли какие-то изменения и слияние культур, поэтому я не собираюсь как-то использовать этот материал в своих работах. Дело все в том, что теперь бедняки Франции заменены более низшим классом – эмигрантами и естественно, что такие перестановки еще не устоялись в конгломерате французского общества.

Вы социалист?

Скажем так, я отношу себя к левым.
Мой папа был коммунистом и воспитал меня в глубоком уважении к Советскому Союзу. Когда я был маленьким я слушал радио Москвы на французском, правда его часто перебивал американский канал. 30 лет назад, приехав в столицу вашей страны, мне было приятно сознавать, что я гуманист. Мой отец считал, что коммунизм, как и гуманизм – это что-то совершенное.

И вот сейчас, столько лет спустя, вы приехали не в Москву, а к нам во Владивосток. Какое впечатление он на вас производит?

Хоть я и не видел толком Владивостока, однако, сравнивая опыт тридцатилетней давности, когда я побывал в Ленинграде и Москве, могу сказать, что на меня произвела впечатление открытость ваших людей. То, что было в прошлом – какая-то напряженность, сдержанность – ушла, и это не может не радовать.

Николай Краснов.

Фото by rikandaсмотрите ниже